словно выгорела от яркого солнца или от радиации.
Как какой-то примитивный дикарь, поклоняющийся каменному идолу, Андре упал перед обезьяноподобной тварью на колени. Росси бросил топор и последовал его примеру. Я засмеялся, но на лицах остальных видел тот же благоговейный страх, и должен признать, сам что-то почувствовал. Я подумал о похороненных трусиках Анны Хоуэлл и в какой-то момент пожалел, что украл и посадил их, что писал на них. Меня заполнили пустота и печаль, чувство, что я где-то сбился с пути и потерял что-то очень важное для меня. Ощущение исходящее от мертвого существа было какой-то вселенской скорбью и его настроение воздействовало на мое собственное, заставляя меня хотеть убраться отсюда как можно быстрее.
А потом…
Что-то изменилось.
Не знаю, что случилось: пришло ли это от мумифицированного существа, сидящего посреди комнаты, от моих приятелей пожарных, или это был просто плод моего воображения, но скорбь, которую я чувствовал, неожиданно сменилась страхом, ужасом, пробирающим до мозга костей и заставившим меня остолбенеть на месте, наполнившим уверенностью, что все мы обречены, никогда не покинем это место, и проведем в этой комнатушке вечность, вместе с этой отвратительной черной обезьяной.
Слева от меня сдавленно приглушенно всхлипнул Эд Барр. Плакал Андре: то ли от религиозного рвения, то ли от невыразимого отчаяния, сложно было сказать. Гарсиа приглушил свет фонаря и выключил его. Так же поступил Большой Билл и все остальные; моментом позже мы оказались в темноте и тьма было столь глубокой и всепроникающей, что я не мог сказать, открыты мои глаза или закрыты. Я неподвижно стоял там, ожидая конца. Кто-то плакал. Кто-то хихикал. Был слышен какой-то шум, рыдания и я почувствовал мягкие пальцы, нежно поглаживающие мою руку, а затем зубы больно вонзившиеся в мою правую икру.
Понятия не имею сколько времени мы там провели, но когда мы вышли, солнце уже было высоко. Все были взъерошены, Большой Билл был голый.
Мы оставили мумию там, где нашли, и с помощью веток и грязи из болотца рядом с хижиной запечатали комнату так хорошо, как только смогли. Это была идея Андре и большая часть бригады с ней согласилась: одни более охотно, другие — менее. Я хотел сжечь это место к чертовой матери — чем бы это иссохшее черное существо не было, оно не заслуживало права на существование — но знал, что нахожусь в меньшинстве и оставил свои желания при себе. Мне было достаточно просто уйти отсюда и быть уверенным в том, что я никогда не окажусь поблизости от этой хижины и её мерзкого обитателя. Несколько дней спустя я ушел из пожарной дружины. Так же поступил Росси. Так же поступил Эд Барр. Мы не разговаривали об этом, не спрашивали друг друга о причинах, хотя виделись почти каждый день; и не обсуждали то, что увидели в той хижине и то что там произошло.
Неделей позже Андре покончил с собой в лесу. Попробовал свой дробовик на вкус.
Об этом мы тоже не разговаривали.
Вскоре после этого трусики проросли. Когда после недели облачных ночей луна наконец-то показалась, я стоял перед дубом и смотрел на проклюнувшийся сквозь засыпанную листьями грязь бледный росток; голубовато-белый, почти желеобразный побег, который явно стремился обрести более значимую форму.
Во что он превратится, когда вырастет, гадал я?
Я вытащил свой член и пописал на него.
Анну Хоуэлл я увидел на следующий день, когда она развешивала выстиранную одежду для просушки: я помахал ей через забор, стараясь не смотреть на белье, которое она прищепляла к веревке. Улыбнувшись, она помахала мне в ответ, сказала «отличный денек», если она и подозревала, что я украл её трусики, то отлично это скрывала.
Я крадучись ушел домой и понял, что мне есть о чём поразмыслить. Чего конкретно я хочу от того создания, которое вырастил в лесу? Восхищаясь и признавая красоту Анну Хоуэлл, я всё-таки её не хотел, и не думал, что выращиваю женщину, как замену для оригинала, как сексуального партнера.
Женщина.
Я впервые сказал это себе, признав то, что всё это время было в подсознании — из трусиков Анны Хоуэлл я выращиваю человека.
Женщину.
Но зачем?
Это мне было всё еще неясно, хотя желание продолжать я чувствовал сильнее, чем раньше. Казалось, мысли о моем секрете в лесу поглощают каждый момент моего бодрствования, и каждый божий день я живу с осознанием того, что ночью, если будет светить луна, я смогу посетить мое место у дуба, где в мягкой и плодородной земле покоятся свежевыстиранные трусики моей соседки.
У ростка появилось лицо, когда я увидел его в следующий раз. Под светом луны он вырос почти в полметра высотой и очертаниями смутно напоминал женщину. Были глаза, хоть и закрытые; носа не было и в помине, но имелись поджатые по дурацкой моде кукольные губки, которым не хватало только цвета, чтобы выглядеть, как настоящие. Небольшие выпуклости посередине формы выглядели как зачатки будущих рук и ног.
На этой стадии роста, поливать фигуру привычным способом казалось неправильным, поэтому я повернулся и опорожнил мочевой пузырь в кусты, затем застегнул штаны и присел перед дубом, чтобы разглядеть то, что я вырастил. Зрелище было отталкивающим — пародия на человека настолько противоестественная, что моим первым порывом было уничтожить её. Но вместо этого я сидел на корточках и изучал проявляющиеся формы создания. Оно была небольшим, но не гномоподобным, а идеально пропорциональным, и несмотря на броские черты развивающегося лица, я мог сказать, что оно вырастет в прекрасную женщину. Приглядевшись я увидел едва заметное углубление, которое станет щелью вагины, две маленькие выпуклости, которые разовьются в груди. Существо было сформировано из того-же полупрозрачного голубовато-белого вещества, желеподобной субстанции, которая сияла в лунном свете и казалась липкой. Чтобы понять, такая же ли она на ощупь, как и на вид, мне хотелось протянуть руку и прижать светящуюся кожу пальцем, но я воздержался, не желая навредить развитию фигурки, испортив её прикосновением.
Ночной воздух была влажным и росистым, земля была сырой, но я гадал, будет ли этого достаточно, чтобы поддерживать зарождающуюся женщину увлажненной и обеспечивать её рост. Размышляя о том, как выглядит вагина Анны Хоуэлл под трусиками, я посмотрел на свой растущий пах и понял, что думаю о том, что должен помастурбировать на фигурку, чтобы обеспечить её влагой и питательными веществами.
Я встал, опустил штаны, взял член в руку и начал его поглаживать, мою голову заполнили темные мысли, одна из моих извращенно-порочных фантазий, но в последнюю минуту
