Несколько недель подряд Келли восторгалась по поводу письма.
– Я же говорила тебе, Хэм. Он нас простил. Я знала, что он простит. Он любит меня так же, как и я его. Мать и сын связаны неразрывными узами.
Хэм молчал.
Келли писала сыну каждый день, а по воскресеньям даже по два письма.
– О чем ты ему пишешь? – удивлялся Хэм.
– О, лью воду на его мельницу. Поставляю материал для его дневника. На прошлой неделе я написала десять страниц – свои воспоминания о сиротском приюте.
Хэм засмеялся.
– Ты веришь, что он поместит их в своем дневнике?
– Это не совсем дневник, как я поняла. Скорее записки, история семьи.
Хэм вздохнул.
– В таком случае я очень надеюсь, что, в конце концов, он их сожжет, ради нашего общего блага.
Последнее письмо, которое они получили от Ната, прежде чем его отправили на фронт, страшно расстроило Келли. Чего стоил один вид зловещего номера воинской части в левом верхнем углу конверта. Содержание письма подтвердило ее опасения.
«Мы не знаем, куда нас пошлют, но, скорее всего, в самую гущу военных действий. Африку ее оккупировали, так что первой нашей остановкой, вероятнее всего, будет Европа».
Один абзац привел Келли в полную растерянность, хотя и по другому поводу.
«Есть одна девушка… Я с ней встречаюсь и очень высоко ее ценю. Думаю, и вы отнесетесь к ней так же, когда увидите ее. Будущим летом она собирается провести неделю на озере Джордж. Обещала заехать к вам по дороге туда».
Келли нахмурилась, закусила губу, постукивая пальцами по колену.
– Девушка… Интересно, где он мог с ней познакомиться?
– Скорее всего, одна из тех, что развлекают, солдат в кафе. Они набираются на эту работу добровольно.
– Знаю я, что за девушки добровольно идут на такую работу. Может, это и к лучшему, что Ната отправляют оттуда, – вырвется из ее когтей.
Наступило и прошло лето. Роковая женщина, представлявшая, по мнению Келли, опасность для ее драгоценного сына, не выполнила обещания, не появилась в Найтсвилле. Нат больше не упоминал о ней в своих письмах из Англии.
«Я теперь полноценный штурман. Обратите внимание на звание: младший лейтенант Натаниэль Найт. Не могу рассказать вам, в чем заключается моя работа, это военная тайна. В основном мои обязанности состоят в том, чтобы наши бомбардировщики долетели до цели и обратно…»
Летом 1944 года здоровье Келли начало стремительно ухудшаться. Хэму показалось, что за одно лето она постарела больше, чем за предыдущие двадцать лет. Он видел в этом некую форму высшей справедливости. Ее молодость и красота подпитывались окружавшими ее людьми, как ее тело, мозг и душа. Она цвела, в то время как Найтсвилл угасал. Теперь она увядала, а город снова возрождался к жизни.
Возмездие? Высшая кара?
Медицинский диагноз оказался гораздо более прозаичным. Как-то Хэм, вернувшись домой, застал ее скрючившейся на полу в кухне, в крайней степени отчаяния. В течение трех дней ее обследовали в клинтонской центральной клинике. Результаты рентгеновских снимков и анализов не оставляли никаких сомнений: рак желудка в последней стадии. Доктор сказал Келли, что у нее язва, и Хэм подтвердил эту ложь. Однако им не удалось обмануть Келли. Болезнь не ослабила ее способность проникать сквозь слова и маски, за которыми окружавшие пытались скрыть свои мысли.
– Я не умру, пока не вернется мой сын. Хочу, чтобы он своим прощением и любовью осветил и согрел мой холодный темный путь в вечность.
Хэм ей поверил. Доктор считал, что ей осталось жить не больше четырех месяцев, она прожила еще шесть. Вернее, просуществовала. Гипсовая мумия… кости, обтянутые бледным пергаментом. Дозы морфина, которые она принимала каждый день, могли бы убить слона, так сказал аптекарь. Однако страдания ее почти не уменьшались.
Каждый день она ходила на кладбищенский участок Найтов за домом. Сорняки почти совсем уничтожили некогда аккуратный прямоугольник, засеянный ярко-зеленой овсяницей. Хэм каждую неделю проходился по ним косой, но это лишь оттягивало неизбежное. Так же как и лекарства Келли. Мраморные плиты на соседних участках потрескались и позеленели от плесени. Некоторые памятники опрокинулись. Заброшенные, никому не нужные…
Хэм наблюдал из кухонного окна, как она читала вслух выдержки из Шекспира, а теперь еще и Библии, Хорошей книги его отца. Попытка искупить свою вину перед ним?
Обычно он выходил за ней и помогал вернуться в дом.
– Когда-нибудь мы все окажемся здесь, – сказана она однажды. – Все вместе. Ты, я и Нат.
Она подняла на него глаза – последнее, что осталось от прежней ее красоты. Все такие же ясные, ярко-зеленые, как чистая морская вода.
– Конечно, Келли.
Он поднес к губам ее иссохшую руку, поцеловал.
Она была на кладбище, когда принесли телеграмму из Военного отдела. Еще не вскрыв ее, Хэм уже все понял. Пальцы его задрожали.
«С прискорбием сообщаем, что младший лейтенант Натаниэль Найт…»
Он сидел на стуле, бессмысленно глядя на желтый листок бумага. Смертоносный листок… Найт был жив до того момента, как он вскрыл телеграмму, и ужасные слова выпрыгнули ему прямо в лицо. Хэм подошел к окну. Келли стояла на коленях у могилы его отца. Она не молилась. Она вообще никогда не молилась. На этот раз она прижимала к груди Библию.
– Нет, не могу…
Он скомкал в руке телеграмму, ссутулившись, прошел в гостиную, бросил в камин, зажег спичку, поднес к листку… и отступил назад.
– Нет, нельзя… Я должен…
Он задул спичку, поднял телеграмму, разгладил. Тот день очень напоминал день похорон его матери. Солнце то выглядывало, то скрывалось за черными тучами, носившимися по небу, как гончие. В спину дул холодный ветер с Гудзона. Когда Хэм приблизился к Келли, небо потемнело.
– Келли… – Он замолчал. Она медленно повернула голову.
– Я слышала звонок. Кто приходил?
– Курьер. Он принес телеграмму.
Губы ее раскрылись. Глаза остановились на скомканной бумажке в его руке. Она отшатнулась. Крепче прижала к себе Библию. Прошептала едва слышно:
– Меня не интересуют никакие телеграммы.
– Это из Военного отдела, Келли.
– Замолчи! Я не хочу ничего слышать!
Она швырнула Библию на землю, зажала уши руками. Хэм взял ее ладони, отнял от ушей. Никогда еще он не обращался с ней так нежно.
– Келли, притворяться бесполезно. Это страшно. Невыносимо. Знаешь, в ту ночь, когда умерла мать, я вышел сюда и швырял камни в Бога. Сейчас мне хочется сделать то же самое. Нам придется это осознать. Нат погиб в бою.
Она исступленно затрясла головой.
– Нет, нет, нет! Неправда! Они там что-то напутали. Нат жив!
