сильно заснеженной дороге.
Впереди неё разъездом рыскали на конях жолнеры. За ними шла рота князя Христофора Збаражского. Затем тянулся санный обоз с казной и провиантом под охраной пехотинцев. Колонну замыкали копейщики и мушкетеры.
Из предосторожности послы покинули крытые возки, пересели на коней и теперь тряслись верхом.
Рядом с пшемысльским каштеляном[74] Станиславом Стадницким, главой посольства, в седле покачивался Януш Скумин-Тышкевич, брацлавский староста. За ним ехал львовский подстолий Станислав Доморацкий. А где-то посреди колонны, красуясь на бретонском жеребце, лихо резвился гусарский полковник Мартын Казановский. Там же, рядом с ним, был полковник Людовик Вейер, пуцкий староста.
Посольство короля из-под Смоленска вышло полтора месяца назад. Почти месяц послы простояли у Можайска, пока выясняли через своих тайных агентов обстановку в лагере Рожинского.
И только после того как Стадницкий получил надёжные сведения, что искателей удачи под Москвой раздирают противоречия и многие не прочь перейти на службу к королю, он покинул Можайск. Там он оставил четыре сотни пехотинцев с пушками для прикрытия дороги на Смоленск. Предупредив Рожинского о своём визите, он уверенно двинулся к Тушино.
До Тушино, до большого лагеря, уже было рукой подать, оставалось каких-то мили две. И было странно, что Рожинский до сих пор не выслал навстречу им своих людей. А тут ещё, толковали посольские, на открытой заснеженной равнине, того и гляди, наткнёшься на стрельцов Шуйского.
«Или на стены Москвы», — иронически подумал Стадницкий.
— Московиты говорят: незваный гость хуже татарина! — сказал Тышкевич.
— Ты на татарина не похож, скорее троянский конь!.. Нас конфедераты тоже не очень-то ждут.
— Нарочного надо бы к его величеству! — предложил Казановский, подлетев к Стадницкому на своём взмыленном бретонце. Он только что побился с гусарами об заклад и выиграл его, показав, как легко обходит его жеребец добрых скакунов на гонках, и был возбуждён.
— Хорошо, отправьте, — согласился Стадницкий. — Дело, господа, серьёзное. Предупредите ротмистров: гусар держать в готовности, колонну не растягивать. Мартын и ты, пан Януш, проследите за порядком. В любую минуту могут появиться конфедераты. Не забывайте, мы войско его величества!.. Христофор, останься со мной. А ты, пан Станислав, — повернулся он к Доморацкому, — присмотри за казной. Для крепости посади на сани жолнеров.
Казановский и Тышкевич пришпорили коней, пустили их вдоль колонны, и вместе с ними над ней полетело: «Подтянись!.. Глядеть в оба!»
Посольская колонна миновала широкое заснеженное поле и, медленно сжимаясь, стала вползать по узкой дороге в густой подмосковный сосновый бор.
* * *
Её, колонну, Зборовский заметил ещё издали, остановился и стал поджидать гостей.
В посольской колонне тоже увидели тушинцев. От неё отделилось с десяток всадников, и они поскакали навстречу им. Не доезжая тушинцев, всадники придержали коней и подъехали к ним шагом.
Стадницкий выпрямился в седле, слегка приподнял шапку и с достоинством старого аристократа наклонил в знак приветствия голову: «Наияснейшего и великого господаря Сигизмунда III, Божией милостью короля польского и великого князя литовского, я, посол, каштелян пшемысльский Станислав Стадницкий, с Панове приветствуем доблестное шляхетское рыцарство!»
Стадницкий закончил говорить. Над полем повисла тишина, и стал слышен скрип саней подтягивающегося обоза. Колонна подползла вплотную к всадникам и остановилась. В задних рядах зашевелились копейщики, стараясь рассмотреть, что делается впереди.
Зборовский коротко ответил послам: «Его величества короля польского и великого князя литовского послов приветствуют вольное польское рыцарство и я, полковник Александр Зборовский!»
И, давая понять, что церемония встречи закончена, он подъехал к Стадницкому.
— Пан каштелян, я имею поручение Рожинского: встретить и проводить вас до лагеря. Московиты беспокоят, — развёл он в стороны руки, как бы извиняясь за это. — Да и разбойничков на Руси ныне много.
Стадницкий поблагодарил его, но не упустил, напомнил, что они послы короля Польши.
— А он в силах защитить своих подданных!
У полковника на лице мелькнула скучная ухмылка: это ему-то говорят об этом. Знает он, как защищает своих подданных Сигизмунд. Но он ничего не ответил на это, жестом показал вперёд: «Прошу к стану, Панове!» — и пристроил своего черкесца рядом с рысаком каштеляна.
За ними встала полусотня его гусар. Другая полусотня пропустила колонну и двинулась в её хвосте.
Этот маневр не ускользнул от Стадницкого. Теперь его посольство оказалось как бы под конвоем. Но он сделал вид, что не заметил этого.
Не прошла колонна и версты, как к ней подкатила пара Рожинского.
Послы повторили приветствие гетману тушинского войска.
Тот хмуро выслушал их, коротко буркнул: Witamy, panowie![75]
Такое начало не сулило особых надежд на успешные переговоры. Но Стадницкий был готов к подобному отношению тушинцев. Об их настроении он был хорошо осведомлён, также как о большой шатости среди русских сторонников Димитрия.
Все двинулись дальше.
У Тушинского лагеря, у самых его ворот, к посольской колонне подъехали думный боярин царя Лев Плещеев и Фёдор Уников с донскими казаками. Тучный, с желчным лицом и окладистой бородой Плещеев поклонился послам, не снимая высокой горлатной[76] шапки. С расстановкой, солидно он объявил им приветствие от самодержца всея Руси Димитрия и царицы Марины.
Стадницкий озадаченно заёрзал в седле, не зная, что делать… «Нарушать наказ короля?» Тот запретил вступать с царём в переговоры… То ли, ответив, дать повод считать, что посольство прибыло к Димитрию. Он вежливо поблагодарил гонцов царя, решив, что это ни к чему не обяжет его.
Длинный караван всадников и саней тронулся с места, потянулся к воротам лагеря. И тут же с низкой бревенчатой стены пальнули холостыми пушки. Огромный военный лагерь сразу ожил, зашевелился: на стены повылезали пахолики и стражники, гусары, жолнеры. Откуда-то там появились бабы. Со всех сторон сбегались казаки и стрельцы, а подле изб повсюду толпились праздные зеваки.
Тушинский городок рубили в спешке, кое-где обнесли бревенчатым частоколом, а в основном насыпными стенами из тына. И вот не прошло каких-то двух лет, а он уже постарел и обветшал. От проливных дождей и лютых морозов во многих местах развалились стены и покосились сторожевые башни. Острог, как будто бы стыдясь самого себя, прижался ближе к матушке-земле. Внутри же весь городок был поделён, разбит на станы. Отдельно, каждый со своими казаками, своей станицей, своим котлом вели дела и жили князь Трубецкой и атаман Заруцкий. Близ них раскинулись торговые ряды заезжих купцов. Везде были поделаны избёнки, а подле них конюшни, плетённые из хвороста и крытые соломой. А вон там видно множество землянок. В них ютились мастеровые и ремесленники — рабочий люд войны. Да кое-где в таких землянках ещё жили пахолики и пятигорцы.
В
