– Значит, так, – проговорил Мстислав. – Поднимаемся на восемьдесят метров и идем по диаметру. Сбрасываем АИСТа, ждем результата и проводим видеозапись освещенного АИСТом центра кальдеры.
– Где? – спросил он. Направлять «Казаранга» в густую темень ему не хотелось.
– Что «где»?
– Видеозапись центра можно проводить над Кратером, в Кратере и на дне Кратера. Вот я и спрашиваю: где?
– Химмельсрайх![8] – вырвалось у Бакулина. Любимое восклицание Пауля Эллингхаузера.
Он посмотрел в зеркало на неподвижную за рукоятками дубль-управления фигуру командира, футлярно-точно вписанную в ложемент, – по контуру скафандра пульсировали синие и пурпурные огоньки, на лицевом стекле отражались разноцветные блики. Бакулин, угадав его взгляд, постучал в висок своего гермошлема:
– Не ходил бы ты, Меф, во десантники. Здесь тебе служебную визу быстро прихлопнут. Хотя бы только за язык.
– А знаешь… тебе удалось меня убедить. – Он машинально включил бортовые мигалки стартового предупреждения: очень яркие малиновые вспышки стали вспарывать тьму то справа, то слева. «Из-за Элдера я вторгся в эту кошачью компанию, – думал он, аккуратно снимаясь с точки. – В последний раз. У них свои системы ценностей и отношений».
С высоты планетарный провал еще больше напоминал застывшую в колоссальном разливе черную воду. Мстислав поделился предчувствием:
– Подкоркой чую: в этой яме – ключ к тайнам Ледовой Плеши.
– Лучше бы ты озаботился судьбой «Леопарда».
– …Сказал пилот-десантник Меф Аганн, – с иронией прокомментировал Бакулин. – И сразу видно: Меф Аганн – не мой друг. Меф – друг моего командира. Меф и Юс поразительно одинаково видят, мыслят и говорят. Прилетели – увидели: нет «Леопарда» на Обероне – и до свидания, переносим поиск на другие луны. С чувством выполненного долга. А что вы с Элдером скажете, когда удалые наши облеты и шапочные знакомства с остальными лунами Уран-системы не прояснят судьбу «Леопарда»?
– Не думаешь ли ты…
– Думаю. Если мы не нашли рейдер здесь, в другом месте мы и подавно его не найдем.
– В конце концов, можно допустить и такое, но… В чем тут вина Элдера?
– Не вина, а беда. Разве он виноват, что в отношениях с Внеземельем по-рыцарски честен и прям? Наш командир замечательный тактик, но слабый стратег. И не трудись возражать, это голая правда.
– Я не возражаю. Более того, хотел бы спросить: а зачем Элдеру быть сильным стратегом?
– Шутишь?
– Нет. Вокруг меня одни стратеги. Начальник рейда – стратег, капитан корабля – стратег, штурман – стратег… Кому-то надо быть тактиком.
– Нам с тобой.
– Не спорю. Однако характер нашего разговора заставляет думать: один из нас тоже стратег. Или по крайней мере с очень большой в этом плане амбицией.
– Молодец, – одобрил Бакулин. – Кусачий. Умеешь защищать своих друзей… даже когда на них никто не нападает. Но капитана и штурмана ты приплел сюда зря: Молчанов и Дитрих сделали свое дело, а стратегия поиска от них не зависит.
– Почему? Это зависит от каждого из нас.
– Стратегия? Ошибаешься. От Асеева и Элдера зависит. И пока Асеев растерян и не знает, что предпринять, Элдер действует. Он и Дитрих уже торчат у дисплея, обсуждают навигационные модели полетов внутри Уран-системы, бубнят про энергетически выгодные траектории, скорости, сроки. Элдер еще не успел здесь покончить с формальностями обязательной типовой разведки, а мысли его уже на Титании… или куда он там собрался в первую очередь.
– На Умбриэль.
– Да, Умбриэль. Вот и гадай, что раньше произойдет: то ли Асеев опомнится и стратегически грамотно определит направление поиска, то ли… Одно из двух.
– Договаривай, Мстислав. То ли?..
– То ли Элдер начнет бездарную клоунаду, дергая «Лунную радугу» от луны к луне, теряя время, растрачивая энергоресурсы!
– Не кричи, шлемофон у меня в порядке. И чего ты волнуешься? Сам видишь: нет «Леопарда» на Обероне. И никаких следов. Так с какой стати вы – Джанелла, Нортон и ты – сомневаетесь в целесообразности намерений Элдера?
– Вот как? Сомневаюсь не я один?.. Что ж, будет легче…
– Что «будет легче»? Ты что-нибудь предлагаешь? Спрашиваю не только как друг Элдера, но и как человек, которому небезразлична судьба экспедиции и который тоже хотел бы во всем разобраться.
Бакулин хмыкнул:
– Хм… Разберешься, а потом, чего доброго, выступишь против Элдера на командном совете.
– Да, если мне станет ясно, что объективно Элдер не прав.
– Хм… – повторил Бакулин. – В таком случае наш командир может спать совершенно спокойно. В субъективности Элдера не обвинишь – он кругом прав. Ведь «Леопарда» на Обероне действительно нет, следов его гипотетической посадки не обнаружено. И нет никаких объективных препятствий тому, чтобы перенести поиск на другие луны.
– Так какого же дьявола Нортон, Джанелла и ты готовы слопать Элдера с потрохами?!
– Не кричи, слух у меня в норме. К чему готовы Джанелла и Нортон, мне пока неизвестно. А лично я готов пояснить, к чему я не готов. Я не готов принять идею поиска пропавшего рейдера на других лунах системы Урана.
– Что мешает? Какая-нибудь особая информация?
– Да. Во-первых, сообщение Эллингхаузера о намерении посадить рейдер на Оберон. Заметь: не на Умбриэль, Ариэль, Миранду или Титанию, а именно на Оберон. Мало того, в сообщении было указан посадочный адрес: район А.
– Остроумно, свежо. Во-вторых?
– Во-вторых, связь с «Леопардом» не возобновилась после оберонского сообщения. Заметь: после оберонского, а не, скажем, умбриэльского. Короче, не Умбриэль, а именно Оберон – узел загадок, странностей, противоречий. Нам трудно даже представить себе, как могла образоваться Ледовая Плешь и эта вот колоссальная яма… Мы что, висим над Кратером на одном месте?
– Нет, ползем по диаметру – автокарта у тебя перед носом… И между прочим, за разговорами мы прошли уже точку, откуда выгоднее было сбросить АИСТа.
– Сбросить никогда не поздно.
В зеркало было видно, как Бакулин отвел в сторону половину подлокотника с желобом, ткнул пальцем в кнопку сброса транспортировщика активированного источника света.
– Пустяки, – добавил Мстислав. – Подумаешь, на километр промахнемся…
– Что ж, дело хозяйское, – пробормотал он и подумал: «Промахнемся на десять – тоже ничего особенного не произойдет».
Сверкающий в солнечных лучах граненый снаряд, странно похожий на штурманский карандаш в металлическом корпусе, отделился от катера и, подчиняясь законам баллистики в слабом поле тяготения, долго держался рядом с машиной. Неестественно долго. На первых порах мизерное ускорение свободного падения не могло сообщить снаряду заметной вертикальной скорости, и все это выглядело как орбитальный ход параллельными курсами. Затем «карандаш», словно вспомнив о собственном весе, пошел на снижение, медленно сокращаясь в размерах на фоне бархатно-черного логова тьмы, и в какой-то момент стал похож на золотистый продолговатый кристалл. Внезапно «кристалл» превратился в ярко блистающую четырехлучевую звезду и только где-то у самой границы невидимо пронизанного Солнцем пространства полностью уже развернулся диском рефлектора, и через секунду после бакулинского «Э-эх, красиво идет!..» золотой диск наискось вошел в тень Кратера, как в черную воду, и мгновенно пропал в темноте.
– Вспышка сработает – отснимем уникальный фильм, – сказал Бакулин. – Объявляю конкурс на лучшее название.
– «Погреб дьявола». Все равно, кроме тебя, смотреть твой фильм никто не придет. Дно мы уже локаторами видели.
– Видеть – мало. Надо понять, что видишь.
– Вот именно.
– Меф, сколько там осталось до центра?
– Условная точка, гипотетически равноудаленная от замкнутой кривой, которая… кривая эта является графической моделью… Моделью чего она является?
– …Графической моделью контура верхней кромки кальдеры, – закончил Бакулин, копируя интонацию Эдуарда Йонге.
Они посмеялись, вспомнив, как Тэдди выпутывался из этой фразы на одном из борт-семинаров.
– Собственно, мы уже в центре. – Он взглянул на экранчик лидара, где медленно таял на темном фоне вишнево-красный кругляк улетающего в сверхпропасть АИСТа. Открыл было рот, чтобы спросить, в каком флаинг-режиме Бакулин думает делать видеозапись, и чуть не вылетел из ложемента – сумасшедшим рывком оборвало крепление левого плечевого ремня.
Впечатление было такое, будто драккар налетел на прозрачную стену, и она, отшвырнув машину, разрядила в днище ярко-зеленую молнию. Потом он, конечно, сообразил, что это было только впечатление, и заподозрил, что драккар обстреляли. Обстреляли из Кратера. Удивительно похоже на лучевой залп. Удар был тяжелый: слепящая вспышка, машину рвануло вправо, в шлемофоне короткое «шварк!» – и сильнейшим инерционным ударом в левый висок, в плечо, в левое подреберье. Полуоглушенный, не видя ничего, кроме стремительной смены радужных пятен, он интуитивно чувствовал кувырки машины в пространстве. Цветные фантомы перед глазами и вращение «Казаранга» спутали у него в голове все в один ком, а в середине кома иглой торчала совершенно паническая мысль: «Форсаж!» Непонятно как сумел сдержать себя, но едва только вернулись нормальные зрительные ощущения и в глазах вместо ярких фантомов появилась бесцветная звездно-черная круговерть, он мгновенно слился с машиной, не собираясь уступать стреляющей пропасти и доли секунды. Маневр «роулинг-брэйк», форсаж. Солнце прямо по курсу, очень жесткая перегрузка. Дальше от предательского провала, дальше и выше – высоко-высоко над ледяными ростками застывших фонтанов, над освещенным краем кальдеры. Зеленоватый клык ущербного Урана в старческой десне горизонта; глаза на лоб, когда увидел в зеркале, что ложемент командира пуст; парализующий ужас, когда обнаружилось, что Бакулина вообще нет в кабине. Пока мозг устанавливал логическую связь между оборванной защелкой-фиксатором и распахнутым люком, мышцы сами уже инстинктивно втянули драккар в форсированный «брэйк» с разворотом.
