— Не говорил ли вам Минаев, что, выдавая деньги под некоторые документы, он знал, что они ничего не стоят? — задал вопрос присяжный поверенный Аронсон, обращаясь к агенту сыскной полиции.
— Нет, не упоминал.
— А что за квартира была у Минаева? Хорошая? — в свою очередь, осведомился присяжный поверенный Карабчевский.
— Очень неприглядная. Он занимал маленькую комнатку с одним окном, выходившим к стене дома. Обстановка была скудная.
Из рассказов других людей агент сыскной полиции узнал, что Минаев, несмотря на свой пожилой возраст и седину, сошелся с бывшей цветочницей из «Альказара» и поддерживал с ней интимные отношения. Родные Минаева говорили про него, что он — добрый, отзывчивый человек, охотно помогал всем и щедрой рукой раздавал деньги направо и налево. Больших, крупных денег у него никогда не видели, и сам господин Лукащук не может поверить, чтобы Минаев на свою скромную жизнь растратил шестьдесят или семьдесят тысяч рублей.
— Судя по результатам дознания, я считал, что деньги остались не у Минаева, — пояснил, между прочим, агент сыскной полиции.
— Начальник дорог почему-то старался, чтобы вы скорее ушли, и не желал вашей помощи? — спросил у него присяжный поверенный Аронсон.
— Да, это по всему было видно, — последовал ответ.
Когда агент сыскной полиции сообщил о растрате покойному инженеру Глазенапу, последний был, видимо, взволнован этим известием и стал заступаться за главного бухгалтера.
— Не может этого быть, я сам знаю Цветкова за хорошего, безупречного человека, — уверенно возражал он.
Показания сослуживца Цветкова, бухгалтера Самохвалова, первоначально касались, главным образом, счетовода Яковлева.
Свидетелю-бухгалтеру, служащему в управлении Балтийской и Псково-Рижской железных дорог около 23 лет, случайно пришлось обратить внимание на странное явление с некоторыми наложенными платежами: они по два раза оплачивались!
— Что это такое? — начал допытываться он у Яковлева.
— Не знаю, — равнодушным тоном ответил тот.
— Но ведь за это с вас же спросят! — говорил Самохвалов.
Излишне переплаченных денег по наложенным платежам оказывалось тогда на сумму 19 000 рублей, и после некоторого колебания Яковлев заявил, что он внесет от себя 17 000 рублей, а остальные 2 000 будут пополнены артелью.
— Я доложу о нашем разговоре начальнику, — предупредил Самохвалов.
Счетовод хладнокровно отнесся к этому.
На другой день в газетах проскользнул слух об обнаруженных на Балтийской дороге злоупотреблениях, и после этого Яковлев передумал вносить 17 000 рублей.
— Все равно мне придется фигурировать на суде, — объяснил он бухгалтеру.
— Сколько Яковлев получал жалованья? — заинтересовался присяжный поверенный Аронсон.
— Шестьдесят рублей.
— Он был очень богатый?
— Да считался состоятельным человеком, — говорил свидетель-бухгалтер.
Своим знакомым Яковлев обыкновенно рассказывал, что он счастлив в игре и ему приходится иногда выигрывать по 200–300 рублей за вечер.
С своей стороны, присяжный поверенный Карабчевский осведомился — какие отношения были у Минаева с Цветковым.
— Как подчиненного, — объяснил Самохвалов.
Опрос свидетелей производился очень медленно ввиду множества защитников и гражданских истцов.
Артельщик Луковской, занимавшийся сбором денег, объяснил, что часть денег, прежде чем поступить в кассу, оставалась в руках главного бухгалтера. Цветков брал деньги, по большей части, под расписку, обещая составить соответственный ордер на следующий день. Минаев попытался было однажды прекратить такую неправильную выдачу денежных сумм, но получил строгое «внушение» со стороны главного бухгалтера.
— Мужик! — сердился Цветков. — Ты на бирже можешь распоряжаться, а не здесь…
Кассиру оставалось только извиниться перед бухгалтером.
В отношении Минаева обнаружилось, что при каждом получении станционной выручки он брал из нее часть денег и, пополняя предшествовавшую выручку, отсылал ее в банк. Таким образом, бывший по кассе недочет легко замаскировывался.
Присяжный поверенный Карабчевский спросил одного из свидетелей — служил ли Минаев на железных дорогах до перехода их в казенное управление.
Свидетель отвечал в утвердительном смысле.
— А бывали ли у него тогда растраты?
— Нет.
— Числился он в то время кассиром, или, может быть, был еще другой, самостоятельный кассир, не из артельщиков? — с своей стороны задал вопрос присяжный поверенный Аронсон.
— Да, был особый кассир… Минаев, собственно, тогда не был кассиром.
— И, может быть, недочеты ранее у него тоже случались? — осведомился, в свою очередь, подсудимый Цветков.
— Были, что-то на три тысячи.
У другого свидетеля-артелыцика — Еремина подсудимый Минаев допытывался:
— Не приходилось ли вам когда-нибудь просчитаться и передать лишние деньги?
— Случилось раз… Просчитался на тысячу рублей, — говорил свидетель.
— А я мог ошибиться в выдаче денег?
— Трудно ручаться… Вполне возможно.
— Можете ли вы сказать, что я пьянствовал, кутил, играл в карты и тому подобное?
— Напротив, насколько я вас знаю, вы — скромный человек.
Свидетель Агеев рассказывал, что помещение главной кассы было довольно тесное и состояло из одной комнаты, в которой нередко скапливалось свыше десятка артельщиков, исполнявших денежные поручения.
Что касается запасного штабс-капитана Ивана Кованько, то его, главным образом, касалось показание мещанина Козлова. Последний содержал гостиницу, в которую довольно часто наведывались Кованько и счетовод А. Яковлев. По-видимому, они были в хороших отношениях и называли друг друга уменьшительными именами. «Скажите Ване, что я жду его в правлении», — распоряжался Яковлев, когда не заставал Кованько в гостинице.
— Бывал ли Кованько пьян? — навела справки защита.
— Да, выпивали водку порядочно, очень даже порядочно, но только держались скромно, — сообщил свидетель Козлов.
Подсудимый Вдовин отличался скромным образом жизни и ни в чем предосудительном не был замечен. По словам свидетеля Луковского, счетовод Яковлев говорил ему, что Вдовин совершенно ни при чем в настоящем деле. Ему приходилось оплачивать подозрительные документы о наложенном платеже с помарками и подклейками, но ведь и другие артельщики так же халатно относились к этой операции. Помарки и подклейки почему-то считались за обычное явление.
Сам Цветков — пожилой человек с интеллигентным, худощавым лицом — настойчиво уверял, что он получал из кассы деньги только с разрешения самого начальника дорог; в злоупотреблениях же не принимал участия, да и не догадывался о них.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
