Дискуссия затягивалась. Обрагон прервал:
— Команданте, мне нужно еще кое-что спросить у Карлоса.
— Продолжайте, — кивнул он, отошел к дальнему креслу, тяжело сел в него и отвернулся.
— Подожди, Обрагон, — остановил Наварра. — Ты и так все знаешь. А я… Я не знаю, что вы приготовили мне.
— Мы с тобой юристы, Карлос. Толкователи законов, — вновь повернулся к нему команданте.
— Значит?..
— И когда-то мы зубрили древних поэтов. Данте разделил свой ад на девять кругов. На седьмом круге он поместил преступников, на восьмом — воров, а на девятом — предателей.
— Значит: к стенке? — Наварра не выдержал и судорожно облизнул губы.
Команданте пожал плечами.
— Тебя будет судить Революционный трибунал.
— Понятно… — Карлос снова облизал губы. Поднял голову. Глаза его сухо горели. — Но и вам — недолго! Запомни: недолго!..
Наступила пауза. Стал отчетливо слышен шум океана и хруст гравия под ботинками часовых. Обрагон нажал кнопку звонка. Вошел боец.
— Уведите.
Когда они остались вдвоем с команданте, капитан сердито сказал:
— Ты поторопился. Мне нужны были от него важные сведения. Теперь он будет молчать.
— Извини, Феликс, — виновато посмотрел на него команданте. — Я только хотел заглянуть в его душу… Мне жаль Карлоса.
— Он бы тебя не пожалел.
— Ты черств, как кукурузная кочерыжка.
«Да, я черств, — с чувством обиды подумал Обрагон. — Я высохшая кочерыжка…» Он посмотрел на свои руки, на узловатые, морщинистые пальцы. «Я всю жизнь или копаюсь этими руками в человеческой грязи, или стреляю… Я жесток. Но я знаю, как революция и народы расплачиваются за жалость. Мы цацкались с теми, кто стрелял нам в спины, мы были благородны и великодушны с фашистами и фалангой. А потом не могли сосчитать наших павших… И обрекли родину на десятилетия слез и пыток… Нет, прав не ты, горячий и молодой человек, а я…»
Но Феликс понимал и команданте: легко быть правым, когда рассуждаешь отвлеченно. А когда перед тобой сидит человек, который был с тобой в горах, вместе с тобой мерз, голодал, воевал в конце концов… И все же есть дорого оплаченный опыт борьбы.
Феликс положил руку на плечо команданте и веско сказал:
— Мы не имеем права на жалость.
— О чем он не успел тебе рассказать?
Обрагон подошел к столу, взял папку досье.
— Вот, прочти радиоперехват.
— «На остров будет заброшен «Маэстро», — прочитал команданте. — Кто такой?
Капитан протянул фотографию.
— А, Конрад де ла Ронка! — узнал команданте. — Магистр искусств и тоже мой однокурсник. Зачем он хочет пожаловать на остров?
— Думаю: готовится опасная операция. — Обрагон пытливо посмотрел в лицо собеседника. — Наверное, покушение.
Команданте встал, поправил кобуру с тяжелым пистолетом, застегнул на «молнию» куртку. Протянул руку.
— Мне пора. Еду к крестьянам в Лас-Вильяс. Собрание в новом кооперативе. Салуд!
— Салуд, команданте!
Обрагон проводил его до двери. Потом вернулся к столу. «Продолжим…»
Вошел боец:
— Представители районных комитетов, капитан.
Он кивнул. Вызванные вошли, тесня друг друга. Он знал каждого из них — этих отважных людей, милисианос, руководителей комитетов защиты революции в районах столицы. Сколько на их счету опасных операций по обезвреживанию «гусанос» — гнезд контрреволюции: у этого толстяка — механика Лоренцо, у этого лысого старичка официанта, у остальных. Даже бесшабашный гаванский Гаврош — Хуанито и тот показал себя настоящим бойцом.
— Где ты так давно пропадал и где твои кудри? — спросил он мальчика.
— Я же, дядя Феликс, валялся в больнице — и там меня чик-чик! — Хуанито провел двумя пальцами, будто ножницами, по макушке. — Хорошо хоть вырвался оттуда!
Тут только капитан увидел, что мальчик очень похудел. Он перевел взгляд на остальных:
— Компаньерос, вам предстоит принять участие в операции особой важности. На остров с часу на час будет заброшен опасный преступник. Он обязательно попытается проникнуть в Гавану.
Обрагон показал фотографию:
— Посмотрите внимательно. Никому не знаком?
Старик официант узнал сразу:
— Как же, господин магистр! Имел столик в нашем ресторане.
Лоренцо прищурил глаз.
— Не знаком. Запомнил.
Фотография пошла по рукам.
— Задача районных комитетов — установить постоянное наблюдение за явками, — начал инструктировать капитан. — Ваши товарищи должны сообщать сюда о всем мало-мальски подозрительном в любое время.
— Каррамба! — прервал его Хуанито. — Так это же тот красавчик! Так и знал: контрик!
Он протиснулся к Обрагону.
— Дядя Феликс, я был только что у одной сеньоры и видел у нее такое же фото!
— Где это было?
— Авенида Квинта. Вилла сеньоры Перес.
Капитан перебрал бумаги в папке, нашел нужную.
— Да, сестра диверсанта, которого мы ждем, жена батистовца. Ну?
— Утром она сматывает удочки в Штаты, — продолжал мальчик. — В доме у нее все кувырком!
Обрагон задумался: «Сестра… вряд ли, если он серьезный человек… Тем более, она утром уезжает. А все же…»
— Молодец, — ободрил он мальчика. — Это важно.
Обернулся к остальным.
— Операция по обезвреживанию преступника возложена на батальон безопасности. Но ваша помощь нам тоже очень нужна. Копии фотографии этого магистра вам выдадут в фототехническом отделе. Кстати, кличка преступника — «Маэстро». Если что-нибудь узнаете, звоните прямо мне. Ваш пароль для телефона — «Виолетта». Жду сообщений. Все.
Когда все разошлись, капитан вызвал бойца.
— Позовите Хосе Васкеса.
Хосе вошел. Вытянулся, прищелкнул каблуками.
— Слушаю, капитан!
Обрагон помедлил. Хосе Васкес — новый человек в контрразведке. Прислан из армии. Капитан с недоверием относился к новым. Он привык полагаться на тех, с кем воевал еще в горах. Конечно, это несправедливо. Но даже и ветеранам не всем можно доверять… Однако Хосе исполнителен, подтянут. И надо его, наконец, пускать в дело. Но почему на этом молодом, розовощеком лице старые, без блеска глаза, в сетке мелких морщин? Пьет, что ли?.. «При чем тут морщины и блеск?» — одернул он себя. И сухо приказал:
— Вот адрес Мерильды Перес. Пригласите ее ко мне.
— Будет сделано, — многозначительно ответил Васкес.
— Нет, не арестовывать, — предупредил капитан. — Пока нет никаких оснований. Пригласите тактично и вежливо.
— Понял! — снова вытянулся Хосе.
— Выполняйте.