12 октября 1991 года 660 заключенных колонии строгого режима поселка Кулеватово Тамбовской области объявили голодовку, потребовав встречи с членом Верховного Совета РСФСР Л. Кудиновой. После ее переговоров с представителями осужденных администрация была вынуждена удовлетворить 15 из 17 требований (невыполненными остались требования политического характера — пересмотреть действующее законодательство и провести широкую амнистию). В колонию вскоре прибыла комиссия Верховного Совета России.
После всех этих массовых выступлений власть уже не могла оставаться безучастной к судьбе заключенных. Тем более через два месяца после подавления коммунистического путча. И вот в конце октября 1991 года новый министр внутренних дел России Андрей Дунаев по согласованию с Генеральным прокурором РСФСР Валентином Степанковым без участия Верховного Совета утвердил новые правила внутреннего распорядка исправительно-трудовых учреждений на территории республики. Отныне заключенные имеют право не стричься наголо, носить наручные часы, читать религиозную литературу, обращаться к представителям администрации по имени-отчеству, а не "гражданин начальник", как это было раньше. Были отменены запреты на все виды продуктов, пересылаемых в посылках (кроме спиртного и скоропортящихся продуктов), существенно расширился перечень предметов первой необходимости, которые разрешено иметь «спецконтингенту». Расконвоированным осужденным предоставлено право жить за пределами зоны. Однако, по мнению самих же работников МВД, и этих решений все равно было мало, чтобы в максимально короткий срок ослабить напряжение в исправительных учреждениях.
Для рядового советского гражданина проблемы «зековского» бытия все же оставались далекими и малопонятными. Как говорится, своих проблем хватает. Однако средства массовой информации СССР не упускали возможности как можно полнее осветить жизнь в исправительных учреждениях. Самая массовая газета страны «Труд» в номере от 27 ноября 1991 года поместила статью Артема Кречетникова под выразительным названием «Паханы», «Бугры» и другие". В ней, в частности, писалось: "Лишь на первый и неискушенный взгляд одинаково одетые осужденные кажутся одноликой массой. На самом деле это целый мир со своими иерархией, традициями, борьбой интересов и честолюбий… «Сливки» преступного мира — воры в законе. Их ничтожно мало, по данным МВД, — около 550 человек на всю страну, но их влияние несоизмеримо с количеством. Власть и авторитет вора в законе непререкаемы, за неподчинение его воле «рядовой» осужденный, скорее всего, поплатится головой. В сложных ситуациях осужденные проявляют чудеса изобретательности, чтобы узнать мнение вора в законе, содержащегося в другой колонии, где-нибудь за сотни километров… Понятно, роль вора в законе требует железной воли и больших организаторских способностей, сопряжена с постоянными хлопотами и ответственностью. Еще недавно вор в законе под угрозой лишения титула и вечного позора обязан был неукоснительно соблюдать традиции, берущие начало в прошлом веке: не работать ни на воле, ни в зоне, не жениться, не служить в армии, не участвовать в какой бы то ни было общественной работе и художественной самодеятельности… Теперь воровские законы во многом потеряли силу. Воры новой формации, особенно уроженцы южных республик, ведут себя как хотят, покупают особняки и «мерседесы», идут на службу к миллионерам-теневикам, женятся…
Ниже стоят обычные блатные, которых в колониях называют «отрицаловкой» или «шерстью». Их около 15 процентов от общего количества осужденных. Жизненное кредо «отрицаловки» — противодействовать всем требованиям администрации и, наоборот, делать все, что запрещает начальство: пользоваться чужим трудом, разрабатывать и употреблять водку и наркотики, играть в карты, наносить татуировки, изготавливать недозволенные предметы — от безобидных брелоков до ножей и самогонных аппаратов.
В каждой колонии «отрицаловку» возглавляет "пахан зоны". Сам он, разумеется, никого не избивает и не режет, для того при нем состоят подручные — "торпеды"…
Параллельно с «отрицаловкой» существует другая элита, другая власть — активисты, поддерживаемые администрацией. Называют их «буграми» или «рогами». Это председатели советов коллективов колоний и отрядов, бригадиры, завхозы, члены секций профилактических правонарушений, производственной, культурно-массовой и других…
Сложные отношения царят в треугольнике "администрация — «отрицаловка» — актив". Начальство десятилетиями стремилось искоренить воров, их влияние и традиции, но никогда не преуспевало в этом до конца. Нередко между ними устанавливается негласная договоренность: администрация оставляет воров в покое взамен на поддержание внешнего порядка в зоне и выполнение плана. Отношения «отрицаловки» и актива весьма напоминают «холодную» войну, порой перерастающую в «горячую». Почти все беспорядки в колониях происходят на почве дележа власти между этими влиятельными группировками…
А в основании колонийской пирамиды — основная масса осужденных, «мужики», «работяги». Это те, кто искренне встал на путь исправления, кому совесть не позволяет участвовать в бесконечной жестокой борьбе за власть и лишний кусок, кто из-за слабости физической либо слабости характера не нашел себе места ни в «отрицаловке», ни в активе… Администрация и актив требуют выполнять норму выработки, иначе — ШИЗО, лишение ларька, свидания с близкими… Фактически же ее надо ежедневно перевыполнять, чтобы отдавать часть изготовленной продукции вору, который не работает. Начальство закрывает на это глаза, начни прижимать блатных — они вовсе запретят «мужикам» трудиться под страхом расправы. Есть, однако, люди, которым приходится гораздо хуже, чем «работягам». Это «петухи», «обиженные», «опущенные» — те, из кого товарищи по заключению сделали пассивных гомосексуалистов… Кличка «петух» — на всю жизнь. Если он освободился, а через много лет вновь попал в места лишения свободы и скрыл свое прошлое, то разоблачение грозит ему смертью… В столовой эти несчастные сидят отдельно и едят из специальных мисок, в краях которых пробиты дырки — чтоб не дай Бог, не спутать! В общежитии они спят в особом углу.
Численность этих отверженных в ИТУ составляет около 35 тысяч человек…
Кроме основных «мастей», есть еще «шестерки» — холуи при ворах или буграх, «придурки» — осужденные, устроившиеся на «непыльные» работы дневальными, хлеборезами, библиотекарями, «черти» — те, кто пользуется устойчивой репутацией шуга горохового…"
В октябре 1991 года в газете «Правда» была опубликована статья молодого депутата СССР Юрия Голика, человека, который в свое время в прогнозах многих политических аналитиков претендовал на место Генерального прокурора СССР. Эта статья называлась "Рост преступности будет обвальным". В ней Ю. Голик заверял: "Анализ тенденций развития преступности за последние два-три года вкупе с социально-политическими брожениями наших дней позволяет сделать вывод, что мы стоим на пороге качественных изменений нашей доморощенной преступности, иными словами, будет не просто ее рост (что характерно и, увы, привычно для человечества), будет даже не скачкообразный рост, какой мы испытали в 1988–1989 годах, а будет обвальный рост.
Думается, следует дать некоторые пояснения, что означает "обвальный рост преступности". А означает он следующее. Во-первых, рост будет не «процентный» (к уровню прошлого периода), а кратный, причем "много".
Во-вторых, рост этот будет очень сжат по времени и свалится почти как снег на голову, да еще в "северном исполнении" — "зарядами".
В-третьих, этот вал будет настолько мощным, что наша хиреющая на глазах правоохранительная система не то что контролировать его не сможет — не будет успевать даже реагировать на совершаемые преступления.
Чувствовать этот вал начнем, надо полагать, уже по весне, а пик может наступить в конце 1992 — начале 1993 года. И происходить все это будет в условиях полного паралича всей нашей сложной и запутанной системы правоохранительных органов.
Судите сами, КГБ, которым так долго «демократы» пугали своих сограждан, в старом качестве уже просто) не существует. В новом он просто не готов (а на мой взгляд, и не должен) заниматься борьбой с общеуголовной преступностью. Прокуратура оказалась в подвешенном состоянии и вот-вот может стать разменной монетой в политических игрищах. Суд? Независимый и подчиненный только закону? Зная немного историю, смею уверить, что никогда еще не было на судей такого жесткого и неприкрытого преступного давления, как сейчас. Десятки (завтра будут сотни!) людей уже боятся идти в зал судебного заседания под угрозой физической расправы над ними или над их близкими. Что-то похожее, но только чуть-чуть похожее было в Италии в 50-60-е годы.
