Элиза молчала. Она то прижималась к холке коня, то распрямлялась, одолевая колдобины и бугры и огибая слишком глубокие сугробы. Она словно бы сливалась с конем воедино, и казалось, что самые страшные опасности невесомы. Холод словно бы вовсе не докучал Элизе, хотя в тот момент, когда Аджай примчался в конный манеж, на ней был только костюм для верховой езды.
От конюшни она помчалась самым коротким путем к озеру. Вниз по склону Холма Самоубийц, без остановки. Аджай зажмурился и мысленно произносил все молитвы, какие только знал, пока они не оказались на ровной почве. Только тогда, когда они проскакали приличное расстояние по берегу, и впереди завиднелся лодочный сарай, Элиза наконец ослабила поводья.
Аджай поспешно спрыгнул с коня и плюхнулся в сугроб.
– Я живой, – процедил он сквозь зубы. – Я живой.
Элиза привязала жеребца поводьями к дереву рядом с тропинкой, обняла за шею и прошептала слова благодарности. Потом она направилась к лодочному сараю. Аджай выкарабкался из снега. Стараясь держаться подальше от коня, он вынул из кармана куртки рацию и побрел следом за Элизой.
– Сколько у нас времени? – спросила она у него.
– Уилл должен был войти в сарай тридцать секунд назад, – ответил Аджай, посмотрев на часы.
– А что потом?
– Он сказал, что ты будешь знать, что делать.
– Он так сказал?
Похоже, эта мысль Элизу позабавила. Она остановилась на краю леса, подняла руку. Аджай остановился рядом с ней.
На крыльце, ближе к входу в лодочный сарай они увидели двух «Рыцарей» в масках – Девочку с Хвостиками и Пирата. Тот и другой запрокинули голову в ответ на голос, позвавший их откуда-то сверху, и поспешно вошли внутрь.
– Что нам делать? – спросил Аджай.
– Дай мне минуту, – попросила Элиза, зашагав вперед. – А потом включи свою рацию.
– И что мне им сказать? – спросил Аджай.
– Скажи, пусть заткнут уши.
– Ладно. А мне с тобой идти? – осведомился Аджай.
– Нет, если только что-то не услышишь, – ответила Элиза. – Тогда бегом за мной.
Дверь из тренерского офиса вывела Ника к лестничному пролету. Ник спустился по лестнице и оказался перед другой дверью, за которой он обнаружил просторное и совершенно темное помещение. Где-то поблизости равномерно капала вода. Когда он наконец нащупал выключатель и щелкнул им, он понял, что находится в душевой рядом с раздевалкой. Здесь было тихо. Любые шумы звучали гулко. Кабинки расходились во все стороны лабиринтом невысоких стенок, белых кафельных плиток и смесителей из нержавеющей стали. Все вокруг отдавало прошлым веком.
Ник посмотрел вниз и увидел, что его правая брючина от колена до низа окрашена кровью. Каждый шаг давался ему с такой болью, что он понял: травма куда серьезнее, чем он думал. Он поймал свое отражение в зеркале над одной из раковин и понял кое-что еще:
«Мне страшно. Мне по-настоящему страшно».
Ник вытянул руки и посмотрел на них. Руки дрожали. Он не мог вспомнить, когда в последний раз был настолько напуган. Ну, разве что тогда, когда ему было пять лет. В ту ночь отец сказал ему, что мама больше не вернется домой.
«Ну и к чертям эти воспоминания. Сегодня мы другую песню поем».
– Проклятье, десятиклассник, – произнес он, приблизив лицо к зеркалу, – ты позволишь этой здоровенной жестянке взять верх над тобой? Ну-ка придумай, что ценного в этой железяке? Ну, разве что обменять ее на какую-нибудь задрипанную «Kia»? Вперед, сынок, пора задать жару этому…
Дверь у подножия лестницы открылась нараспашку. Ник проворно забежал за угол первого ряда душевых кабинок и быстро затерялся в лабиринте. Он устроился за отдельно стоящей кафельной стенкой и услышал, как в душевую вошел Паладин.
Вошел и остановился. Ник старательно прислушивался к любым звукам. В пустом пространстве негромко капала вода из протекающих ситечек, и эти шумы мешали выделить другие звуки. К Нику пришла новая пугающая мысль:
«А вдруг у этого Джаггернаута есть режим невидимки?»
Ник прижался к стенке спиной, стоя на одной ноге. Он быстро стрелял глазами в обе стороны.
Шлеп. Шлеп. Шлеп. Капля за каплей.
Один кулак Паладина пробил стену справа от Ника. Второй появился слева и схватил Ника за левую руку выше локтя. Пальцы истукана сжали его мышцы, словно тиски. А потом Паладин обхватил руками грудь Ника и сдавил ее. Ник попытался крикнуть, позвать на помощь, но издал только шелестящий хрип. Остатки воздуха вылетели из его легких. А потом он даже вдохнуть снова не смог. Он пытался вырваться, но у него уже темнело перед глазами…
Он смутно различил шум – кто-то вбежал, а вернее, ввалился в душевую. Неведомый гость взревел с такой силой, что Ник бы непременно оглох, если бы уже не был близок к обмороку.
Его тело содрогнулось. Неведомо что налетело на Паладина по другую сторону от стенки. Стенка затряслась и пошла трещинами. Кафельные плитки посыпались на пол, как выбитые зубы. Воздух хлынул в легкие Ника, когда Паладин отпустил его, и он упал на мокрый пол. При этом разбитое колено охватила жгучая боль. Ник помотал головой и почувствовал, что снова начал мыслить…
И осознал, что по другую сторону от стенки происходит грандиозная битва. Звон металла, клацанье, рев, рычание. Там бились два чудовища. Вся душевая содрогалась от жутких звуков и ярости.
«Что за черт?»
Ник подполз к краю стенки, подтащил раненую ногу и выглянул за угол.
Паладин правой рукой обхватил шею громадного бурого медведя. Медведь пятился на задних лапах. Ростом он был не ниже статуи. Другой рукой Паладин бил медведя по спине топориком. При каждом ударе в стороны разлетались клочья окровавленной шерсти. Медведь грыз шею Паладина мощными клыками, как суповую кость. Его гигантские лапы злобно скребли спину Паладина. От его желтых когтей в стороны летели искры, а каждый коготь был величиной с руку человека.
«Что же это за чертовщина такая?»
Паладин опустился на колени, опустил плечо и прижал медведя к стенке. Стенка дрогнула и обвалилась. Ник отполз подальше. Оба великана врезались в соседнюю кабинку, учинив взрыв штукатурки и кафельных плиток. Первым поднялся медведь – с пугающей скоростью и проворством. Он треснул Паладина лапой, и тот полетел через душевую, врезался в еще одну стенку, раскрошил ее и приземлился где-то ближе к входу.
Ник уполз в сторону, а мимо него промчался медведь. На краткий миг их взгляды встретились. Глаза медведя были черны, как ночь, белки покраснели от первобытной злости. Но за этой звериной яростью таился острый ум. Медведь убежал, а Ник похромал следом за ним к выходу.
Со сломанной стенкой он поравнялся как раз вовремя, чтобы увидеть, как из руин встает Паладин. Медведь с оглушительным рыком пошел в атаку, а Паладин выхватил меч. По инерции медведь понесся прямо на острие меча, и оно пронзило насквозь левое плечо зверя.
