уплатив сполна, спрятала часы в ридикюль.
— С покупочкой вас, — поздравил меня Иван Иванович.
— Да, — говорю, — вещь недурную купила.
Тут сели мы с ним на извозчика, и Иван Иванович приказал ему ехать прямо. Переехали мы несколько улиц, сворачивали направо, налево и, наконец, подкатили к хорошему большому дому.
Заплатили мы с Иваном Ивановичем извозчику по двугривенному и вошли в подъезд. В дверях стоял швейцар в пальто с эдакими золотыми пуговицами и в золотой фуражке. Поднялись мы на третий этаж. Иван Иванович позвонил в дверь направо. С открывшей нам женщиной он приветливо поздоровался: «Здравствуйте, невестушка. А я вам тут пассажирку с вокзала привез. Если комната свободна, то вот договаривайтесь. А братец дома ли?»
— Нет, Коли нету. Но я и без него управлюсь. Пожалуйте осмотреть комнату, — сказала она мне ласково и открыла тут же левую дверь, выходящую в прихожую. Комната мне очень понравилась, и я наняла ее за рубль в сутки.
Оставшись одна, я вынула из чемодана запасенную провизию и собиралась было закусить, как раскрылась дверь и снова вошла моя хозяйка:
— Позвольте двугривенный и документик для прописки. У нас в Москве на этот счет строго, а с полицией мы живем всегда в миру и ладу.
— Что ж, — отвечаю, — это правильно. А документ мой в исправности. Извольте получить.
Она собралась уходить, но я задержала ее.
— Скажите, пожалуйста, где бы мне отыскать в Москве хорошую, стоящую портниху? Не знаете ли адресочка?
— Нет, адресочка точно не знаю, а вы пройдитесь только по Тверской, это наша главная улица, так сразу и сами увидите, что ни окно — то портниха, и на разные цены, от самых завалящих до поставщиц высочайшего двора.
— А это что будет, а и в толк не возьму?
— А то, что эти поставщицы самих государынь и царских дочек обшивают.
— Да ну, неужто? — а у самой в голове эдакие фантазии проносятся: спросят меня вышневолоцкие знакомые: «Кто это вам, Анастасия Петровна, это поплиновое платье смастерил?» А я отвечу: «Та самая портниха, что шьет и царице, мы с нею вместях у одной заказываем».
Закусила я и, не теряя времени, захотела приняться за дела.
Съезжу к Иверской, разыщу портниху, да, кстати, и продам часы.
Позвала я хозяйку да и спрашиваю:
— Как ваш адрес будет, а то заверчусь по городу и домой не вернуся…
А она и говорит:
— Это действительно может случиться, уже вы запомните хорошенько. А то еще лучше — я напишу вам на бумажке, а вы припрячьте записку понадежнее.
И тут же на клочке бумаги написала адрес. Вот он: Никитская, дом пять, квартира шесть. Иван Иванович захотел проводить меня. Вышли мы с ним на улицу, и, помню, в воротах на фонаре я приметила цифру пять. Иван Иванович как-то поспешно свернул за угол, другой, перешли мы какую-то площадку, тут он распрощался, и я пошла.
Расспросила дорогу, добралась до Тверской. Иду, а самой так жутко: того и гляди оглоблей в лоб ткнут. Смотрю по сторонам, ищу вывесок портнихи, а ничего подходящего не попадается. Прочла я на одной: «Поставщик Высочайшего Двора», а в окне, между прочим, товар не подходящий: колбасы да фрукты разные. Наконец попалось мне большое стекло, а за ним все женские куклы по пояс выставлены, эдакие красивые, разрумяненные и все в разноцветных блузках. Вот оно, думаю, — высочайшего двора портниха. Вхожу, спрашиваю, что, мол, возьмете за работу поплинового платья, матерьял мой. А они скалят зубы и говорят:
— Платьев мы не шьем, это не по нашей части, а вот ежели завить или причесать, — так в лучшем виде можем, пожалуйте, мадам.
Выскочила я из магазина, ажио в краску бросило. Нет, думаю, надо будет толком адрес расспросить, не иначе.
Собралась я домой, да думаю, вот только часы продам, тут ошибки не выйдет, подходящих магазинов — сколько хочешь. Захожу, спрашиваю:
— Не купите ли, дескать, у меня золотые часы мужские с цепочкой.
— Покажите, — говорят.
Повертели мои часы да и отдают назад:
— Нам такого товару не надобно.
— Почему, — говорю, — а если по сходной цене?
А приказчик эдак ядовито улыбнулся и спрашивает:
— Сколько же вы хотите за них?
— Да за сто пятьдесят отдам.
— Нет, — говорит, — красная цена вашим часам пять целковых.
— Как? — вскричала я. — Пять целковых за золотые часы?
— Да они у вас кастрюльного золота, то есть медные-с.
Как я вышла на улицу — не помню, испугалась, но не поверила: не может этого быть. Зашла к другому часовщику, а тот за них трешку мне дает.
«Тьфу ты, пропасть, — думаю. — Ну я, конечно, женского полу, провинциалка, ну а Иван-то Иванович чего же глядел?.. Ну, подожди же, — думаю, — задам я тебе». Вытащила я из кошелька записку с адресом, прочла и наняла извозчика на Никитскую. Еду, а сама от нетерпения и злости так и ерзаю, так и ерзаю на пролетке. Подкатили мы к дому, пробежала я в подъезд опять мимо швейцара с золотыми пуговицами, поднялась на третий этаж — та же дверь направо, полуоткрыта. Взглянула: над дверью номер шестой. Вхожу, а мне навстречу горничная. Спрашиваю сердито: «Что, ваш Иван Иванович будет ли дома?» — «Дома, пожалуйте», — отвечает и открывает мне дверь направо.
Вхожу и вижу: в глубине комнаты за столом сидит человек и на меня смотрит. Евонный брат, подумала я.
— Позовите ко мне Ивана Ивановича, — говорю.
А он отвечает:
— Я и есть Иван Иванович.
— То есть в каких смыслах? — спрашиваю.
— А очень, — говорит, — просто: отца моего звали Иваном и меня тем же именем крестили.
— Странно, — говорю.
А он:
— Садитесь, пожалуйста, сударыня. Скажите, вы часто страдаете головными болями?
— Вы мне, пожалуйста, тут зубы не заговаривайте, а подайте-ка лучше мне мой чемодан, что привезла я сегодня утром к вам с вокзала, да позовите скорее Ивана Ивановича.
Он ласково посмотрел на меня и успокоительно заметил:
