Посторонний звук словно разбудил Пендергаста. Он поднял на Фэрхейвена взгляд слезящихся глаз и сказал:
– Прошу об одном: сделайте это как можно быстрее.
«Не позволяй ему говорить, – произнес внутренний голос. – Просто убей его».
Фэрхейвен поднял оружие так, что голова Пендергаста оказалась в центре точки прицела. Удар крупнокалиберной и разрывной пули должен просто снести ему голову. Это будет почти так же быстро, как он того просит. Указательный палец Фэрхейвена слегка напрягся на спусковом крючке.
И тут ему в голову пришла блестящая мысль.
Умоляя убить его быстро, Пендергаст хотел гораздо больше того, что заслужил. Этот человек причинил ему кучу неприятностей. Агент ФБР таскался по его следу, уничтожил последний опытный материал, заставил его волноваться в момент триумфа.
Стоя над поверженным врагом, Фэрхейвен чувствовал, как в нем нарастает ненависть. Подобную ненависть он испытывал к Ленгу, на которого так похож Пендергаст. Ранее он так ненавидел только попечителей и профессоров медицинского факультета, оказавшихся не способными понять и оценить его прозрение. Фэрхейвен ненавидел все мелкое и узколобое, что мешало ему достичь подлинного величия.
Итак, Пендергаст хочет быстрой смерти? Нет, с таким арсеналом он этого не получит.
Хирург подошел к Пендергасту и еще раз тщательно обыскал того. Он слегка отдернул руку, наткнувшись на место, где одежда была пропитана теплой липкой влагой. Ничего. Этому человеку не хватило сил, чтобы снять оружие со стены комнаты. Вообще-то Пендергаста можно было и не обыскивать, поскольку неровные следы тянулись от двери до центра помещения, где агента ФБР окончательно оставили силы. Но лишняя осторожность не помешает. Пендергаст – даже в своем жалком состоянии – представлял опасность. Если он попытается заговорить, то его следует тут же пристрелить. Слова в устах этого человека могли стать тонким и опасным оружием.
Фэрхейвен снова огляделся. На сей раз более внимательно. На стенах висело любое оружие, которое только можно было представить. О некоторых экспонатах этой коллекции Хирург читал, другие видел в музеях. Да, процесс выбора орудия смерти может оказаться интересным.
На ум почему-то пришло слово «забава».
Ни на секунду не упуская Пендергаста из поля зрения, Фэрхейвен обвел лучом стены и остановил взгляд на украшенном драгоценными камнями мече. Он снял его со стены, взвесил на руке и внимательно рассмотрел в свете фонаря. Меч, конечно, сгодился бы, не будь он таким тяжелым. Кроме того, клинок проржавел так, что вряд ли подходил даже для резки масла. Да и рукоятка оказалась какой-то липкой и крайне неприятной на ощупь. Фэрхейвен вернул меч на место и тщательно вытер руки об одежду.
Пендергаст все еще сидел, глядя на него светлыми, затуманенными глазами.
– Может быть, у вас имеются какие-нибудь предпочтения? – осклабился Фэрхейвен.
Ответа не последовало, и Хирург увидел во взгляде врага глубокое отчаяние.
– Вот именно, агент Пендергаст. Слово «быстро» здесь уже неуместно.
У Пендергаста в ответ на эти слова слегка расширились зрачки – видимо, от ужаса. Это доставило Хирургу громадное удовольствие.
Двинувшись вдоль стены, Фэрхейвен взял кинжал с золотой рукояткой. Повертев клинок в руках, он вернул его назад. Рядом с кинжалом находился шлем в форме человеческой головы. На внутренней поверхности шлема имелись острия, их можно было закручивать, словно винты, вгоняя в череп истязуемого. Чересчур примитивно и чрезвычайно неопрятно. На стене неподалеку висела гигантская кожаная воронка. Он слышал об этой пытке. Палач загонял воронку в горло жертвы и лил в нее воду до тех пор, пока жертва не захлебывалась или у нее не лопался желудок. Экзотично, но требует массу времени. Тут же стояло большое колесо, на котором людям ломали кости. Слишком трудоемко. Плетка-девятихвостка с железными крючьями. Фэрхейвен взял плетку, покрутил ее над головой и положил на место. Рукоятка плети была покрыта слоем какой-то отвратительной слизи. Похоже, что весь этот хлам хранился по меньшей мере лет сто.
Но здесь обязательно должно быть нечто такое, что отвечает его целям. И в этот момент его взгляд упал на топор палача.
– Знаете что, – сказал Фэрхейвен, улыбаясь еще шире, – не исключено, что ваше пожелание все-таки сбудется.
Он снял топор с крюков и сделал несколько взмахов. Деревянная рукоятка в длину была не менее пяти футов, и ее украшали несколько рядов потемневших бронзовых гвоздей. Топор был тяжелым, но хорошо сбалансированным и острым, словно бритва. Воздух он рассекал со свистом. У стены стоял второй элемент необходимого палачу оборудования – деревянная колода. В колоде было вырублено углубление, в которое помещалась шея. Этой плахой неоднократно пользовались, о чем говорили многочисленные следы от ударов. Фэрхейвен отложил топор, взялся за плаху и подтащил ее поближе к агенту.
Пендергаст вдруг начал сопротивляться, но отбивался настолько слабо, что и сопротивлением это нельзя было назвать. Тем не менее Фэрхейвен сильно ударил его ногой в бок. Тело агента обмякло, и он повалился на пол. У Хирурга на какой-то момент возникло ощущение дежа-вю. Он вспомнил, как надавил на Ленга чересчур сильно и в результате получил труп. Но на сей раз все обошлось. Пендергаст остался в сознании. Его глаза хотя и затуманились от боли, но были открыты. Он увидит, как на него обрушится топор, поймет, что происходит. Для Хирурга это было важно. Чрезвычайно важно.
Затем ему в голову пришла еще одна мысль. Он припомнил, что когда одну из жен Генриха VIII приговорили к смерти, та послала за французским палачом, славившимся своим искусством отсекать головы с помощью меча. Смерть от меча была быстрее и чище, чем от топора. Королева стояла на коленях, с высоко поднятой головой, не склоняясь на отвратительную плаху. И она хорошо заплатила палачу.
Фэрхейвен взвесил топор на руке. Топор показался ему очень тяжелым – гораздо тяжелее, чем тогда, когда он снимал его со стены. Но Хирург знал, что сможет нанести удар. Любопытно, справится ли он с этой задачей без плахи?
Он оттолкнул ногой стоящую перед Пендергастом плаху. Агент ФБР уже стоял на коленях, словно смирившись со своей участью. Его руки висели вдоль тела, а голова упала на грудь. Он выглядел беспомощным и отрешенным.
– Ваше сопротивление лишило вас возможности умереть быстро, как вы просите, – сказал Фэрхейвен. – Но я уверен, что мне удастся ее отсечь за... не более чем за два-три удара. Как бы то ни было, вам предстоит узнать то, что меня всегда занимало. Как долго сохраняется сознание, когда голова уже катится по эшафоту? Видит ли человек, как вращается вокруг него мир, когда его голова падает в корзину. Когда во дворе Тауэра палач поднимал голову, выкрикивая: «Смотрите, вот голова изменника!» – глаза и губы казненного продолжали двигаться. Интересно, видела ли голова свое обезглавленное тело?
Чтобы лучше приноровиться к топору, Фэрхейвен сделал еще один пробный взмах. Почему топор стал таким тяжелым? Пора кончать. Но он не мог отказать себе в удовольствии использовать этот момент до конца.
– Вы знаете, что голова Шарлотты Корде, которую гильотинировали за убийство Марата, покраснела, когда палач несколько раз ударил ее по щеке? И вы, возможно, слышали о предводителе пиратов, которого схватили и приговорили к смерти? Всех его людей выстроили в шеренгу и сказали ему, что тех, мимо которых он сможет пройти, уже будучи без головы, помилуют. Ему отрубили голову, когда он стоял, и, вы не поверите, безголовый капитан двинулся мимо своих людей. Он шел шаг за шагом до тех пор, пока палач, опасаясь, что останется без новых жертв, не подставил ему ногу.
Сказав это, Фэрхейвен громко расхохотался. Пендергаст его веселья не разделил.
– Что же, мне, видимо, никогда не удастся узнать, как долго сохраняется сознание. Но вы это узнаете, и очень скоро.
Он поднял топор над правым плечом, как игрок в бейсбол поднимает биту, и тщательно прицелился.
