— Как настолько юная может быть настолько кровожадной? — пробормотал Яков, бросив сердитый пристальный взгляд на нее, прежде чем отправиться за мутантами. Они шли с приличной скоростью, и Якову, который двигался широкими шагами, пришлось применить силу, прокладывая себе путь сквозь толпу, проталкиваясь и работая локтями, чтобы пробиться в первые ряды. Когда они приблизились к границе гетто, толпа стала останавливаться, и он, наконец, прорвался вперед и увидел — что стало помехой на их пути.
Поперек главной улицы стоял небольшой отряд службы безопасности, их серая и черная униформа темнела в свете фары-искателя транспорта, стоявшего позади. У всех в руках были дробовики, в щитках на шлемах отражались огни факелов.
Яков остановился и позволил мутантам окружить себя, во рту пересохло от страха. Рядом с ним милая маленькая девочка, Катинья широко открытыми глазами уставилась на агентов СБ. Она тут же заметила Якова и посмотрела на него со слабой, нерешительной улыбкой. Он не улыбнулся в ответ, а сконцентрировал внимание на силовиках перед ними.
— Поворачивайте назад! Вы нарушаете законы поселения рабов! — проскрежетал голос из их громкоговорителя.
— Хватит! — прокричал Меневон и швырнул свой факел в сотрудников безопасности. Его крик поддержали остальные. Брошенные камни и факелы забарабанили по стенам домов. Один из агентов упал, когда брошенная бутылка разбилась о его темный шлем.
— Вас предупреждали, мутантские отбросы! — прорычал из громкоговорителя голос командира СБ. Словно по какой-то неслышимой команде агенты вскинули дробовики. Яков бросился на Катинью, когда вокруг них стали рваться ружейные выстрелы. Послышались крики и вопли. Слева раздался пронзительный вой агонии, а он с девочкой, перекатившись, бросился на землю. Проповедник почувствовал, как что-то дернуло его рясу, когда прогремел очередной залп. Мутанты побежали, воцарился беспорядок. Они цеплялись друг за друга и дрались в борьбе за то, чтобы расчистить себе дорогу. Босые и обутые ноги топтали пальцы Якова, пока он укрывал собой Катинью, которая хныкала и всхлипывала под ним. Закусив губу, чтобы не завопить от боли, когда чья-то пятка сломала между двумя булыжниками ему большой палец на левой руке, Яков заставил себя встать. В это время они с девочкой остались на улице одни.
Бульвар был усеян мертвыми и ранеными мутантами. Конечности, тела и лужи крови покрывали брусчатку, немногие находящиеся в сознании стонали и рыдали со всхлипываниями. Справа, пара, которую он венчал сразу после своего прибытия, стоя на коленях, с завываниями оплакивала лежащий рядом обезображенный труп своего сына. Куда ни взгляни, повсюду безжизненные глаза смотрели на него в резком свете поискового фонаря. Агенты СБ расчищали себе дорогу сквозь завалы из тел, ногами переворачивая трупы и вглядываясь в лица.
Яков услышал прерывистый вздох девочки и посмотрел вниз. Половина лица ее матери лежала на дороге почти на расстоянии вытянутой руки. Он нагнулся и поднял девочку левой рукой. Она спрятала лицо в его одеянии и безудержно зарыдала. Затем он заметил серебристый шлем сержанта, который карабкался вниз из орудийной башни бронемашины.
— Ты! — взревел Яков, указывая свободной рукой на агента. Гнев переполнял его. — Иди сюда сейчас же!
Сержант сорвался с места и поспешил к нему. Лицо его было скрыто щитком шлема, но выглядел он испуганным.
— Сними шлем, — приказал Яков, тот послушался и выронил его из дрожащих пальцев. Он поднял на высокого проповедника расширенные от страха глаза.
Яков почувствовал, как гнев еще сильнее охватывает его, и схватил сержанта за горло. Длинные сильные пальцы сдавили ему трахею. А Яков, используя преимущество в росте и силе, заставил агента опуститься на колени. Тот зашелся глухим кашлем.
— Вы стреляли в члена Министорума, сержант! — прошипел Яков. Мужчина, заикаясь, пытался что-то сказать, но Яков, мгновенно усилив хватку, заставил его замолчать. Затем, отпустив его, проповедник положил руку ему на макушку, силой заставляя склонить голову.
— Моли о прощении, — прошептал Яков, и голос его резал, словно бритва.
Другие агенты СБ прекратили поиски и обменивались взглядами. Через потрескивающий интерком из лежащего на земле шлеме сержанта до него донеслось, как кто-то выругался.
— Моли Императора простить этот самый тяжкий из грехов, — повторил Яков. Сержант начал молиться, его голос почти бессвязно срывался с губ, слезы брызнули из глаз и потекли вниз по щекам, скатываясь на скользкие от крови камни.
— Прости меня, всемогущий Император, прости меня! — умолял он, глядя на Якова, разжавшего руку. Щеки сержанта покрывали мокрые дорожки от слез, лицо было маской ужаса.
— Один час молитвы на рассвете, каждый день, всю оставшуюся жизнь, — объявил свое наказание Яков.
Он снова взглянул на окровавленные останки мутантов, последствия устроенной бойни, и почувствовал, что слезы Катиньи насквозь промочили его рваную рясу.
— И один день телесной епитимьи в неделю на протяжении следующих пяти лет, — добавил он.
Отвернувшись от ужасающей картины, Яков услышал, как за его спиной сержанта начало неукротимо рвать. «Пять лет самобичевания научат его не стрелять в проповедника», — безжалостно размышлял Яков, неуклюже перешагивая через лужи крови.
Когда следующим утром взошло солнце, Яков был уставшим и еще более раздражительным, чем обычно. Он отнес Катинью к ней домой, где ее брат спал прерывистым, наполненным кошмарами сном, а затем вернулся на место хладнокровной расправы, чтобы опознавать мертвых. Некоторых мутантов он опознать не мог — они были не из его прихода — и предположил, что это были борцы за свободу сбитые с толку Латезией.
Когда наконец проповедник вернулся в трущобы, он увидел несколько десятков стоящих по всему гетто агентов службы безопасности, каждый из которых был вооружен тяжелым пистолетом и заряженной шоковой булавой. Устало затащив себя вверх по ступеням часовни, Яков увидел, что его ожидает знакомое лицо. Прямо перед занавешенным входом стоял Спарсек — самый старый мутант, которого он знал — неформальный мэр и судья гетто.
Яков держался из последних сил, когда старый мутант встретил его на полпути. Его искривленное, покалеченное тело с большим трудом преодолевало даже эти небольшие ступеньки.
— Ужасная, страшная ночь, проповедник, — произнес Спарсек надреснутым, хриплым голосом. Яков заметил, что левая рука мужчины, скрытая под повязками, лежит в лубке, и он держит ее у груди, насколько позволяют искривленные плечо и локоть.
— Вы были прямо здесь? — спросил Яков, слабо показав на сломанную руку Спарсека.
— Это? — Спарсек взглянул вниз и печально покачал головой. — Нет. Агенты вломились ко мне в дом сразу после этих событий, обвиняя в том, что я был зачинщиком. Я сказал, что у них нет доказательств, и они сделали это, сказав, что им не нужны доказательства.
— Вы нужны вашим людям сейчас, прежде чем… — голос Якова замер, в то время как сбитый с толку разум, пытался ему что-то подсказать. — Что вы только что сказали?
— Я сказал, что они не могут ничего доказать… — начал тот.
— Точно! — выкрикнул Яков, испугав старого мутанта.
— Что? О чем вы? Вы, наверное, устали, — сказал Спарсек, оправившись от удивления, заметно раздосадованный вспышкой проповедника.
— Ничего такого, о чем бы вам стоило беспокоиться, — Яков помахал рукой, пытаясь его успокоить. — Я сейчас собираюсь кое о чем вас попросить, и, независимо от того — ответите вы мне или нет, мне нужно, чтобы вы пообещали, что больше ни одна живая душа об этом не узнает.
— Вы можете доверять мне. Разве не я помогал вам, когда вы только приехали? Разве не я рассказывал вам о вашей пастве — их тайны и черты характера? — убеждал его Спарсек.
— Мне необходимо поговорить с Латезией, и быстро, — прошептал Яков, наклонившись настолько близко, насколько мог.
— Предводительница мятежников? — удивленно шепнул в ответ Спарсек. Он мгновение размышлял, прежде чем ответить. — Я ничего не могу обещать, но, может быть, мне удастся передать ей весточку о том, что вы желаете ее видеть.
— Сделайте это, и побыстрее! — настойчиво потребовал Яков, мягко положив ладонь на здоровую руку мутанта. — Со всеми этими готовыми без раздумий нажать на курок агентами вокруг, она может совершить что-нибудь безрассудное и еще больше ваших людей погибнет. Если я смогу с ней поговорить, возможно, я сумею помочь избежать еще большего кровопролития.
— Я сделаю то, о чем вы просите, проповедник, — словно самому себе кивая, произнес Спарсек.
Сырые туннели были наполнены звуками текущей и постоянно капающей воды. Они перемежались странными всплесками, когда обутая нога Якова попадала в лужу или крыса стремглав проносилась по ручейкам, сочащимся из обветшалых кирпичных стен. Впереди, свет фонаря Бизанта двигался вверх-вниз и покачивался, когда тот поднимал руку, чтобы осветить путь к тайному логову Латезии. Несмотря на то, что это была самая крупная канализационная система, туннель затруднял движение рослого проповедника. Шея его мучительно ныла из-за того, что пришлось полчаса идти согнувшись. Нос священника уже почти привык к отвратительному запаху, который пробивался к нему в ноздри, а глаза приспособились к тусклому, голубому свету фонаря, когда серокожий мутант впервые за все это время приблизился к заслонке водостока и открыл ее. Яков совсем заблудился, он был в этом уверен, и почти подозревал, что это было конечной точкой их путешествия. Должно быть, они ходили кругами, иначе давно бы уже выбрались за пределы лагеря мутантов — в город или на поля.
