Я уже говорил о том, что вся проблема с болезней короля Луи XIV заключалась в том, что он сильно ушиб свою ногу во время охоты, на которую отправился девятого августа 1715 года. С того времени его нога сильно болела, а затем на ней появились явные признаки гангрены, которая началась со ступни и по голени ноги поползла вверх. Его лечащим врачом был лейб-медик Ги-Крессан Фагон, который был широко известен во Франции и в Европе, с ученым мнением которого считались все медицинские светила того времени. Так, вот этот научное светило медицины полагало, что ушибленную ногу короля, на которой появились явные признаки гангрены, можно и следует лечить промыванием желудка, рвотными средствами и кровопусканием. Это были три основных составляющих медицины того времени, которые применялись врачами в зависимости от состояния больного.
Молодой королевский лейб-хирург Марешаль практически чуть ли не с самого начала появления и развития этой королевской болезни определил ее, как гангрена, и в этой связи предлагал провести срочную хирургическую операцию. Но Ги-Крессан Фагон, главный лейб-медик короля, категорически этому противился. Называя Марешаля неучем и нехристем, он упорно продолжал делать королю веносечения и давать ему сильные рвотные и слабительные препараты. Но эти лекарственные препараты даже не приостанавливали течения королевской болезни, у Луи XIV нога все более и более опухала, омертвение кожи все выше и выше поднималось по ноге, все больше и больше на королевской ноге появлялись язвочки, явные предвестники гангрены. Течение гангрены сопровождалось усилением боли, но Луи XIV терпел и, следуя указаниям своего придворного врача Фагона, усердно молился господу богу, испрашивая ослабление боли!
Доведенный до отчаяния, лейб-хирург Марешаль дождался момента, когда он и мадам де Ментенон остались вдвоем в королевской спальне, он попросил у нее разрешения на то, чтобы лично с ней переговорить о болезни короля. Мадам де Ментенон была погружена в свои мысли, но она утвердительно кивнула головой, соглашаясь выслушать этого молодого человека, лейб-хирурга своего супруга. В тот момент Луи XIV находился в забытье и не слышал разговора придворного медика и своей супруги.
Марешаль подробно рассказал о симптомах заболевания и об опасности, которое таит в себе это заболевание — гангрена королевской ноги. Мадам де Ментенон внимательно его выслушала, а затем поинтересовалась, что нужно было бы делать в таком случае, как следует лечить ногу короля?! Марешаль без какой-либо подготовки сказал старой даме о том, что если сейчас ампутировать ногу, то жизнь короля Луи XIV будет спасена! На краткий момент он забыл о том, что в те времена его любимая хирургия во Франции считалась ремеслом, а не медицинской наукой. Ею часто занимались простолюдины, которые будучи цирюльниками, брадобреями брали в руки хирургический ланцет, вскрывали людям опухоли, резали поврежденные конечности. Только через пятнадцать лет хирургия как отрасль медицины будет признана во Франции.
Мадам де Ментенон очень внимательно выслушала все объяснения и пояснения Марешаля, а через некоторое время сильно вспылила и очень резко его отчитала. Она посчитала, что этот молодой хирург не может знать в медицине и разбираться в болезни короля больше, нежели такое светило медицинской науки, как Ги-Крессан Фагон. Напуганный таким нервным надрывом мадам де Ментенон, лейб-хирург Марешаль замолчал и больше не поднимал своего голоса о неправильности лечения короля Луи XIV. Таким образом, был не использован единственный шанс, излечить короля Луи XIV, позволить ему прожить еще несколько лет.
К слову сказать, в пятницу 30 августа 1715 года, поздно вечером мадам де Ментенон совершенно неожиданно для присутствующих в королевской спальне слуг и медиков приказала подготовить и подать ее фаэтон к главному входу Версальского дворца. Затем она поднялась из своего кресла и стремительно покинула королевскую спальню, куда уже она больше никогда не вернется. Несколько позже ее секретарь и советник граф де Тессе, демон Марбас и мой друг, мне официально сообщил о том, что его госпожа устала от своей предстоящей участи безутешной вдовы, и уехала в Сен-Сир, чтобы немного отвести душу!
С этого момента Марбас прекратил меня подробно информировать обо всем том, что происходило в Версале в конце августа 1715 года. Но я продолжал получать информацию из нескольких других источников, а также от королевского камердинера Луи-Доминика Бонтана, генерального инспектора полиции маркиза Марка-Рене де Аржансона и герцога Орлеанского.
Все эти дни оказались для меня чрезвычайно утомительными, так как я был вынужден их проводить в своей постели. По мере поступления информации из Версаля, я входил в мысленный транс, чтобы передавать в Санкт-Петербург одну срочную депешу за другой о состоянии здоровья французского короля Луи XIV. Николя практически не покидала моей спальни, ухаживая за мной, словно за своим ребенком, за что я ей был глубоко признателен. Но, не смотря на постоянное нахождение рядом со мной моей дорогой Николь, мысль о судьбе герцога Орлеанского меня постоянно тревожила, я решил ее обговорить с пани Яной.
2
— Вань, ну ты чего так шебаршишься и носишься с этим французским герцогом?! Если бы этот француз чаще мылся, навсегда избавился бы от вони изо рта из-за своих гнилых зубов, то я, может быть, и смогла бы с ним переспать, тогда в течение пары месяцев он бы был, как миленький. Делал бы все, что я ни захочу! — Мило прощебетала баронесса Береславская, переступая порог моей спальни.
Я же в этот момент валялся без сил на постели, только что окончился очередной сеанс мысленной связи с Санкт-Петербургом, в котором госсекретарь Макаров крупно меня поимел. Он снова обвинил меня в растяпстве, лености и в неумении работать с представителями западной цивилизации!
А все из-за этого Филиппа II герцога Орлеанского?!
В своей последней информации я вынужден был обрисовать Макарову реальную ситуацию, сложившуюся на настоящий момент при королевском дворе Франции в связи с кознями мадам де Ментенон, которые она вела у одра своего умирающего супруга, венценосного Луи XIV. Эта некоронованная королева практически добилась того, чтобы король назначил герцога Мэнского Регентом при молодом Людовике XV. Король по ее настояниям внес несколько изменений в свое королевское завещание, благодаря которым перед Луи-Огюстом герцогом Мэнский открылась перспектива, возможность стать Регентом. Он был назначен ответственным за воспитание молодого короля и ему были подчинены королевские гвардейские полки и мушкетерские роты Версаля.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
