Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К счастью, или к несчастью, меня спасла длинная рука закона. Прежде, чем мы успели завершить переговоры о цене, двое 66-Альфа — военных полицейских — прибыли, чтобы нас выгнать. Наступило время вечерней смены. С этого момента и до закрытия заведением стало офицерской территорией. Весь рядовой состав должен был освободить помещение, так чтобы высшие чины могли бы потягивать своих блядей в уединении. Если бы в клубе Вест-Пойнтских жён однажды узнали об этой традиции, у них бы коллективно сорвало крышу. Ну что ж, пускай я и не потрахался, но, по крайней мере, я нашёл место. Неплохо для начала.
Бек и я разошлись по своим подразделениям. Вернувшись в свой барак, я узнал, что один из солдат, которого я даже ни разу не видел, в тот день закончил свою командировку и отправился домой. Теперь двое парней спорили, у кого больше прав унаследовать маленький тощий матрас, который остался от уехавшего.
Один из этих двоих, Джон Сиверинг, крупный и мощный, телосложением напоминал футбольного полузащитника. Волосы у него были песочного цвета, а лицо скорее дружелюбное, чем угрожающее. Второй, Кларенс Ортис, был ниже ростом, со смуглой кожей и гавайского происхождения. Хоть он и был меньше, но мне он казался более опасным. Видимо, оттого, что его генофонд был ближе к Вьетконгу, чем у любого из нас. Ортис говорил на гавайском пиджин-диалекте, который я временами понимал с трудом. Некоторые слова казались непостижимыми, а он не трудился их пояснять. Это было всё равно, что слушать код Навахо16.
Сиверинг начал снимать матрас с освободившейся койки.
— Кто тебе это дать? — спросил Ортис тоном скорее обвиняющим, нежели вопросительным.
— Что? — сказал Сиверинг, — Он мне его оставил.
— Нет! — ответил Ортис, хватая матрас с другого конца, — Он сказал это мой!
Перетягивание матраса за оба конца длилось, может быть, полминуты, затем ситуация резко обострилась, и оба пехотинца одновременно принялись тузить друг друга кулаками. Удары выглядели жёсткими, достаточно жёсткими, чтобы пробить дыру в гипсовой стене. Драка закончилась быстро, оба бойца лежали на полу, вымотанные и жадно глотающие воздух. Ничья. Я не могу вспомнить, кому из них достался приз.
Моя первая ночная вылазка в джунгли состоялась на следующий день. Роту снова отправляли участвовать в операции «Седар-Фоллс». Так что с первыми проблесками рассвета грузовики привезли нас на лётное поле Лай Кхе, где два десятка вертолётов из 1-го авиабатальона стояли в несколько рядов, с работающими моторами и вращающимися пропеллерами.
Я начал понимать армейский жаргон. Вертолёт, перевозящий солдат, назывался «слик». Слики имели двух бортовых стрелков и могли вместить десятерых таких, как мы, набитых внутрь со всем нашим снаряжением. Некоторые из этих джи-ай-такси также несли контейнеры с ракетами. «Кабанами» или «ганшипами» называли вертолёты с креплениями для нацеленных вперёд пулемётов и ракет. Они не перевозили солдат, но были набиты боеприпасами и использовались, как летающие вооружённые платформы. Словом «даст-офф» обозначали медицинский эвакуационный вертолёт, который мы чаще называли «медэвак». Спереди и по бокам на них были нарисованы большие красные кресты на белом фоне. На мой взгляд, кресты выглядели, как мишени, что было неправильно. ВК и СВА (армия Северного Вьетнама) уже много раз показали, что сбить медицинский вертолёт, полный беззащитных раненых, даже находящихся без сознания, вполне укладывалось в их понятия о морали. Их это совершенно не смущало.
Шум на лётном поле стоял оглушительный. Шарп подал сигнал рукой, мы все побежали мимо вертолётов, и 3-е отделение набилось в один из них. Мы бежали пригнувшись, чтобы нам не снесло головы, хотя главный винт вращался в пятнадцати футах над землёй. С земли поднималось столько пыли, что невозможно было уберечь от неё глаза и что-нибудь разглядеть. Пока я там служил, я ни разу не слышал, чтобы кого-нибудь на самом деле ударило главным винтом, но, уверен, такие случаи происходили. Когда вертолёты отрывались от земли, они иногда покачивались, отчего одна сторона винта приближалась к земле, иногда достаточно близко для чьего-либо обезглавливания. Позже, во время службы во Вьетнаме, я видел, как один из Чёрных Львов зашёл под хвостовой винт, который расположен гораздо ниже, чем главный. Картина казалась тревожной, но тут же оказалась забавной, как только мы поняли, что обошлось без серьёзных травм. Удар оставил глубокую вмятину на его каске и на несколько минут лишил его способности соображать. К счастью, сильно он не пострадал и его рассудок быстро вернулся к норме, что, впрочем, не особенно много значило, учитывая, что он служил в пехоте.
Внутри вертолёта условия оказались стеснёнными. С восемью людьми на борту вертолёт бы, собственно, полон. С полным отделением из десяти человек он уже был набит. Сблизи я заметил, что у Шарпа в одной из гранат на поясе застряла пуля. И у Голамбински была застрявшая пуля в каске с правой стороны. Эти двое уже в чём-то поучаствовали. К сожалению, я не спросил их, откуда эти пули и упустил пару историй, вероятно, заслуживающих внимания.
На касках было немало надписей. У Лопеса она гласила «Предаю свою судьбу ветру», у кого-то ещё «Рождённый проигрывать». Ещё у одного парня на каске были перечислены месяцы, которые он вычёркивал один за другим. Многие католики в роте писали инициалы «И.М.И» — Иисус, Мария и Иосиф. Интересно, что армия дозволяла эти порывы индивидуальности, тогда как в любом другом вопросе она их усердно вытравливала. Тем не менее, в моё время в роте «С» на касках не было ни значков пацифизма, ни листиков марихуаны. Я остановился на том, что написал «Conlan Abu». Это гэльское выражение означало «Всегда победоносный» и изображалось на гербе моих ирландских родственников со стороны мамы, клана Мур.
Многие парни придавали своим каскам индивидуальность, засовывая предметы под ленту. Самым распространённым предметом была маленькая, прозрачная, пластиковая бутылочка с репеллентом от насекомых. Потом шли спички, сигареты, запасные чеки для гранат, магазины для М-16, и — конечно же — козырные тузы. Всё это барахло на мой взгляд выглядело, как мишень для удачного попадания в голову, так что я ничего таким способом не носил. Если снайпер наметит себе одного из нас, пускай это будет кто-нибудь другой, я не я.
Лопес перед погрузкой открутил антенну с рации, чтобы не выколоть кому-нибудь глаз. На ночной вылазке мы несли больше снаряжения, включая общественную собственность. В неё входили, помимо прочего, мачете, лопаты, тяжелые аккумуляторы для раций, размером с сигаретную пачку, и блоки пластичной взрывчатки. Мне, в качестве моей доли общественной собственности, дали таскать противотанковый гранатомёт в добавление к моим обычным двум пулемётным лентам. Мы не носили гранатомёт на каждое патрулирование. Шарп решал, когда их брать, и чаще всего их брали, если мы направлялись на территорию, где могли оказаться бункеры. Гранатомёты использовались для их разрушения. Слава Богу, наш противник не имел танков, чтобы стрелять по ним. Гранатомёт был лишь чуть больше двух футов длиной, весил примерно десять фунтов, и, к счастью, имел ремень для переноски.
Двигаясь замыкающим, я оказался последним, кто влез в вертолёт и получил место около двери, которая оставалась открытой. Хоть я никогда и не летал на этих летающих яйцевзбивалках, я не переживал. Раз все остальные это делают, это должно быть безопасно.
Мы летели на высоте примерно в пять тысяч футов. По всеобщему мнению, на расстоянии мили от земли мы могли не опасаться одиночных выстрелов с земли. К тому же, когда мы летим так высоко, они не станут тратить на нас патроны, надеясь на единственный из миллиона шанс нас сбить. В ближайшие несколько минут мы могли расслабиться. Как только я это понял, лететь стало вполне комфортно. Гул винта пульсировал, словно билось материнское сердце, отчего почти все, кроме меня, ненадолго вздремнули. Я не спал, потому что виды внизу были для меня новыми и интересными. На джунгли открывается гораздо лучший вид с низко летающего вертолёта, нежели с летающего высоко «Карибу», на которых я путешествовал ранее. Джунгли, над которыми мы пролетали, похоже, уже порядочно обработала артиллерия и авиация. Повсюду виднелись воронки. Отдельные хорошо обработанные участки выглядели, как необитаемая лунная поверхность. Некоторые дыры имели шестьдесят футов в ширину и тридцати в глубину. Деревья без листвы были повалены, указывая вершинами от центра взрыва. Тысячи сорванных ветвей лежали беспорядочными кучами вокруг воронок. С воздуха они выглядели, словно гигантские бирюльки. Как можно выжить в подобном месте?
Постепенное снижение вернуло всех от снов к действительности. Каждый отсоединил от винтовки магазин, убедился, что он полон патронов, и вернул его на место. Это повторялось вновь и вновь, нервно, много раз. Я тоже так делал. Заключительная часть снижения над зоной высадки была столь же плавной, как падение в шахту лифта. Некоторые из нас к этому времени уже стояли снаружи вертолёта на полозьях, глядя вниз на пропитанное водой рисовое поле, окружённой джунглями.