Вычистив ванную и выбросив грязные полотенца в утилизатор, я присел на край кровати и попытался обдумать то, что случилось. Но из головы у меня не шла ужасающая картина – тело женщины, развороченное тремя выстрелами – столькими, сколько раз я нажимал на курок.
Когда Гаврила молча выбросила винтовку в коридор, я почему-то понял, что она выскочит, стреляя на ходу. Я так хорошо себе это представил, что заранее наполовину выжал спусковой крючок – еще до того, как эта мерзавка кувыркнулась в коридор.
Я слышал резкий треск на пожарной лестнице – это, наверное, стреляла ее винтовка с глушителем, ослепляя Канди. А потом, когда Гаврила выбросила винтовку в коридор, я скорее всего решил, что она полностью разряжена и у Гаврилы есть какое-то другое оружие.
Но вот то, что я ощущал, наполовину надавив на курок и ожидая, когда она выпрыгнет… Такого я никогда не чувствовал, будучи в солдатике. Готовность.
Я по-настоящему хотел, чтобы она выпрыгнула, стреляя, и умерла. Я действительно хотел ее убить.
Неужели я так сильно изменился за последние несколько недель? И вообще, изменился ли я на самом деле? Тот мальчик – это ведь и правда был только «несчастный случай на производстве», в котором я и не был по-настоящему виноват. Если бы я мог вернуть его обратно, я бы сделал это.
А вот Гаврилу я если и вернул бы обратно – то только затем, чтобы снова ее убить.
Не знаю, почему, но мне вдруг вспомнилась моя мать – она так разъярилась, когда убили президента Бреннера. Мне было тогда четыре года. Как я потом узнал, мама совсем не любила Бреннера, и от этого ей было только хуже – как будто она тоже была отчасти виновата в том, что он погиб. Как будто его гибель каким-то образом стала воплощением и ее желаний.
Но моя ненависть к Гавриле была совсем другого сорта – начать с того, что это существо едва ли можно было считать человеком. Для меня она была чем-то вроде вампира, который упорно преследует мою любимую женщину.
Амелия притихла.
– Мне жаль, что ты это видела. Кошмарное зрелище. Она кивнула, не поднимая лица от подушки.
– По крайней мере, уже все закончилось. Эта часть закончилась, – тихо сказала она.
Я погладил ее по спине и что-то пробормотал, соглашаясь. Мы тогда еще не знали, что Гаврила – как настоящий вампир – восстанет из могилы, чтобы убивать снова и снова.
В аэропорту Гвадалахары Гаврила написала коротенькое письмо генералу Блайсделлу и вложила в конверт, на котором надписала его домашний адрес. Этот конверт она вложила в другой и отослала своему брату с просьбой отправить письмо, не читая, если она не перезвонит брату завтра утром.
Вот что было в письме Блайсделлу: «Если вы до сих пор не получили от меня вестей, значит, я мертва. В моей смерти виновен тот, кто помогает убившим меня, – генерал Стентон Роузер, самый опасный человек в Америке. Глаз за глаз?» И подпись – «Гаврила».
Отослав письмо, она подумала, что этого будет недостаточно, и уже в самолете исписала еще две страницы, стараясь пересказать все, что успела узнать за те минуты, когда ей открылось сознание Джефферсона. Гаврила отправила эти листы по почте из Зоны Канала. Но письмо автоматически попало на просмотр армейской разведывательной службе. Озабоченный сержант-техник, который его проверял, прочел только до середины и бросил листы в утилизатор, решив, что это просто бред какой-то сумасшедшей.
Но из противников плана знала о нем не только Гаврила. Лейтенанту Трумэну стало известно о ее гибели через несколько минут после того, как это произошло, и, поразмыслив немного, он переоделся в чистый мундир и выскользнул в ночь. Караульный пост он прошел без проблем. «Бутс», которого определили сюда взамен убитого Гаврилой, находился в состоянии отупения. Он пропустил Трумэна, ни о чем не спросив, только отсалютовал ему, как полагалось.
У Трумэна не было денег на коммерческий самолет, поэтому ему пришлось лететь на военном. Если бы кто-нибудь случайно потребовал его документы или Трумэну пришлось бы пройти проверку со сканированием сетчатки – на том бы его путешествие и закончилось. Он попал бы под трибунал не только за самоволку, но еще и за уклонение от административного предписания.
Однако лейтенанту повезло – он удачно обошел все преграды и покинул базу на грузовом вертолете, возвращавшемся в Зону Канала. Трумэн знал, что в Зоне Канала уже несколько месяцев царит бюрократическая неразбериха – с тех самых пор, когда эта Зона вышла из владений Панамы и стала территорией Соединенных Штатов. Территория, на которой располагалась база военно-воздушных сил США, уже не была чужестранной, но пока еще не стала окончательно штатовской. Трумэн записался на рейс до Вашингтона, немного неправильно произнеся свое имя, а еще через час быстро показал контролеру удостоверение – так, чтобы тот не успел как следует его рассмотреть – и поднялся на борт самолета.
На рассвете лейтенант Трумэн прилетел на базу военно-воздушных сил «Эндрюс», съел плотный бесплатный обед в офицерской столовой и до половины десятого бродил по базе. А потом позвонил генералу Блайсделлу.
С лейтенантскими нашивками не так-то просто дозвониться кому нужно в Пентагон. Трумэн объяснял по очереди двум штатским, двум сержантам и такому же лейтенанту, как он сам, что у него срочное личное послание к генералу Блайсделлу. В конце концов его соединили с дамой в чине полковника, которая оказалась администратором Отдела Блайсделла.
Женщина была довольно привлекательная, всего на несколько лет старше Трумэна. Она смерила его подозрительным взглядом и сказала:
– Вы звоните с базы «Эндрюс», но, по моим данным, приписаны вы к Портобелло.
– Все верно. Я в увольнении по семейным обстоятельствам.
– Предъявите ваши документы об увольнении.
– Их нет при мне, – Трумэн пожал плечами. – Мой багаж куда-то подевался.
– Вы что, положили документы в багаж?!
– По ошибке.
– Эта ошибка дорого вам обойдется, лейтенант. Что за послание у вас к генералу?
– Прошу прощения, полковник, но это очень личное послание.
– Если оно такое личное, то лучше запечатайте его в конверт и отошлите генералу домой. Я занимаюсь всеми бумагами, которые проходят через его Отдел.
– Прошу вас, скажите ему только, что это от его сестры…
– У генерала нет сестры.
– От его сестры Гаврилы, – Трумэн сделал ударение на последнем слове. – У нее неприятности.
Администратор вдруг резко вскинула голову и заговорила с кем-то, не видимым на экране.
– Да, сэр. Сию же минуту, – она нажала какую-то кнопку, и ее изображение сменилось заставкой с эмблемой АПИОЗ на зеленом фоне. Потом вверху экрана замерцала полоска защиты от прослушивания, и вместо эмблемы появилось лицо генерала. С виду он казался добрым стареньким дедушкой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
