будто потеряла точку опоры. Она опустила голову в ладони и разрыдалась, беззвучно, но так открыто, что Таня подумала: она действительно уверена в том, что своими поступками приблизила гибель сына.
Из того, что Тамара успела рассказать, Таня могла сделать единственный вывод, и она этот вывод, конечно, сделала: Аркаша обнаружил в Интернете информацию, которая вовсе не предназначалась для постороннего взгляда. И теперь те, кто этой информацией распоряжался по праву, требовал от Аркаши… чего? Чтобы тот не лазил по сайтам, для него не предназначенным? Чтобы Аркадий не распространялся о сведениях, которые узнал? Других вариантов, похоже, не было, да и эти выглядели неубедительно. Обычно люди для того и помещают в Интернет сведения, чтобы сделать их всеобщим достоянием. Есть, конечно, исключения… Таня вспомнила историю с израильским юношей по прозвищу Аналайзер, гениальным компьютерщиком, «расколовшим» секретные коды Пентагона и списавшим некую сверхсекретную информацию. Служба безопасности до него в конце концов добралась… и что? Таня не очень внимательно следила за той историей — кажется, прокуратура долго разбиралась: то ли беднягу в тюрьму посадить за разглашение секретной информации, то ли предложить Пентагону взять Аналайзера на службу, поскольку гениальные мозги на дороге не валяются. Не исключено, что решили сделать и то, и другое: сначала посадить, а после отсидки пригласить в Пентагон на работу.
Но если Аркаша расколол секретные файлы российской, скажем, службы безопасности, ему не стали бы звонить по ночам — у бывших гебистов разговор короткий: приехали, забрали, поговорили. Дальше — по обстоятельствам.
— Что было потом? — спросила Таня, когда ей показалось, что Тамара Евсеевна немного успокоилась.
Аркашина мать действительно перестала плакать, но и говорить не могла — сидела, уставившись в какую-то точку на стене, и мучительно думала о чем-то своем. Вопрос Тани она слышала, но ответить была еще не в состоянии. А может, и не собиралась отвечать. Тане показалось, что Тамара Евсеевна решила не продолжать рассказ — на этот счет ей в голову пришли какие-то неожиданные соображения. Таню эти соображения не интересовали, она хотела знать, что было дальше. Ясно, что как-то все это связано с убийством — сама Тамара об этом сказала, — и следовательно, без этой информации до убийц, возможно, и не добраться. Рассуждать о том, как Аркаша влез в какие-то секретные сайты и поплатился за это, можно сколько угодно — все это неконкретно и нисколько не приближает к разгадке.
— Что было потом? — нетерпеливо повторила Таня.
— Хочешь еще чаю? — бесцветным голосом спросила Тамара Евсеевна, давая понять, что не намерена продолжать разговор на интересовавшую Таню тему.
— Я хочу знать, почему убили Аркадия, — твердо сказала Таня. — Вижу, что вы это знаете. И я не понимаю, почему вы сбежали… Не нужно так на меня смотреть, вы сами знаете, что именно сбежали. Завтра похороны, а вы прячетесь здесь, боитесь даже показаться в собственном доме. Почему?
— Потому что меня убьют, как его… — прошептала Тамара Евсеевна. — Не хочу…
— Не понимаю, — сказала Таня, в отчаянии пытаясь собрать начавшие расползаться мысли. — Если бы моего сына… ох, простите… но если… Я бы, наверное, все сделала, чтобы их поймали…
— Их? — усмехнулась Тамара Евсеевна. — Ну поймают там каких-то… Ничего это не даст, вот что. А если они узнают, что я… Убьют. Они же не знают, что я ничего не знаю. Думают, что я тоже…
— Кто — они? — спросила Таня.
— Да откуда я знаю! — закричала Тамара Евсеевна и тут же прикусила язык, будто боялась быть услышанной. Она даже выглянула в окно, чтобы убедиться, что перед домом не видно людей.
Сумасшедший дом, — подумала Таня. От страха Тамара просто рехнулась. Ничего она на самом деле не знает и не понимает, просто гибель Аркадия свела бедную женщину с ума, Бог знает, что она подумала, стоя в морге над телом сына, возможно, что-то сместилось в ее сознании, вот она и бросилась прочь — не из Москвы, а из реальности. Ушла в вымышленный мир и пребывает в нем, выдумав себе страхи для оправдания.
Тогда и рассказ ее — выдумка, плод воображения? Нет, такая игра фантазии была Тамаре не свойственна, мать Аркадия всегда была женщиной практичной и с довольно ограниченным кругозором, ей бы в голову не пришло то, о чем она только что рассказывала как о реальной ситуации.
Наверняка она что-то знает. Наверняка Аркаша что-то нашел в Интернете. Наверняка ему звонили — этого Тамара не придумывала. Но связано ли все это с убийством? Может, и нет.
Таня подумала, что зря теряет время. Не обладая способностями Жилина, она вряд ли заставит Тамару рассказать всю правду — пусть хотя бы ту, что кажется правдой самой Тамаре. Если она хочет здесь оставаться и вздрагивать при каждом шорохе — ее право. Нужно вернуться в Москву и сказать Жилину, где искать исчезнувшую женщину. Нет, возвращаться нельзя — слишком долго. Нужно найти телефон в Барашково и позвонить…
Номер Жилина… Она записала его на бумажке, которую вложила в записную книжку. А книжку… Книжка осталась на тумбочке у Светы, Таня вспомнила это совершенно определенно, ей не нужно было даже и проверять. На всякий случай — мало ли какие фортели выкидывает память — она открыла сумочку и начала копаться в содержимом. Тамара Евсеевна с возраставшим вниманием смотрела, как Таня выкладывает на стол косметичку, мелочь, носовой платочек, билет на электричку, ключ от Светыной квартиры… Записной книжки, конечно же, не было.
Возвращаться к Свете? Господи, как долго… Позвонить и попросить отыскать номер следователя? Наверняка Светы сейчас нет дома. Все одно к одному. Жилина не найти. Тамару одну не оставить — может опять сбежать, и тогда Таня ее не найдет, просто не останется зацепок. Значит, остается одно — говорить, говорить, пусть выложит все…
— Что ты ищешь? — неожиданно трезвым голосом спросила Тамара Евсеевна. — Забыла что-нибудь? Хочешь позвонить в милицию и не знаешь номера?
— Почему вы решили… — опешила Таня.
— Девочка, — сказала Тамара Евсеевна, — ты меня немного знаешь, но, видимо, недостаточно. Если я сбежала из города, то, уверяю тебя, не только потому, что жутко испугалась за собственную жизнь. Аркаша бы меня понял. И голова у меня в порядке. Я сорвалась, извини, но посмотрела бы я на тебя…
Она встала и начала собирать со стола.
— Вот что, Таня, — сказала она после того, как спрятала чашки в старый кухонный шкаф и закрыла скрипучие дверцы, — тебе придется остаться здесь со мной на некоторое время. Я не могу тебя отпустить — ты можешь на меня навести, а этого сейчас нельзя.
— Но я должна быть на похоронах…
— Я тоже. Я мать.
Таня промолчала. Как бы уверенно ни
