его личной охраны. Се ля ви. В этой жизни возможно все. К перелету в первоклассном салоне самолета люди хорунжего Михайлова отнеслись с природной невозмутимостью, дескать и не в таких дворцах лошадей на постой ставили.
Как всегда, перелет для князя, это возможность выспаться, поработать с документами третьей важности, почитать легкое чтиво. Над Средиземным морем безопасно, перехватить тяжёлый «Острог» можно только с авианосца, который еще надо подогнать в нужный район, риск невелик, как понимаете. Для этого же маршрут заранее знать надо, что вообще попахивает мистикой и столоверчением, ибо решение о вылете принималось за считанные часы до взлета, вообще-то говоря.
Впрочем, бояться того над чем не властен Дмитрия давно отучили. Так что пока далеко внизу расстилается бескрайняя синева можно извлечь из саквояжа томик, открыть на закладке и погрузиться в яркие красочные образы и описания Ремарка. Все же писатель тяжёлый, человек сложный, Дмитрий с ним встречался, разговаривал, впечатление получил, однако мало кто как Эрих Мария способен так красиво и сильно писать на немецком. Все же любой перевод только портит текст, настоящий вкус только на языке оригинала. Эту книгу Дмитрий купил еще в марте в Потсдаме, но до сих пор не смог продраться дальше середины.
Все же тяжёлый писатель, не в пример сочинения Михаила Романова, известного публике как Стах Горотецкий, читаются куда легче. Тоже сильный писатель, рисует яркие неоднозначные сложные образы, но подача, текст — как они отличаются! Главное Михаил оптимист, его книги буквально сочатся, дышат жизнью в отличие от знаменитого мрачного немца.
Темные волны под крылом самолета сменились жёлтыми и серыми волнами пустынного океана. В салоне тепло и светло, поддерживается нормальная атмосфера. Гул двигателей успокаивает, навевает на философские мысли. Вон Евстигней спокойно спит в кресле. Оба моряка коротают время за шахматами.
Дмитрий заложил страницу и убрал томик в саквояж. Сложно и интересно погружаться в атмосферу безнадежности ремарковских героев, вместе с ними переживать кризисы, вспоминать давно прошедшую войну, видеть трагедии окружающих. Все же такой безнадеги как в Германии тогда нигде не было. Или автор намеренно брал свои образы из самой бездны, черпал страдание с дна и разливал полной ложкой? Возможно, иначе он не стал бы так знаменит.
— Ваше высочество, — в салон заглянул второй пилот. — Скоро будет Ливия. Предупреждаю, как Вы и просили.
— Добро. Если на земле вдруг проснутся, толкни в бок.
Да, это не ошибка. Перелетев Средиземное море «Острог» повернул налево, а не направо. Маршрут изменился, но не все это знали.
Глава 6
Мурманский порт
10 июля 1940. Кирилл.
Полярную зиму пережил, теперь настало время наслаждаться полярным летом. Солнце не заходит, ночь как долгий светлый вечер, плавно переходящий в утро. У Заполярья своя прелесть. Сплошной ковер тундрового разнотравья, выходы гранитов, петли речушек и бесчисленные озера из кабины самолета кажутся сказочной страной.
Летали «апостолы» много. Два-три раза в неделю сразу после завтрака у ворот казармы людей ждали машины. Аэродром всего в получасе езды. Редкая непогода не мешала. Только шквальные ливни с нулевой видимостью могли служить поводом перенести полеты. Вот и сейчас звено Владимира Оффенберга отрабатывало групповое маневрирование на средних высотах. По новому расписанию «Сапсаны» работали парами.
Мощная машина рвется в звенящую высь. Над головой бездонное ослепительно голубое небо. Бросишь взгляд вниз — не веришь, что это все зеленое море с красными и темными гребнями скал картина сурового Кольского полуострова. На гребне между мелким озером и узкой речушкой движение, кажется, там неторопливо плывут шерстистые горы с молочно-белыми бивнями, покачиваются хоботы, а в зарослях березы проглядывает желтая шкура саблезубого тигра, дергается кисточка на кончике хвоста.
Обман зрения. Нет там мамонтов. Уже как десять тысяч лет нет их. На берегу озера стойбище лопарей. Три чума, олени, собаки. Крылатая машина проходит над стоянкой, Кирилл закручивает бочку и тянет ручку на себя. Самолет свечой уходит в небо. Ведомый еле успевает реагировать на маневры лидера.
В наушниках хрипит голос штабс-капитана:
— «Дюжина», не увлекайся.
— Есть. Возвращаюсь к стандартной программе.
— Атакую!
От солнца вдруг отделяются две темные точки и летят прямо на «Сапсан» Никифорова. Переворот через крыло, маневр на горизонтали, обратно на вертикаль. Два истребителя проходят мимо и пытаются зайти в хвост. Начинается старая добрая игра котят. Мотор уже не поет, а ревет, перегрузки вдавливают в кресло, в глазах темнеет.
— Отбой. Возвращаемся.
— Слушаюсь, — короткий вздох в микрофон.
На автомате оглядеться по сторонам. Пара комэска рядом. Ведомый четко держится справа и на два корпуса позади. Четко на север в небе танцуют пять истребителей. Контроль обстановки — одно из первых, что вбивают в голову истребителю. Ты должен видеть и чувствовать всё, все направления разом.
На аэродроме по заведенному порядку людей уже ждали полевые кухни с обедом. В больших палатках накрытые столы, нестроевые на раздаче наливают полные тарелки солянки с потрошками, накладывают картошку с котлетами.
— Оленина? — морщит нос Боря Сафонов.
— Никак нет, господин поручик, говядина со свининой.
Кирилл молча берет разнос с тарелками и идет к дальнему столу. К нему сразу подсаживается Антип Капитанский. Ведомый четко держит субординацию. Парень только осваивается, привыкает к весьма либеральным обыкновениям флотской авиационной элиты. На «Апостолов» из берегового полка его перевели в самом начале мая, аккурат перед Фарерским сражением.
После обеда по расписанию часовой отдых, затем строевые занятия и инструктажи по технической части. К последнему летчики относились со всей серьезностью. Мало того, что за несданный зачет можно улететь в береговой полк, так и для собственного выживание пользительно знать и понимать, как устроена твоя дюралевая лошадка, что можно и что нельзя делать с мотором над морем.
У пирсов Романова-на-Мурмане пусто. Только баржи и катера стоят. Сегодня утром Кирилл видел с эспланады только три старых эсминца, у угольного причала грузится сторожевик, да еще что-то похожее на вооруженный транспорт стоит на бочке. Костяк флота прописался в Норвегии, дивизия охраны водного района обжилась в Екатерининской гавани. Романовский порт превратился в снулую тыловую базу. В коммерческих портах разумеется лес мачт, кого не купили или реквизировали под нужды флота намертво встал у причалов. Торговле полный конец пришел. Только каботаж в Архангельск, да несколько караванов ушло с ледоколами по СевМорПути.
Порт уснул, зато в доки и к стенкам судоремонтных заводов очередь, работа кипит в три смены. По слухам, на Архангельской верфи не лучше. Англичане, это не китайцы или тунгусы,
