«Дорогие мамочка, Людочка и Оличка!
С Новым годом и с праздниками!
Как живёте? Я здоров и весел, разъезжаю по Крыму, поплёвываю в Чёрное море и почитываю стишки и лекции. Через неделю или через две буду в Москве. Сегодня я в Симферополе, отсюда в Севастополь и дальше, пока не доеду до вас и тогда поцелую всех крепко. Я ваш сын, брат и проч. и проч.
Володя.
1/1-14 г., Симферополь».
Заодно была отправлена телеграмма в Херсон Давиду Бурлюку:
«Дорогой Давид Давидович. Седьмого вечер. Выезжайте обязательно Симферополь, Долгоруковская семнадцать, Сидоров. Перевожу пятьдесят. Устроим турне. Телеграфируйте.
Маяковский».
И Бурлюк поспешил в Крым.
7 января в том же симферопольском театре Таврического дворянства состоялась «Первая олимпиада футуризма», на которой Маяковский сделал доклад «Достижения футуризма». Об этом мероприятии Владимир Сидоров (Вадим Баян) вспоминал:
«… занавес поднялся. Зал замер. На сцену, точно командир к войскам, бодро вышел Маяковский. Хлыст в правой руке вызвал движение в зале. На левой стороне хмыкнула какая-то ложа, но Маяковский повернул в её сторону жерновами глаз, – и смех потух. В зале наступила абсолютная почтительная тишина…
– Милостивые государыни и милостивые государи! – загремел он. – В каждом городе, куда бы ни приехали футуристы, из-под груды газетной мануфактуры выползает чёрная критика, утверждающая, что за раскрашенными лицами у футуристов нет ничего, кроме дерзости и нахальства, и что во всех скандалах российских литературных кабаков виноваты только футуристы. Это неверно. В лице футуристов вы имеете носителей протеста против шаблона, творцов нового искусства и революционного духа. Как недоваренное мясо, застряла в зубах нудная поэзия прошлого, а мы даём стихи острые и нужные как зубочистки.
Наши выступления после его речи и чтение стихов были бледными и легковесными».
9 января Давид Бурлюк, Владимир Маяковский, Игорь Северянин и Вадим Баян выступали в Севастополе. Местная газета «Свободное слово» поведала читателям:
«Маяковский читал лекцию о футуризме… Этот поэт безусловно даровитей остальных своих сотоварищей по ремеслу… Севастополь принёс им в дар битковый сбор».
13 января – выступление в Зимнем театре Керчи. Газета «Керченский курьер» отреагировала так:
«Марксист в… жёлтой кофте… Всё его „учение“ зиждется на материалистическом понимании истории… Футуризм – продукт современного капиталистического города, отражающий его темп, биение его пульса, его ритм. Футуристы – это провозвестники новой красоты, пришедшей на смену старой красоте. Новая красота – это новые формы речи, новые звуки и словообразования».
Другая керченская газета – «Южная почта»:
«В Керчи футуристам решительно не повезло. Послушать их доклады и их стихи собралась третьего дня весьма немногочисленная публика».
А «Петербургская газета» 18 января и вовсе сообщила:
«Получена телеграмма из Керчи, что гастроль петербургских футуристов закончилась грандиозным скандалом, так как публика страшно возмутилась невероятной чепухой, которою угощали её футуристы. Скандал особенно усилился, когда Маяковский назвал выдающихся критиков бараньими головами».
В Крыму от футуристической «ватаги» отпал Северянин. Оставшаяся троица (Бурлюк, Каменский и Маяковский) отправилась в Одессу, где 16 января выступила в Русском театре. Газета «Одесские новости» прокомментировала это событие так:
«Исступленного г. Маяковского интересует каждый предмет, понятие, даже слово. Дым, кирпич, фонарь…
Г. Маяковский – очень развязный молодой человек в розовом пиджаке. И опять были фразы, фразёрство, бесконечное, крикливое, вызывающее фразёрство о старых «палаццо», о моли, вьевшейся в голландские гобелены, о покрытом фабричной копотью городе, о юношах, вычерчивающих античные головки… И очень плохо, неумело скрываемое желание вызвать шум, скандал, протесты. Несколько раз повторял г. Маяковский, что он, чувствующий своё превосходство над толпой, будет очень рад, если его освищут. И никто ему не свистал…
Потом все трое читали свои плохие стихотворения, в которых было всё, что угодно, но только никак не новое искусство, потому что все они сделаны очень банально».
На первое выступление футуристов пришла 16-летняя одесситка Мария Александровна Денисова. Маяковский влюбился в неё с первого взгляда. Его приятели тоже не остались равнодушными. Василий Каменский потом написал:
«Вернувшись домой, в гостиницу, мы долго не могли успокоиться от огромного впечатления, которое произвела на нас Мария Александровна. Бурлюк глубокомысленно молчал, наблюдая за Володей, который нервно шагал по комнате, не зная, как быть, что предпринять дальше, куда деться с этой вдруг нахлынувшей любовью».
Мария появилась и на втором выступлении столичных гастролёров, и Маяковский совсем потерял голову. По словам того же Каменского, он…
«… совершенно потерял покой, не спал по ночам и не давал спать нам».
Влюблённый поэт объявил друзьям, что Мария напоминает ему Джиоконду, и он всерьёз думает о том, чтобы прервать турне и остаться в Одессе, если Мария Денисова согласится выйти за него замуж.
На третье выступление поэтической троицы Мария тоже пришла. Состоялось объяснение, после которого прерывать футуристический вояж уже не пришлось, так как девушка твёрдо заявила поэту, что любит другого.
Поражение, которое Маяковский потерпел в Одессе, вызвало в нём взрыв негативных эмоций: как это ему посмели сказать «нет!»?
Здесь вновь уместно привести высказывание Чезаре Ломброзо:
«Гений раздражается всем, и что для обыкновенных людей кажется просто булавочными уколами, то при его чувствительности уже представляется ему ударом кинжала».
Владимир Маяковский знал, чем может завершиться булавочный укол. Поэтому у него и рождались строки, уже приводившиеся нами:
«Кричу кирпичу,
слов исступлённых вонзаю кинжал
в неба распухшую мякоть:
"Солнце!
Отец мой!
Сжалься хоть ты и не мучай! "»
Как бы там ни было, но обрадованные тем, что их компания не распалась, Бурлюк и Каменский вместе с опечаленным Маяковским отбыли в город Кишинёв. Там 21 января состоялось их выступление в зале Благородного собрания. Местный журнал «Первогром» сообщал (в первом номере за 1914 год):
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
