4 июня немцы совершили еще один воздушный налет на Британию. Погибло 13 гражданских лиц.
Война на полях сражений отныне представляла причудливый контраст. И на Восточном, и на Западном фронте беспощадность столкновений соседствовала с массовым дезертирством, мятежами и братанием войск. Генерал Хоффман, воевавший на Восточном фронте, записал 1 июня в дневнике, что «во многих местах» практически установлено перемирие. В других местах продолжались бои. «Поистине странная война!»
Мятежные французские войска всюду демонстрировали свою ненависть к войне. Через три дня военный министр Франции Пенлеве отметил, что между линией фронта и Парижем на расстоянии сотни километров находятся только две надежные французские дивизии. Стремясь изыскать дополнительные людские ресурсы и воскресить ненависть к Центральным державам, французское правительство 4 июня, в тот день, когда Пенлеве сделал свое предупреждение, санкционировало создание польской армии, которой предстояло сражаться бок о бок с войсками союзников на Западном фронте. В Польше студенты Варшавского университета устроили забастовку, демонстрируя националистические устремления.
В первую неделю июня в английском Лидсе прошла антивоенная акция. Одна из газет 4 июня отметила: «Лидс без особого радушия принял национальный съезд лейбористов и социалистов, который открылся этим утром в Колизее». Первой резолюцией, предложенной бывшим (и будущим) лидером Лейбористской партии Рамсеем Макдональдом, стало поздравление русскому народу, совершившему революцию. Прозвучал призыв, бурно поддержанный всеми участниками, «освободить Клиффорда Аллена – и сделать то, что сделали русские». Присутствовавший на съезде Бертран Рассел выступил в защиту пацифистов, которые, как и Аллен, сидели в тюрьме. Он заявил, что «своими действиями противники воинской службы по идейным соображениям показали, что отдельная личность в состоянии противостоять всей силе государства. Они сделали великое открытие, повысившее человеческое достоинство».
Среди отбывавших тюремный срок за отказ идти на военную или альтернативную гражданскую службу были Стивен Хобхаус, представитель состоятельной квакерской семьи, отказавшийся от наследства и работавший на пользу бедных в лондонском Ист-Энде, и Кордер Кетчпул, тоже квакер, который во время Второй мировой войны возглавит кампанию против бомбежки немецких городов.
5 июня в Соединенных Штатах во исполнение Закона о выборочной воинской повинности началась регистрация всех мужчин в возрасте от 21 года до 30 лет для прохождения воинской службы. Этот закон, как писала New York Times, «удовлетворил давнюю и острую потребность приструнить некоторые наглые иностранные элементы в нашей стране» – намек на американских евреев, среди которых пацифистов в процентном соотношении было не больше, чем среди прочих американцев. Всеобщая воинская служба, говорил один американский раввин, – это институт, восходящий к временам Моисея. В поддержку провоенных настроений приводились строки из псалмов, которые цитировали британские евреи двумя годами ранее как религиозное оправдание участия в войне: «Благословен Господь, твердыня моя, научающий руки мои битве и персты мои брани».
Через два месяца после принятия Закона о выборочной воинской повинности в американской армии было 6 % евреев, хотя они составляли всего 2 % населения страны.
На Западном фронте Хейг, избавленный от своего пессимистично настроенного командующего Алленби, сказал 5 июня своим генералам: «Сила и выносливость немецкого народа напряжены до такой степени, что вполне возможно достижение переломного момента уже в этом году». Через два дня британские экспедиционные силы предприняли второе за два месяца наступление на немецкие траншеи, окопы и другие фортификационные сооружения в районе хребта Месен – Витсхете. На рассвете атаке предшествовала серия феноменальных взрывов такой силы, что в занятом немцами Лилле, отдаленном на 25 километров, вспыхнула паника. Это была кульминация действий туннельных рот, которые прибыли во Францию два с половиной года назад.
Под передней линией обороны немцев было взорвано 19 зарядов общей взрывной мощностью 500 тонн. Британские, канадские и австралийские саперы более полугода рыли туннели, один из которых имел протяженность 600 метров. Самый глубокий заряд был размещен на глубине 30 метров под немецкими траншеями. В Спанбрукмолене от взрыва одного из зарядов образовался кратер диаметром 130 метров. Два заряда не взорвалось. Один из них подорвали в 1955 г., другой остается под землей где-то к северо-востоку от Плугстертского леса, его точное расположение неизвестно, что время от времени вызывает обеспокоенность среди местных жителей, чему я сам был свидетелем во время визитов в те места в 1970 и 1971 гг.
Эффект от этих взрывов оказался сокрушительным. Считается, что 10 000 немецких солдат погибло на месте или было погребено заживо, тысячи были оглушены и контужены, 7354 сдались в плен. Свое слово сказала и британская артиллерия: в артподготовке участвовало 2266 пушек. Среди британских офицеров, которые повели своих солдат вперед сразу же после подрыва зарядов, был и 20-летний Энтони Иден. «Как только начался артиллерийский обстрел, – писал он, – грохот пушек заглушил все мои команды, это крещендо перекрывали только вопли немцев, заваленных в кратере. Мы ничего не могли для них сделать: нам следовало любой ценой продвигаться за огнем нашей артиллерии». Продвигаясь вперед непосредственно за линией огня британской артиллерии, Иден и его солдаты захватили пулеметный расчет с исправным пулеметом. «Видимо, в тот момент они были слишком потрясены взрывами, чтобы заниматься своим делом».
В роте Идена этим утром погиб только один британский солдат. Он шел впереди других в поисках места, где можно прорвать позиции немцев. Иден вспоминал, как наткнулся на него: «Солдат лежал раскинув руки, смертельно раненный и уже без сознания. Я знал его как одного из самых надежных бойцов. Не могу объяснить почему, но меня на какой-то миг просто накрыло волной глубочайшей грусти. Может, из-за беспомощной позы, в какой лежало его тело, от внезапной и печальной утраты молодой жизни мальчика, готового исполнить свой долг. Вполне возможно, его поразил осколок нашего же снаряда, но это ничего не изменило. Он сделал то, что был готов сделать, и, проявив силу воли, многим помог сохранить жизнь, за которую заплатил своей собственной». Спустя шестьдесят лет Иден писал: «Моментальная картина этой сцены до сих пор свежа в моей памяти».
Взрывы зарядов под Месенским хребтом создали в Южной Англии то, что Вера Бриттен назвала «странным утренним толчком, похожим на землетрясение». На следующий вечер в госпитале умер ее ослепший друг Виктор. Брат Эдвард, находившийся дома в отпуске, уже стал совсем другим человеком, «незнакомым, пугающим Эдвардом, который никогда не улыбался и говорил только о тривиальных вещах. Казалось, ему нечего сказать мне. На самом деле он вряд ли замечал мое появление».
Через четыре дня после подземных взрывов немцы покинули Витсхете и Месен и отошли к востоку, на новую линию обороны. Отступление было грамотно и сознательно проведено под руководством принца Рупрехта Баварского. В ходе этого отступления 8 июня один 24-летний немецкий летчик одержал свою первую авторитетную победу. Вся его эскадрилья с земли и с воздуха наблюдала за тем, как он после продолжительного воздушного боя сбил самолет союзников. Этим летчиком был лейтенант Герман Геринг [180].
В течение недели на передовой восстановилось затишье. В июне Т. С. Элиот переправил в журнал Nation письмо, полученное им от офицера, попавшего на фронт, когда ему еще не исполнилось и 19 лет. Офицер был в гневе оттого, что в тылу, как ему казалось, не представляют себе условий, в которых находятся люди на фронте. «Прокаженная земля, усеянная раздувшимися и почерневшими трупами сотен молодых людей. Ужасающий запах тления». Описание продолжалось: «Глина как каша, траншеи – как мелкие и осклизлые трещины в этой каше, каше, которая воняет на солнце. Тучи трупных мух роятся над ямами с потрохами. Раненые лежат в воронках от снарядов среди разлагающихся трупов, беспомощные под палящим солнцем, непрестанным обстрелом, замерзающие в холодные ночи. Люди с выпущенными наружу кишками, пробитыми легкими, ослепшие, с разбитыми лицами или оторванными конечностями. Стонущие или что-то бессвязно бормочущие. Раненые, висящие в агонии на колючей проволоке до тех пор, пока милосердная струя жидкого огня не скорчит их, как муху на свечке».
«Но это все слова, – заканчивал офицер, – и, вероятно, они передают лишь часть смысла тем, кто их слушает. Они содрогнутся и забудут».
Несмотря на реальные ужасы окопной войны, несмотря на хаос в России и мятежи во Франции, стремление правительств продолжать войну не ослабевало. Южноафриканский лидер генерал Смэтс, входивший в это время в состав Имперского военного кабинета, был сторонником скорейшего возобновления наступления британцев на Западном фронте. В ином случае, говорил он, Германия «получит время восстановить боевой дух… Если не можем сломить врага на фронте, постараемся сломить его волю».
