Игнат вошел.
Анфилада комнат, разделенных прозрачными и полупрозрачными перегородками, много цветущих деревьев с мощными кручеными стволами, вершины которых упираются в потолок и становятся плоскими как своеобразная крыша. Тепло, около двадцати по Цельсию. Слабый свежий ветерок колышет листья, разносит запахи. Если бы Игнат не знал (и чувствовал по силе тяжести), что он на Меркурии, подумал бы, что попал на Землю.
– Это и есть оранжерея? – кивнул он на деревья.
– Всего лишь экспериментальная теплица, – сказал Селим, сворачивая во вторую от входа комнату. – Оранжерея занимает около гектара.
Комната являлась настоящим рабочим кабинетом, судя по его начинке.
Селим что-то выключил на столе, кивнул на красивое белое кресло, мохнатое, уютное, сел напротив.
– Есть хочешь?
– Нет, – пробормотал Игнат, разглядывая десятки ниш в стенах, с подсвеченными фигурками разных зверюшек внутри. – Спасибо.
– Могу предложить варенец из натурального коровьего молока, творожные воланчики. Угостить тебя халвой собственного приготовления?
– Халву я как-то не очень…
– Ты такую никогда не пробовал. Трем морковку, причем не земную, а местную, тут она золотистая растет, сладкая, метровой длины. Смешиваем с молоком, добавляем сахар, масло, изюм и кардамон – тоже местный. Получается вкуснятина, пальчики оближешь.
Игнат проглотил слюну.
Селим засмеялся.
– Я могу работать поваром в любом ресторане. Ну что, попробуешь?
– Уговорили.
– Да я и не уговариваю вовсе, просто увлекся когда-то всеми такими вещами, рецепты новые готовлю, экспериментирую. Твой отец любил мою стряпню.
В комнату влетел странный механизм, напоминающий черепаху с тремя головами на длинных гибких шеях. Гофрированные шеи механизма (витс-официант скорее всего) напомнили Игнату остов Червя Угаага в подземелье Селима, и он с содроганием подумал о том, что Хорст-старший сам был когда-то Червем.
Витс-официант приблизился к гостю. На его плоской спине как на подносе стояли чашки из тонкого китайского фарфора, красивый заварной чайник, блюдо с лепешками оранжевого цвета, с черными глазками изюма, конфеты и сосуд необычной формы, ежесекундно меняющий цвет и саму форму.
Селим взял нож, разрезал одну из лепешек на дольки, подвинул Игнату.
– Ешь, это халва. Чай зеленый, произрастает здесь же, в оранжерее. Могу сварить кофе, слим или что-либо позаковыристей.
– Спасибо, я хлебну чайку.
Игнат налил себе слабо-зеленоватой ароматной жидкости, подцепил вилочкой кусочек халвы, положил в рот, прожевал.
Селим смотрел на него, прищурясь.
– Ну как?
– Рахат-лукум, – сказал Игнат.
Хорст улыбнулся.
– Не рахат и не лукум, но вкус специфический.
– Нет, правда вкусно. А вы не будете?
Селим взялся за медленно «пульсирующий» сосуд, что-то нажал на нем и налил в чашку… жидкого огня! Во всяком случае, так показалось Игнату. Он с интересом понаблюдал, как хозяин пьет этот огонь: спокойно, не торопясь и не обжигаясь.
– Что это?
– Фойяр, – односложно ответил Селим, продолжая поглощать язычки огня мелкими глотками.
– Можно мне попробовать?
Хорст-старший отставил чашку, с сомнением посмотрел на нее, на Игната, качнул головой.
– Это не совсем то, о чем ты подумал, но все же… Впрочем, почему бы и нет?
Он налил «жидкого огня» в другую чашку, протянул Игнату.
Тот осторожно взял чашку в руку, почувствовал тяжесть и температуру жидкости (черт возьми, действительно самый настоящий огонь! Не меньше двухсот пятидесяти градусов!), ее необычный сетчатый запах.
Селим продолжал изучающе смотреть на него.
Игнат помедлил, шевеля ноздрями, просеивая сквозь нос «паутинки» запаха и одновременно настраивая себя на прямое поглощение энергии, затем отхлебнул.
Огненная струйка скользнула по языку, ожгла небо, прокатилась по горлу фрезой, теряя температуру и распадаясь на дымные шарики.
Ни одного знакомого вкуса! Точнее, напоминает конгломерат специй, витаминов, микроэлементов и при этом огонь действительно является огнем, то есть плазмой с большим содержанием отрицательных и положительных ионов.
– Язык не сжег? – поинтересовался Селим. – Могу дать биозоль, враз заживет.
– Не надо, все нормально. А вкус… улей и сад!
– Как-как? Улей и сад? Странное определение.
– Я вспомнил повесть[20] старинного писателя Грина. В ней матрос Летика пробует вино и оценивает его этими словами: улей и сад! Не скажу, что очень уж вкусно, однако очень необычно.
Игнат сделал еще один глоток, отпил полчашки, поставил ее на спину витса. Голова закружилась. Рот заполнился слюной, заполыхал изнутри так, будто в нем разгорелся другой костер – алкогольный. По жилам побежала волна мелких вибраций.
Игнат передернул плечами, усилием воли нейтрализуя непривычное «опьянение».
Хорст покачал головой.
– А ты не простой солист Службы безопасности, герр младший Ромашин. Еще ни один из моих знакомых не отважился пить высокотемпературный фойяр. Это мое изобретение, и пить его может только…
Мутант, подумал Игнат.
Селим снова качнул головой:
– Не мутант, но модифицированный организм. Интересно, откуда у тебя такие способности?
– От отца, – выдохнул Игнат, окончательно изгоняя из головы остатки эйфорического возбуждения. Потом пришла мысль, что Селим прочитал его мысль.
– Артем ничего подобного не демонстрировал. Впрочем, это лирика. Зачем я понадобился вашему Управлению на этот раз?
Игнат заблокировал мысленную сферу и дал зарок больше никогда не экспериментировать с организмом. Было бы стыдно, если бы он не справился с неожиданным испытанием и упал бы в глазах фон Хорста.
– Ваш внук вышел на свободу.
– Знаю, он звонил мне.
– Его поселили в гостинице в Потсдаме, но он оттуда сбежал.
– Что значит сбежал?
– Странным образом исчез, буквально в тот же день. После чего началась вакханалия нападений на заслуженных людей.
Лицо Хорста не дрогнуло, только в глазах зажглись колючие огоньки.
– Результат?
– Двое убиты, четверо ранены. – Игнат вынул из кармана булавку флэшки, протянул Селиму. – Можете ознакомиться.
Селим взвесил флэшку в руке, быстрым движением воткнул себе в ухо, закрыл глаза. Открыл. Налил в чашку огненного фойяра, залпом выпил.
– Это на него похоже. Но один бы он не справился.
– Мы тоже так думаем.
По губам Хорста скользнула беглая усмешка.
– Если вы подумали про меня, то зря. Я ему не помогал.
Игнат протестующее вскинул руку, но Селим не стал выслушивать его оправдания.
– Поражаюсь решению Комиссии по помилованию. Еврокомиссары или слишком добрые, или слишком наивные. Как известно, добрые платят…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
