Надежда явно ревновала мужа, а он, видимо, давал для этого основания. Однако переписка с женой, скорее, свидетельствует о том, что Сталин не был грубым и циничным волокитой, демонстрирующим свои победы над женщинами. Читая книгу о Японии, вышедшую в 1934 г., Сталин обратил внимание на рассказ о том, что японец может привести в дом проститутку и заставить жену ухаживать за ней. Эту информацию Сталин выделил пометой: «Вот мерзавцы»[735]. Вполне осознавая нелепость такого комментария из уст человека, ответственного за гибель миллионов, отметим, что, скорее всего, это была искренняя реакция. У нас нет оснований подозревать Сталина в пренебрежительном отношении к женщинам вообще и к жене в частности. Уважительно относился Сталин также к матери, сыгравшей столь значительную роль в его жизни.
В общем, советского диктатора трудно назвать семейным деспотом. Скорее, наоборот. Другое дело, что сама Надежда была настолько чувствительной, что обидеть ее могли не только поступки мужа, но даже слухи о них. Многие очевидцы намекали на болезненную психику жены Сталина. Эта версия выглядит тем более вероятной, что заметными психическими отклонениями и заболеваниями страдали мать Надежды, по крайней мере один из ее братьев и сестра. Скорее всего, в хитросплетении всего вместе: сталинской грубости и возможных измен, кремлевских сплетен и слухов и неуравновешенности Аллилуевой – следует искать причины трагедии, произошедшей 8 ноября 1932 г.
В тот день Сталин и другие высшие советские руководители, все с женами, собрались в Кремле на праздничный ужин в честь очередной годовщины октябрьского переворота, который привел их к власти. Точные подробности о том, как проходило застолье, неизвестны. Возможно, Сталин был излишне пьян и слишком откровенно флиртовал с женщинами[736]. Возможно, не в духе была Надежда. Возможно, Сталин нагрубил жене. Возможно, ссору начала она. Во всяком случае, ссора была. Надежда возвратилась в кремлевскую квартиру одна. В эту ночь с 8 на 9 ноября она застрелилась из небольшого пистолета, который подарил ей брат Павел.
Существует версия, что одной из причин самоубийства Аллилуевой были ее политические разногласия с мужем и горячее сочувствие жертвам сталинской политики и страшного голода, уносившего именно в это время жизни сотен тысяч людей. Источником таких предположений является дочь Сталина Светлана, которая утверждала, что Надежда Аллилуева оставила отцу письмо. «Его, наверное, тут же уничтожили, но оно было, об этом мне говорили те, кто его видел. Оно было ужасным […] Это было не просто личное письмо; это было письмо отчасти политическое»[737]. Стремление Светланы драматизировать ситуацию, отвести от матери обвинения в болезненном срыве и представить ее смерть в героическом свете вполне понятно. Однако у внимательного читателя эти свидетельства могут вызвать только недоумение. Аккуратная и старающаяся быть убедительной Светлана в своих воспоминаниях всегда ссылалась на свидетельства определенных людей. А в столь важном случае ограничилась упоминанием анонимных «тех», кто видел письмо. Предположим, что такие свидетели действительно существовали. Однако Светлана не объясняет ключевого пункта – каким образом ее информаторам удалось прочитать письмо и увидеть, что оно было «ужасным» и «отчасти политическим». Можно ли предположить, что письмо Надежды посмел прочитать кто-либо до прихода Сталина? Можно ли предположить, что Сталин, прочитав «ужасное» обличающее письмо, дал читать его другим? На оба эти вопроса нужно ответить отрицательно. Если письмо и существовало, знать о его содержании мог только Сталин.
Стоит упомянуть, что свидетельства Светланы не подтверждаются никакими иными, пусть даже косвенными источниками. Сама Надежда Аллилуева ни в одном из своих многочисленных писем никогда не проявляла интереса к тем страшных событиям, которые происходили в стране до ее самоубийства, – к коллективизации и депортациям сотен тысяч крестьян, к многочисленным арестам «врагов» и т. д. Из чтения этих писем создается впечатление, что Надежда (как, впрочем, и вся большевистская верхушка) была прочно изолирована кремлевской стеной от страданий десятков миллионов подданных ее мужа. 10 июля 1932 г., во время нараставшего голода, Надежда написала записку помощнику Сталина. Она жаловалась, что в последнее время перестала получать новые художественные книги, закупаемые за границей, и просила дать поручение шефу ОГПУ Ягоде наладить эти закупки[738]. Справедливости ради нужно отметить, что обычная отпускная переписка между Сталиным и женой за 1932 г. не сохранилась. Возможно, письма были уничтожены. Возможно, Надежда провела все время с мужем на юге, и необходимости переписываться у них просто не было. Свидетельств об этом не осталось.
Смерть жены, очевидно, потрясла Сталина. Тоска по близкому и любимому человеку, жалость к потерявшим мать детям смешивались с яростью. Надежда предала и унизила его, бросила тень на его репутацию, сделала его личную жизнь предметом многочисленных пересудов, начавшихся уже в те годы и продолжающихся до сих пор. «Очень она плохо сделала, она искалечила меня […] искалечила на всю жизнь», – заявил он родственникам через два с половиной года после смерти Надежды[739].
В течение нескольких лет после трагедии семейная жизнь Сталина шла по инерции, по накатанной колее. Однако, желая избавиться от тяжелых воспоминаний, Сталин поменял квартиру в Кремле и начал строить новую дачу, известную затем как «ближняя». Дети по-прежнему находились под присмотром воспитателей и нянь в Москве и на старой даче. Сталина, Василия и Светлану окружали те же родственники – семьи Павла и Анны Аллилуевых (брата и сестры Надежды), Александра Сванидзе (брата первой жены Сталина). Это был сложный, а порой нечистоплотный мир. Родственники интриговали, добиваясь первенства в благорасположении Сталина. Жена Павла Аллилуева, судя по всему, закрутила со Сталиным короткий роман[740].
Детям Сталин старался уделять больше внимания, чем раньше. Во время совместных обедов в кремлевской квартире он интересовался их школьными делами, периодически приезжал на дачу, брал с собой в театры, в отпуск на юг. Особенно любил Светлану. Она хорошо училась и подавала надежды, была ласкова, привязана к отцу. После смерти жены Сталин общался с дочерью в форме шутливой игры. Он называл ее «хозяйкой» (словно назначив главной в семье после смерти матери), а себя «секретаришкой», исполняющим ее приказы: «секретаришка Сетанки-хозяйки бедняк И. Сталин». Светлана писала отцу приказы: «Приказываю тебе позволить мне поехать завтра в Зубалово»; «Приказываю тебе повести меня с собой в театр»; «Приказываю тебе позволить мне пойти в кино, а ты закажи фильм «Чапаев» и какую-нибудь американскую комедию». Сталин отвечал резолюциями: «Слушаюсь», «Покоряюсь», «Согласен», «Будет исполнено»[741]. В «секретаришки» были зачислены и другие соратники Сталина, подыгрывающие вождю. «Светлана-хозяйка будет в Москве 27 августа. Она требует разрешения на скорый отъезд в Москву, чтобы проконтролировать своих секретарей», – писал Сталин 19 августа 1935 г. с юга Кагановичу. Каганович отвечал 31 августа: «Сегодня рапортовал нашей хозяйке – Светлане о нашей деятельности, как будто признала удовлетворительной»[742]. До начала войны Сталин и Светлана обменивались нежными письмами. «Целую тебя, моя воробушка, крепко-накрепко», – писал Сталин дочери, как когда-то писал жене[743].
