Мой рот открывается в притворном шоке, прежде чем я хватаю полотенце с кухонного острова и бросаю его в голову брата.
— Придурок.
На холодильнике висит конверт с моим именем, и я не замечаю его, пока Райан не снимает и не протягивает его мне через остров.
— Что это? — я смотрю на белый конверт, узнавая почерк, нацарапанный на внешней стороне.
— Билет на сегодняшнюю игру.
— Зи передал?
— Вчера вечером.
Я не свожу глаз с конверта в своих руках.
— Я думаю, тебе стоит пойти.
Мое внимание переключается на Райана.
— Я думаю, он любит тебя, но не знает, как сказать об этом, и если ты чувствуешь то же самое, ты должна пойти. Ты никогда не простишь себе, что пропустила эту игру, — он делает глоток своего кофе. — И это все хорошие советы, которые у меня есть для тебя в это временя суток, — Райан оставляет меня одну на кухне и возвращается в свою комнату.
С опаской я открываю конверт и вытаскиваю билет. К нему приклеена записка с простым, умоляющим посланием:
Этот сезон ничего не значит без тебя.
Без тебя ничто не имеет значения.
Пожалуйста, приходи.
— Зи
ГЛАВА 52
ЗАНДЕРС
Я почти не спал.
Сегодня может исполниться цель всей моей жизни. Я мечтал выиграть Кубок Стэнли с тех пор, как узнал, что это такое. Любой ребенок, который встает на хоккейные коньки, думает об этом моменте, но лишь немногие переживают его в своей жизни.
Мое самое значительное жизненное достижение может произойти сегодня вечером, и я не могу не думать о том, что привело меня к этому моменту.
Отец едва сводил концы с концами, оплачивая мои хоккейные турниры, чтобы я не пропускал их. В средней школе за мной пристально следили, даже в моем крошечном городке в Индиане. Полная стипендия в Университете штата Огайо. Где я провалил два курса и пропустил сезон второго курса, в результате чего чуть не лишился упомянутой стипендии.
Мой лучший друг, которого я встретил в семь лет, и которого ненавидел, пока мне не исполнилось двадцать два. Старший курс, когда мы отбросили нашу вражду и поняли, что у нас больше сходств, чем различий.
Ночь, когда меня призвали в лигу, и телефонный звонок Линдси, которая кричала от радости на другом конце провода.
Мои первые два месяца в Чикаго, где я до смерти боялся быть новичком в команде, полной ветеранов. Мой первый полноценный сезон в НХЛ, когда я провел немыслимое количество минут в штрафном боксе.
Год, когда Мэддисона обменяли сюда, и части начали вставать на свои места. Мы начали строить команду вокруг нас двоих. Но последние шесть сезонов мы проваливались, в одни годы едва попадая в плей-офф, в другие — проигрывая в первом раунде.
И вот этот сезон. В этом сезоне вся моя жизнь изменилась. Первая поездка в этом году изменила все. Кудрявая стюардесса с дерзким характером поставила меня на место и стала всем, в чем я даже не подозревал, что нуждаюсь. Она показала недостающие части моей жизни и одновременно собрала их воедино.
Я сбросил ненужное бремя и восстановил отношения, которые упустил. И решил перестать изображать из себя человека, которого фанаты любят ненавидеть. Но самое главное, в этом году я сделал то, чего больше всего боялся. Я позволил кому-то любить меня таким, какой я есть, и не могу представить себе более идеального завершения, чем держать Кубок над головой с ней рядом.
Мой отец последовал за мной обратно в Чикаго прошлой ночью после того, как сыграли еще пару раундов в бильярд. Рейс Линдси приземлился сегодня около десяти утра, и они вдвоем остановились в отеле в городе на несколько ночей. Они оба сегодня на арене впервые в моей профессиональной карьере, и меня переполняет чувство комфорта от осознания того, что мои близкие люди здесь только ради меня.
СМИ были просто безумны, следя за каждым нашим шагом с тех пор, как мы вернулись из Питтсбурга после первой и второй игр. Наша с Мэддисоном грязная история в колледже попали в заголовки национальных газет как история о соперниках, ставших друзьями, которые теперь находятся всего в одной победе от того, чтобы стать чемпионами Кубка Стэнли.
Имя Стиви немного распространялось, но впечатляющая победа нашей команды в плей-офф затмила ее и наши отношения, что к лучшему. Я бы предпочел, чтобы СМИ не узнали о том, что происходит между нами, раньше меня.
С тех пор как вернулся, я каждый день захожу к ней в квартиру, но она до сих пор не вернулась домой. Я не знаю, находится ли она вообще сегодня в Чикаго, не говоря уже об арене, но не могу думать о ней сейчас.
В течение следующих двух часов все мое внимание должно быть сосредоточено на трех периодах хоккея, поэтому я и достал ей билет вне моей точки обзора. Я не могу искать ее всю ночь, и знаю, что если увижу пустое место, это выбьет меня из колеи.
Мой папа и Линдси сидят в семейной ложе с Логан и остальными Мэддисонами, но я хочу присутствовать при встрече Стиви с моим папой, поэтому купил ей билет в общий зал.
Даже несмотря на то, что не подтверждено, вернулась ли она в Чикаго, я должен верить, что это так. Я не могу себе представить, что Стиви пропустила бы это.
Мэддисон занимает место у своего шкафчика рядом со мной, мы оба экипированы для игры и готовы к ее началу. Он опирается локтями на колени, не отрывая взгляда от земли.
— Ты готов?
Я киваю, такой же сосредоточенный, как и мой лучший друг.
— А ты?
— Да. — На мгновение он замолкает. — Возможно, это наша последняя совместная игра…
— Давай оставим это на потом, когда выиграем Кубок?
Он слегка смеется.
— Да. Конечно.
— Знаешь, для золотого мальчика, который получал все, что хотел, ты действительно оказался лучшим другом, о котором я только мог просить.
Его грудь вздымается в беззвучном смехе.
— Для куска дерьма, которым я тебя считал, ты на самом деле оказался чертовски хорошим парнем.
Я протягиваю свой кулак, и он стукается своим.
— Но я все еще считаю тебя засранцем, — напоминает Мэддисон мне.
— А ты все еще придурок.
«Юнайтед Центр» оглушает, когда мы выезжаем на коньках из туннеля. Мигающие огни освещают наш путь, когда мы выходим на темный лед, но дикторы, болельщики и громкая музыка заглушают друг друга настолько, что единственное, что я могу услышать, — это биение собственного сердца. Мои короткие вдохи не слишком наполняют легкие, пока скольжу по льду для разминки, но я ничего не могу с этим поделать. Это самая нервная игра в моей жизни.
Логан встречает Мэддисона внизу у стекла, как делает каждую игру. Обычно я прикалываюсь над ними, но сегодня я слишком сосредоточен.
— Одиннадцатый! — кричит судья. — Сними кольцо.
В замешательстве я смотрю на свои руки, мои перчатки лежат на скамейке, когда я делаю глоток воды. Я уже снял все свои кольца, включая цепочку. Они лежат в моем шкафчике, пока мы здесь разговариваем. Но потом я вижу это. Крошечное кольцо Стиви, едва заметное на мизинце, которое я совсем забыл заклеить. Теперь уже слишком поздно. Судья уже увидел его.
— Нет, — возражаю я.
Он подъезжает ко мне, сбитый с толку.
— Что?
— Я не сниму его.
— Тогда ты не играешь.
— Стоп. Стоп. Стоп, — Мэддисон отходит от стекла, быстро подбегая к судье и мне. Он встает между нами всем телом. — Он играет. Он снимет его.
Мэддисон хватает меня за майку и тащит обратно к туннелю, подальше от посторонних глаз.
— Сними это чертово кольцо с пальца.
— Нет.
— Зи, перестань вести себя как капризный ребенок. Сними его со своего гребаного пальца.
Я не отвечаю, но и не делаю движения, чтобы снять его.
Мэддисон смягчает свой подход.
— Это ничего не значит, парень. Стиви простит тебя. Я знаю, что простит. Просто шестьдесят минут хоккея, а потом мы разберемся с этим, хорошо?
Я молчу.
