Твердо решив умереть, я несколько дней блуждал под палящим солнцем, расходуя запасы еды и воды.
Когда мне стало плохо, я пожалел, что не умею ориентироваться в этой враждебной человеку местности.
Потеряв сознание во второй раз, я понял, что хочу умереть быстро, а не мучиться долгие часы от голода и жажды.
Уже на исходе сил я вспомнил о чудодейственном средстве, лежавшем на дне рюкзака, среди многочисленных вещей, которые я взял с собой на случай опасности.
Система спутникового определения местоположения.
Только включи его, и через несколько часов Люсинда примчится на помощь с командой лучших врачей мира.
Я нажал кнопку «вкл», точно так же, как дома, готовясь к поездке, но ничего не произошло.
Вопреки инструкции, аппарат не издал пронзительного сигнала, не мигнул зеленой или хотя бы красной лампочкой.
Я вынул батарею, снова вставил, повторил операцию несколько раз. Безрезультатно: чудо-аппарат не работал.
Солнце пекло, я был на исходе сил. Меня покачивало из стороны в сторону, руки висели как плети.
Я шел, зная, что каждый шаг приближает меня к смерти.
Когда силы изменили мне, я упал на землю. Я даже не мог перевернуться на живот, чтобы укрыть лицо от палящего солнца.
Мое лицо исказила гримаса, и на пересохших, местами потрескавшихся губах выступило несколько капель крови, которые я инстинктивно слизнул.
Перед глазами замелькали черные пятна. Они стали разрастаться и росли до тех пор, пока полностью не затмили свет.
Все, конец.
* * *
Открыв глаза, я увидел на редкость безобразное существо, сверлившее меня взглядом. У существа было лицо древней старухи, обрамленное седыми косами, в них были вплетены обрывки веревки, украшенные деревянными статуэтками.
На иссохшем теле болтались голые груди.
Я огляделся и понял, что лежу в крошечной хижине. С глиняных стен взирали страшные маски, на полу валялись полотняные мешки и деревянные сосуды. Все они были наполнены травами, кореньями и прочими странными вещами, которые мне не удалось разглядеть.
Старуха взяла меня за руку и помогла подняться. У меня закружилась голова, и я тотчас снова сел. Но она не отставала. В результате мне удалось опять встать и даже сделать несколько шагов. Я вышел из хижины. Немного привыкнув к яркому свету, я огляделся и не увидел в округе никаких следов жилья. Насколько хватало глаз, тянулась голая пустыня.
Я вздрогнул, услышав гнусавый голос:
— Пей солнце. Оно тебе больше не враг, ведь твое тело уже не испытывает жажду.
— Вы говорите на моем языке, бабушка?
— Я знаю очень много вещей.
— Что вы хотите этим сказать?
— Мне известно гораздо больше, чем ты можешь себе представить.
— Честно говоря, я ничего не представляю, я просто не понимаю, куда попал.
— Ты там, где и должен был оказаться.
— Что?
— Перестань задавать вопросы, ты все понял.
— Нет, клянусь вам, я ничего не…
— Ты здесь не случайно. Уже после новолуния я знала, что ты двигаешься по направлению к Мидана. Тогда я пошла навстречу и нашла тебя.
— Мидана?
— Неважно, все равно не поймешь. Я принесла тебя в хижину и вылечила твое тело — вот все, что тебе нужно знать. Моя миссия почти закончена.
— Почти?
— Да, почти. Я излечила тело, но душа твоя все еще больна.
— Ты сможешь исцелить ее?
— Может быть. Но ты сам должен понять, в чем твоя беда, иначе лекарство не поможет.
— Я прекрасно знаю, в чем моя беда, но никакое лекарство не в силах совладать с ней.
— Ты забыл, что мне известно гораздо больше, чем ты можешь вообразить. Пойдем в дом, расскажешь о своем горе.
* * *
— Мое горе — это я сам. Лицо, тело… Я словно сосуд с ядом.
— Твой яд действует на других?
— На тех, для кого я лишь образ, нет. Говорят, я даже делаю их счастливыми. Всем остальным, кроме мамы и Люсинды, я приношу одни страдания. В лучшем случае страдания, в худшем смерть.
— Ты как солнце: светишь тем, кто далеко, и обжигаешь тех, кто осмеливается приблизиться.
— Да. Но я солнце, у которого внутри могильный холод.
Старуха буравила меня взглядом. И вот что меня поразило: она не обращала внимания на мое лицо, словно ей было все равно, как оно выглядит, она смотрела прямо в глаза. Я не находил в ее взгляде ни восхищения, ни опьянения моей красотой, а лишь одну доброжелательность.
— А ведь ты хороший человек. Да, теперь я понимаю, почему Мидана позвал меня. Твоя доброта — словно узник в тюрьме печали и одиночества.
Я опустил голову, тщетно пытаясь скрыть слезы, которые капали, оставляя на пыльных штанах мокрые пятна.
Старуха накрыла мою ладонь своей. Впервые в жизни я почувствовал, что ко мне прикасаются спокойно, по-дружески. Я вздрогнул.
— Странное ощущение, да?
— Да.
— Этого ты хочешь? Не обжигать тех, кто приближается к тебе?
— Да! Да! Я все перепробовал, но ничего не помогло.
Я могу исполнить твою мечту. Да, пожалуй, я сделаю это. А пока тебе надо отдохнуть. Когда наберешься сил, я объясню, что надо делать.
Несколько дней прошли в тишине и покое. Мы ничего не делали, почти не разговаривали. Я много спал и наслаждался тем, что, просыпаясь, не испытываю страха. Все остальное время я любовался пейзажем, тщетно пытаясь разглядеть что-нибудь кроме горизонта.
Время от времени старуха уходила в никуда, а потом возвращалась с едой или пучком растений странных оттенков.
Однажды утром она сказала:
— Время пришло. Скоро тебе придется уйти.
— Даже не знаю, хочу ли я… Здесь так хорошо. Рядом с тобой.
— Ты так говоришь от страха. Но в глубине души знаешь, что твоя судьба не здесь.
— Мечта еще не значит судьба.
— Для тебя именно это и значит. Выспись хорошенько этой ночью, завтра ты уходишь.
* * *
Я надел рюкзак, заметно потяжелевший от запасов продовольствия и воды, и долго благодарил старуху. Она неспешно протянула руку и ткнула пальцем в сторону горизонта.
— Иди прямо, никуда не сворачивай, через две ночи выйдешь к деревне. А потом деньги помогут тебе вернуться домой.
Сама она отказалась от моих денег, сказав, что огонь лучше разгорается, если подкидывать хворост.
Когда я отошел метров на двадцать, она крикнула:
— Не забывай, ты должен сделать то, что я тебе сказала, в следующее полнолуние! Иначе ничего не получится!
Я обернулся и еще раз помахал.
Несколько часов спустя я уже с трудом верил, что все это произошло на самом деле.
* * *
Обратный путь занял почти восемь дней — испытание пустыней вымотало меня больше, чем я думал. Но, уверен, это было частью инициации, переходом к новой жизни.
Несколько лет назад я на всякий случай купил и обустроил небольшую квартиру лично для себя и теперь был несказанно доволен своей прозорливостью. Ее скромные размеры и спартанские условия сполна окупались двумя важными достоинствами. Во-первых, она находилась в районе, где никому бы и в голову не пришло искать меня, а во-вторых, тамошний запас денег и продовольствия позволял жить припеваючи долгие годы.
Все было готово. Я выполнил все необходимые условия.
Устроившись на террасе, я любовался ночным небом, в центре которого висела полная луна, единственный свидетель последних минут моей бывшей жизни.
В точности следуя наставлениям старухи, я извлек содержимое джутового мешочка. Я высыпал травы, коренья и прочие странные ингредиенты в кипящую воду, потом тщательно процедил драгоценный отвар.
Все, пора!
Поднеся кружку к губам, я залпом выпил терпко-горькое зелье и три раза подряд, очень четко проговорил свое желание.
Я ждал чуда. Не двигаясь и практически не дыша, я прислушивался к своим ощущением, хотя понятия не имел, что должно было произойти: может, молния разрежет пелену облаков, а может, земля содрогнется. Через несколько минут нетерпение сменилось недоверием, а то, в свою очередь, гневом.
Чуда не произошло. Зато на меня навалилась необъяснимая усталость: руки и ноги налились свинцом, глаза закрывались.
Из последних сил я дотащился до спальни и рухнул на кровать: вместо магического зелья мне подсунули сильнейшее в мире снотворное. Я был разочарован.
Проснулся я среди ночи. Все тело ломило, я ощущал каждую косточку, каждую мышцу. Я с трудом поднялся, чувствуя себя ужасно разбитым. Со мной такого никогда не было.
Я еле дополз до ванной комнаты и уже у двери испытал странное чувство. Нащупывая в темноте выключатель, я несколько раз промахнулся, потому что, как выяснилось потом, искал его на добрых двадцать сантиметров ниже.
Наконец я зажег свет и взглянул в зеркало.
Я увидел…
Увидел себя.
* * *
Уже несколько часов я разглядываю свое лицо.
Часа три-четыре точно. А может, и больше.
