— Сержант Гафни мне уже это советовал.
Сержант задумчиво кивнул.
— Хороший совет. Это даст тебе неплохое представление о том, что здесь происходит. Удачи, солдат.
Меня не приписали ни к одному подразделению. Надо мной не было ни капрала, ни сержанта или офицера, перед которыми я должен был бы отчитываться. Как и некогда презираемым мной разведчикам, мне дали задание, и, пока я буду успешно справляться, полагаю, на меня никто не станет обращать внимание. Когда я зашел в лазарет занести Хитчу седельные сумки, он рассеянно улыбнулся моему рассказу о назначении. Доктор прописал ему от боли настойку опия, и это сделало его крайне доброжелательным.
— Значит, отправляешься на кладбище, верно? Все лучше и лучше, Невер. У тебя там будет на редкость бодрая компания. На лучшее я и рассчитывать не мог — как для тебя, так и для меня. Покойся с миром! — Он откинулся на подушку. — Настойка опия. Пробовал когда-нибудь, Невар? Ради этого стоит заработать рану. — Он вздохнул, и его глаза стали закрываться. Затем он неожиданно распахнул их и воскликнул: — Прежде чем отправиться на кладбище, съезди к концу Королевского тракта. Это займет у тебя не больше пары часов. Сегодня. Очень познавательно.
Он вновь откинулся на подушки, словно только что сообщил мне нечто крайне важное. Потом взгляд Хитча остекленел, челюсть отвисла, и я ушел, оставив его там.
Я зашел в лавку купить еды на сбереженные деньги. Я толком не знал, как часто я буду получать жалованье. Как мне объяснили, я вправе каждый день приезжать в город, чтобы поесть в столовой, но я решил, что будет неплохо иметь какую-то еду и в своем жилище на кладбище. Никто не собирался сопровождать меня на место службы или перечислять мои обязанности. Часовой у восточных ворот форта показал мне дорогу.
— Просто поезжай вон туда, в сторону гор, — только и сказал он. — Сам все увидишь.
От ворот Геттиса до кладбища было больше часа езды. Чем дальше продвигались мы с Утесом, тем хуже становилась дорога, а дома вдоль обочин исчезли почти сразу же. Вскоре я оставил позади все признаки человеческого жилья. Изредка мне попадалась заросшая колея, ведущая к заброшенной ферме, но было очевидно, что людей здесь нет. Мне показалось странным, что все хозяйства к востоку от Геттиса заброшены. По мере того как дорога все круче уходила в горы, исчезали последние признаки близости города. Лес все теснее обступал обочины дороги, темный и угрожающий. Я заметил, что держусь все настороженнее, но никого так и не встретил.
Наконец я подъехал к грубому указателю, на котором было написано: «Кладбище Геттиса». Стрелка указывала на узкую дорогу, уходящую в холмы. Лес там был вырублен; кое-где еще оставались пни, а дальше, там, где кончалась расчищенная зона, высился стройный ряд лиственных деревьев. Я уже собрался повернуть Утеса на узкую дорогу, но вспомнил слова Хитча: «Съезди концу Королевского тракта». Я оглянулся на солнце, прикидывая насколько это далеко, и решил это выяснить. Если я не доберусь до места до захода солнца, то просто поверну обратно.
Вскоре я начал сомневаться в принятом решении. Дорога все время забирала вверх. Спроектирована она была плохо, кое-где ее размыло водой, а в одном месте пересекал ручей, небрежно засыпанный крупным щебнем. Весь ли Королевский тракт строят спустя рукава? Это ли грандиозный проект нашего короля, на который возлагались такие большие надежды? Что мешает людям, отвечающим за строительство? Конечно, каторжники — не лучшие исполнители для такой работы, но за ними ведь должны надзирать подготовленные инженеры.
Дорога сужалась, лес наступал с двух сторон. Дважды я краем глаза замечал какое-то движение, но всякий раз, повернув голову, ничего не обнаруживал. Позднее я заметил стервятника, самого крупного из тех, что я видел в своей жизни. Он сидел на ветке полузасохшего дерева, нависающей над дорогой. Я поразился его размерам — он выглядел словно черно-белый человек, угнездившийся на суку. Но когда я подъехал поближе, он внезапно распался на три вспорхнувшие птицы. Я смотрел им вслед, удивляясь, как я мог принять три разных существа за одно и что высматривали стервятники на пустынной дороге?
Постепенно появились следы продолжающихся работ. Мимо меня проехал пустой фургон. Мы с Утесом посторонились. Возница даже не повернул головы в нашу сторону. Он смотрел прямо вперед и гнал упряжку опасно быстрым шагом для столь тяжелой повозки на уклоне. До меня начал доноситься отдаленный шум, и вскоре я миновал рабочий лагерь, разбитый у обочины дороги. На небольшой поляне стояло полдесятка хижин, загон с дюжиной лошадей и открытый навес. Рядом пара фургонов кривилась на сломанных осях. Место выглядело заброшенным и, если не брать в расчет лошадей, пустынным. Никогда прежде я не видел более унылого места. От него веяло безнадежностью, словно дурным запахом.
Внезапно мне захотелось повернуть обратно. Я видел достаточно, но не желал признавать очевидного. Старая знать права. Это пустой, бессмысленный проект. Он никогда не будет завершен, как бы долго ни велись работы и сколько бы денег ни потратил король. Слишком расточительно, глупо и жестоко отрывать горожан от их домов и посылать трудиться в далекой и дикой глуши. Мне очень хотелось повернуть Утеса назад. Однако до меня уже доносились голоса и скрип колес тяжелых фургонов. Хитч велел мне посмотреть на конец тракта, и я решил последовать его совету не только из любопытства, но и чтобы понять, зачем он его мне дал. Очень скоро я добрался до участка, где велись работы.
Я видел в деле куда меньший строительный отряд в отцовском поместье и знал, как это обычно происходит. В действиях людей чувствуется определенный ритм и порядок. Будущую дорогу размечают, расчищают деревья, замеряют высоту. Где-то приходится срыть часть земли, в другие места, наоборот, добавить. Надо постоянно подвозить камни и щебень, чтобы поднять дорогу над окружающим ландшафтом. Правильно идущее строительство напоминает сложный танец, где одни рабочие уступают подготовленное место другим.
Однако моим глазам предстал хаос. Либо управляющему работами было на все наплевать, либо он не мог справиться с обязанностями. Я слышал, как возница кричал на людей, копавших участок земли, по которому должен был проехать его груженый фургон. Чуть дальше две группы рабочих остановились, чтобы понаблюдать за дракой своих бригадиров. Те обменивались тяжелыми ударами, но без ярости и азарта. Никто не пытался их остановить. Оборванные каторжники стояли, опираясь на лопаты и кирки, и с угрюмым удовлетворением следили за дракой. Все они носили тяжелые ножные кандалы, не позволяющие делать длинные шаги. Это показалось мне варварством.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
