- Благодарствуем, Томила Григорич, - сказал Олекса. - Чего ж раньше молчал? Мы б вылазку сделали.
- Вы и сделайте, когда осада затянется. Рано было. А вот ежели завтра ворота отворите, не худо бы иных людей в том ходу попрятать. Миром кончится дело - вернете их, беда случится - сами выберутся да и уйдут лесами на Волок.
- Спаси тя бог, Томила Григорич. Много ли народу укроется в том ходу потайном?
- Всех не спасешь, Олекса Дмитрич, а с сотню, пожалуй… Сухариков им надо взять, водица там пробивается по кирпичу. И никто вовек не отыщет под озерцом, ежели камни снова уложить на место. Внучков только моих с невестушками не забудьте - далеко их отцы, без меня заступиться некому будет.
- Богом клянусь, Томила Григорич, сделаем.
- Ну, ин ладно. Благословляю вас обоих, витязи. Теперь умру спокойно. Ступайте, я уж слышу, как она надо мной дышит…
Разыскав монашка, Олекса приказал ему привести Томилиных невесток с детьми на Свиблов двор. Взять им лишь одежду да запас сухарей. Тот посмотрел удивленно, но ни о чем не спросил.
- Арину я, пожалуй, сам увижу, но и ей скажи: штоб утром с ребенком там же была, на Свибловом. У тебя есть тут родичи?
- Нам, батюшка, все православные - во Христе братья.
- Слушай меня. Детишек неприкаянных много по Кремлю бродит. Ты собери сколько можешь. Нынче собери и сведи туда же - их определят. У келаря Монастырского возьми сухарей - это приказ. Скажи: мол, Олекса со своими конниками берет сирых детей под защиту.
Когда вышли из монастырских ворот, Олекса попросил и Адама утром прислать к нему детей и жену. Тот покачал головой:
- Нет, брат, не могу. Других звал к хану идти, а своих в надежном местечке укрыл? От бога ничего не скроешь. И ты верно задумал: осиротелых спасать прежде всего. Мои пока не сироты. Спаси тя бог, Олекса Дмитрич. И не поминай лихом, ежели…
Олекса шагнул к Адаму, крепко обнял, тот растроганно сопнул носом в ухо, чмокнул в железное плечо. Провожая взглядом друга, Олекса постоял, прислушиваясь к протяжному пению в ближнем храме. Соборы и монастыри не вмещали всех молящихся, люди толпились на папертях, стояли на коленях прямо на площадях. Сквозь дымы ордынских костров смотрел кровавый закат. Где-то в той стороне - полк Владимира Храброго. Там Васька Тупик и другие славные побратимы Олексы. Враг еще услышит их мечи…
Отослав дружинника на Свиблов двор с новыми приказаниями, Олекса впервые с начала военной осады вошел на женскую половину терема, отыскал Анюту, сидящую с ребенком на коленях перед сумеречным окошком. Она встала, улыбаясь ему обрадованно и застенчиво.
- Чего не играете?
- Какие теперь игры, Олекса Дмитрич?
- У детей всегда игры. Арина в монастыре?
- Ждем вот, исскучался по мамке-то.
Ребенок потянулся к блестящей бармице, залепетал: "Ля-ля".
- Нравится? Погодь, свои "ляли" нацепишь - еще опротивеют.
- Ай, бесенок! - тихо вскрикнула девушка. - Вишь бессовестный какой - при боярине-то! - Она смущенно рассматривала темные полосы, протянувшиеся по золотистому сарафану. Олекса смеялся:
- Ну, богатырь! Да он же в отместку - поиграть доспехом не дали. Ступай ко мне, дай няньке сарафан сменить.
Пока Анюта переодевалась в соседней светелке, явилась встревоженная Арина, схватила сына на руки:
- Олекса Дмитрич, ты правда велел мне быть поутру на Свибловом дворе?
- Велел. И ты ни о чем не спрашивай. - Повернулся к вошедшей девушке, не заметив ее новой нарядной душегреи, сказал: - Ты бы зашла ко мне, Анюта, через часок-другой?
- Зайду, Олекса Дмитрич. - Девушка опустила глаза…
Семейным эту ночь он разрешил провести дома, но с зарей быть в седлах. Оставшихся отправил ужинать, сам же с двумя молодыми кметами заспешил на подол. У входа в Тайницкую башню горел костер, узнав сотского, стражники встали.
- Подвалы не заперты?
- Нет, боярин. Воду ж берем из тайника.
Прихватив смоляные факелы, со своими кметами Олекса двинулся вниз по крутым каменным ступеням. Скоро послышалось тоненькое позванивание ключа, на булыжных стенах в свете факела заблестели ползучие капли. Черные узкие ходы уводили из подвала в три стороны. В глубокой выемке, обложенной белым камнем, бугрилась прозрачная вода, с тихим журчанием переливалась через край и по кирпичному полу убегала в темноту среднего хода. В глубине одного из черных стволов послышался шорох и злой писк.
- Крысы. - Голос воина незнакомо прозвучал в подземелье. Олекса, пригнувшись, вступил под низкий свод, разгоняя тьму огнем факела, пошел вдоль ручья. Через две сотни шагов потолок приподнялся, сырой воздух посвежел, и вдруг путь преградило озерцо во всю ширину хода, запертого глухой стеной. До расчетам Олексы, над головой была кремлевская стена, в нескольких шагах от нее - крутой берег Москвы-реки.
- Подержите факел. - Олекса вошел в воду, залив сапоги, стал разбирать камни; шум воды усилился, озерцо быстро убывало, и наконец обнажилось кирпичное дно. В самом углу, под стеной, - квадратная металлическая дверца с кольцом. Воины с удивлением наблюдали, как начальник поднял дверцу и, освещая темный лаз, заглянул внутрь. Потом приказал ждать его и исчез в узком колодце. Явился он не скоро, с догорающим факелом.
- Чего тамо, Олекса Дмитрич?
- Тамо-то? Кащей на цепях прикован.
- Да ну! - У молодых кметов расширились глаза.
- Я думал сокровища найти, а нашел кости.
Снова плотно затворили дверцу, сложили камни на место, и вода быстро скрыла потайной ход. Олекса велел спутникам хранить секрет ручья: подземелье устроено самим государем.
В гриднице княжеского терема, где временно жил Олекса (Арину взяли к себе девицы), горела свеча. На лавочке под образом Спаса ждала Анюта. При появлении Олексы она осталась сидеть, лишь выпустила из рук свою длинную косу.
- Вот пришла. Да свечку зажгла…
- Завтра, Анютушка, ты мне понадобишься со всеми твоими подругами на Свибловом дворе.
- Там, где Арина будет?
- И Арина. Многих детишек хочу поручить вам. Согласны?..
Он удержал ее, сел напротив. Заговорил не сразу, сам теряясь, трудно подыскивая слова:
- Вишь, Анюта, в какое время лихое встретились мы. Не ведаю, к месту ли мой разговор? Ты не рассердишься? - Она промолчала, а щеки залил маковый цвет, насторожилась, как тетива. - Ни матушки у меня, ни батюшки, крестный мой, Тимофей Васильич, далеко. Да и твои ведь не близко. Приходится мне самому тебя сватать…
- Ой! Олекса Дмитрич! - Анюта заслонилась широким рукавом. - Что ты говоришь! И я-то чего отвечу без княгини?
- Где она теперь, княгиня? Да ладно - подожду до Олены Ольгердовны, а все ж не пойду к ней, тебя не услышав.
Девушка совсем раскраснелась, отвечала уклончиво:
- Честь немалая пойти за тебя, Олекса Дмитрич, да не все в моей воле. И кончится ли добром наше сидение? Вон какие страшные вести принесли нижегородские княжичи.
- Не верь им, Анюта, как я не поверил. Поп - тот и сам не знает, кого хоронил. Да хоронил ли?
- Дай бог, чтоб слова твои сбылись. Переждем безвременье, тогда и скажу. - Она встала.
- Только знай, Анюта: што приключилось в полону с тобой - то не твоя вина, а наша. Ты не бойся: во всю жизнь не попрекну, словом о том не напомню.
У нее вдруг по щекам хлынули слезы, Олекса растерялся:
- Што ты, Анютушка? Прости, ради бога, не хотел я тебя обижать - само сорвалось. Прости.
- Ты не винись, Олексаша. - Она улыбнулась сквозь слезы. - Не ждала этих слов, а без них не пошла бы.
Осажденный Кремль, бессчетные полчища врагов под стеной, грозный завтрашний день - все как бы ушло. Осталась Анюта, его Анюта, ради которой он проломил бы даже тысячные ряды скованных из железа великанов. Держа руки девушки в своих, он смотрел ей в глаза и спрашивал:
- Хочешь, сегодня повенчаемся? Сейчас?
Она растерянно улыбалась:
- Там же теперь весь город. Молятся… Стыдно будет…
Олекса обнял ее, она счастливо прошептала:
- Ох, до чего ж ты сильный! Больно же мне от железа…
В полночь, целуя ее, он шепотом спросил:
- Арина тебя не хватится?
- Не хватится. И не осудит. Она сама свое счастье добывала. Да и что мне чужой суд, когда ты со мной? Вот про полон говорил, а я в ту пору и не понимала, для чего мной торговали. Совсем же глупая была. Думала, выходят за мужиков, чтобы варить им да в поле жать колосья. Но кабы снасильничали… Не довелось бы нам свидеться, Олексаша. Убила бы, ей-богу убила бы - хоть спящего. А потом - себя.
- Забудем про то, Анюта.
- Нет, Олексаша, такого до конца дней не забудешь. И не надо забывать. Может, у меня тоже дочь родится. - Помолчав, неожиданно спросила: - Ты силой брал когда-нибудь женщину?
- Бог с тобой, Анюта!
- Ты ж воин, в походы ходил…
- В нашем войске за насилие над женщиной, как и за убийство ребенка, - вешают. Да и неуж я поганец какой?
- Ну и ладно. Все другое, коли было, прощаю, не спрашивая.
