— У вас, говорят, в большом количестве имеется, и вы бедному народу…
— Да чего? Чего тебе нужно?
— А… это… А винтовки!
Пономарев резко повернулся на месте, так резко, что проскочил взглядом почтительную фигуру Степана и увидел Алешу у зеркала. Его лицо налилось краской, он глянул на Степана с настороженным удивлением, но Степан смотрел ему в глаза и просительно скалил зубы.
— Вы вместе?
— А как же! — обрадовался Степан. — Бедному человеку, если в одиночку ходить, какая польза. Надо вместе: один выпросит, другой вымолит, третий так возьмет, хэ-хэ… Так и ходим кучей. А у вас, говорят, тут же в доме вашем лежат эти самые винтовки. Вам они все равно ни к чему, потому что у вас две руки, и все. А у бедного народа столько рук, и в каждую по винтовке нужно.
Степан так хорошо играл роль просителя, что Пономарев даже и теперь не разобрал. Он взялся за ручку двери и сказал негромко, с деланным разочарованием:
— Чудаки, кто вам сказал, что у меня есть винтовки?
Степан быстро зашел с фланга и заспешил взволнованно:
— Да вы, может забыли, господин хороший, за делами всякими да хлопотами. Так вы не беспокойтесь, не утруждайте себя, мы и сами посмотрим, вам никаких хлопот чтобы не было.
— У меня нет винтовок, слышите? — закричал Пономарев, начиная понимать, что дело серьезное.
Он гневно глянул на Алешу:
— Господин Теплов? Я понимаю, что вам нужно!
Алеша шагнул вперед, приложил руку к козырьку.
— Так точно, Теплов. Вы удовлетворите просьбу этого… бедного человека?
Но он не выдержал и залился улыбкой, уставившись в рыжую бороду Пономарева, поэтому говорить уже не мог, а только выразительно показал на Степана. Степан добродушно разгладил усы и приготовился выслушать решение господина.
— Оружие? — резко спросил Пономарев.
— Да бросьте, — засмеялся Алеша и заходил по комнате. Снисходительно глянул на растерянную фигуру хозяина. — Ну, что вы ломаетесь? У вас в подвале пятьдесят винтовок и патроны. Забыли, что ли? Прибыли к вам еще в мае, для чего уж — не знаю.
— Да для бедного ж народа, — сказал Степан, как будто уговаривая Алешу, — для бедного народа. — Он вдруг надел картуз и засмеялся: — Ах, и потеха ж, прости господи! Ну, довольно с тобой по старой моде разговаривать. Давай ключи да покажи это самое место.
Пономарев глянул на Алешу, глянул на Степана. Анна Николаевна притаилась в дверях и бледнела от злобы. Алеша выпрямился, сжал губы, чуточку сдвинул каблуки:
— Приступим, господин Пономарев?
Серые глаза Пономарева улыбнулись с презрением:
— Кому я должен сдать оружие? Кем вы уполномочены?
Алеша быстро поднял клапан грудного кармана и протянул хозяину бумажку:
— Совет? — произнес гнусаво Пономарев, держа бумажку на отлете и глядя в нее вполоборота. — Совет для меня не начальство. Надо разрешение военных властей. Оружие на учете, — что вы, не понимаете? И еще написано: «Предлагает». Как это «предлагает»?
Степан ответил:
— Предлагает — это значит: отдай по совести, пока тебя за воротник не взяли; а возьмем за воротник, тебе некогда будет думать, где твое начальство.
Пономарев отодвинулся от Степана поближе к дверям, чуть-чуть побледнел, хотел расправить бороду, но забыл, опустил руку, склонил голову:
— Что ж… Хорошо… Подчиняюсь насилию.
— Правильно делаешь, голубок, — закричал Степан. — Умный человек, и характер у тебя спокойный. Если люди насильничают, что ты с ними сделаешь, известно — простой народ. Вот и я…
Но хозяин не дослушал его. Он еще раз с укором посмотрел на Алешу.
— Пойдемте.
Алеша вежливо пропустил мимо себя хозяйку. Она спешила к покинутой гостье.
5
Богатырчук не то приехал, не то с неба свалился. Вчера его еще не было, а сегодня он побывал на заводе, в совете, у Павла, у Алеши, у Тани, даже у подполковника Троицкого. Алеша целовал его, оглядывал со всех сторон, радовался и обижался. Еще не снявший вагонного «загара», Сергей казался сегодня особенно массивным и неповоротливым, стулья под ним жалобно скрипели, может быть, оттого, что Сергей не очень считался с собственной неповоротливостью, а вес шумел, шутил, вертелся во все стороны.
— Алешка, ты же веселый человек, как тебе не стыдно хромать. Едем на фронт. Едем!
— Это на какой? На юго-западный?
— Брось. Кто теперь считает по солнцу? Теперь считать нужно по-другому. У вас тут какая-то тишина, а в других местах кипит, ой, кипит!
— Да что ты сейчас делаешь? Кто ты такой?
— Я? Да я теперь большевик — и все. А так считаюсь: уполномоченный комитета фронта по вопросам о дезертирах.
Степан, раскрывший было рот и глаза на гостя, услышав последние слова, незаметно увял и отступил в беспорядке на кухню. Там он тихо сказал Василисе Петровне:
— Мамаша, когда нашему брату, рабочему человеку, покой будет?
— А что случилось?
— Приехал вот! Уполномоченный, говорит! Алешка его целует-милует, да смотри, на радостях и выдаст меня со всей моей военной амуницией.
Алеша, увидев отступление Степана, кивнул ему вслед:
— Испугался тебя.
— Да ну его, — Богатырчук махнул рукой. — Разве их теперь переловишь? Как тут у вас? Тихо?
— Да ничего. Красная гвардия у нас.
— Много?
— Полсотни. Народ боевой, да это на заводах. А в Совете скучно.
— Эсеры?
— А черт их разберет? Жулики больше сейчас в эсеры записались, кричат, да они и сами себя не слушают. Вот я тебе расскажу: офицеры здесь собрались, поговорили…
Алеша рассказал другу о совещании у Троицкого.
— А офицеры эти откуда?
— Раненые есть, отпускные. А почему Троицкий в городе, не знаю. Он у Корнилова был. Здесь скучно, Сергей. По улицам шляются, на митингах орут, а к чему — не разберу. Все на Петроград смотрят.
— Подожди.
— Вот я и не пойму: чего ждать? Что дальше-то будет?
— Погоди. Красная гвардия есть. Прибавляй. Пригодится.
В дверной щели ясно был виден красный нос Степана, но Сергей делал вид, что не видит его.
— На Петроград все смотрят, — сказал Сергей с гордостью, — а только ты не думай, что Петроград все за вас сделает.
Алеша захромал по комнате, занес руку на затылок:
— Понимаешь, Серега, никто и не думает, чтобы за нас делали, а все-таки трудно так… Ты прямо скажи, буржуев бить будем? Или как?
Сергей с любопытством, следил за Алешей, иронически поглаживая круглую стриженую голову:
— Если не покорятся, будем бить.
— Как это?
— Да твои офицеры затевают какой-то ударный полк? Затевают? А если в самом деле выкинут штуку?
Степан просунул голову в щель двери и сказал негромко:
— А для чего ждать, пока они соберутся?
— Слышишь? — улыбнулся Алеша.
Богатырчук быстро повернулся к дверям.
— А что делать, по-твоему?
— Как — что делать? — Степан вылез в комнату и сразу начал загибать пальцы: — Во-первых, оружие отобрать, как у нас говорят: Акулине — голос, Катерине — волос, а Фроська и так хороша, ни голоса, ни волоса — ни шиша. Да и не только их, — Степан смутился и захохотал, шагая по комнате и все держа счет на пальцах. — Да разные господа и помещики! В один день и благословить: иди к такой богородице в царство небесное и живи спокойно, а нам не морочь головы — теперь наша очередь. А то они, гады, все равно верх возьмут…
— Это ты заврался, — сказал Сергей строго. — Богатство — это другое дело. Богатство отберем по закону.
— А кто закон даст?
— А мы сами.
— Да когда ж ты его придумаешь, закон?
— Подожди.
— Да ну вас, — рассердился Степан. — Ждали, ждали, да и жданки поели. Это уж так хохлы говорят, а они разумный народ. Ленина куда спрятали, говори!
— Ленин свое дело сделает, не бойся.
— Куда вы его спрятали?
— Кто это… вы?
— Да… разны… там… Господа вообще.
— Не господа, а мы спрятали. Надо прятать, когда за ним с ножами ходят. А он и так дело свое делает.
Разбери вас. Да для чего ж остерегаться? Скажи народу, он тебе сейчас… под самый корень.
— Да ты чудак, сообрази. Тебе вот пришло в голову, пойдешь сейчас буржуев громить, а другому еще что придет. Организация есть. Партия. Партия большевиков, слышал?
— Вот смотри ты — слышал. Да у нас тут на Костроме все большевики.
— Это не большевики. Большевики дисциплину знают.
— Как ты сказал?
— Дисциплину, говорю.
— О!
— А что?
— Ого! Ну… будет у вас чести, как с лысого шерсти! Это… Да ну вас!
Степан засунул руки в карманы и побрел на кухню.
Богатырчук проводил его прищуренным взглядом.
— Батрак?
— Батрак, — ответил Алеша. — Да он замечательный человек.
— Чего лучше. Такого свободно можно считать за один станковый пулемет.
