Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Постепенное снижение вернуло всех от снов к действительности. Каждый отсоединил от винтовки магазин, убедился, что он полон патронов, и вернул его на место. Это повторялось вновь и вновь, нервно, много раз. Я тоже так делал. Заключительная часть снижения над зоной высадки была столь же плавной, как падение в шахту лифта. Некоторые из нас к этому времени уже стояли снаружи вертолёта на полозьях, глядя вниз на пропитанное водой рисовое поле, окружённой джунглями.
С высоту трёх футов, или около того, я спрыгнул и погрузился по бёдра. Более тяжёлые парни ушли глубже. Майк Соя, огромный огнемётчик из Чикаго, вообще исчез. Соя был достаточно приятным парнем, но слишком крупным и суровым. Я был уверен, что у него в машине на зеркале заднего вида висят плюшевые кубики, а драки по барам он считает легальной формой проведения досуга. Когда он погрузился, его каска закачалась на поверхности. Через полсекунды он вынырнул, разразившись целым шквалом злобной ругани, я не очень понял, на кого. Я был так озадачен, что даже не могу сказать, говорил ли он по-английски, или по-польски, с натужными гортанными звуками.
Мы выбрались из воды на дамбу, где нашли ровную насыпь, уходящую в джунгли. Стоило нам сделать пару шагов, как впереди разорвалась пятисотфунтовая бомба. Я думаю, до неё было всего метров семьдесят пять, и нас бы убило взрывом и осколками, не будь густых зарослей между нами и бомбой. На мой взгляд, это придавало совершенно новое значение выражению «близкая воздушная поддержка». От сотрясения я потерял равновесие. Только схватившись за ближайшее дерево, я не упал от трёх новых взрывов, последовавших подряд один за другим. Воздух перед нами стал ощутимо горячим. Смертоносные осколки, которые мы слышали, но не видели, свистели в воздухе. Мы залегли в поисках укрытия. Каждый из нас сумел найти основание достаточно толстого дерева, кучу земли или что-то ещё, что оказалось бы между ним и взрывом. Мы следовали политическому совету президента Джонсона, что иногда, когда события выходят из-под контроля, лучшей стратегией будет «скорчиться, как осел в сильную бурю и подождать, пока всё не успокоится».
Шальные осколки залетали в кусты и кроны деревьев, отчего те шумели и сотрясались, сбрасывая тучи покрывавшей их пыли. Иногда казалось, что кусты и деревья как будто взрываются. Вот круто, подумал я тогда. Бомбардировка продолжалась почти час. Она могла затихнуть на несколько минут, а затем мы над самыми деревьями видели пламя пролетающих перед нами справа налево «Фантомов», потом следовали новые взрывы и визг осколков. К счастью, чаще всего перед налётом мы слышали громкий скрежещущий звук реактивных двигателей за пять-десять секунд до сброса бомб. Шум предупреждал нас и давал время, если достаточно быстро двигаться, найти укрытие. Но всё равно трудно поверить, что никого из нас не задело.
Из-за того, что мы находились так близко от бомб, они казались больше и опаснее, чем были на самом деле. Один заход был сделан так низко, что я мог прочесть мелкие цифры на фюзеляже и увидеть лицо пилота. Самолёт сбрасывал бомбы размером с «Фольксваген». Повсюду трещали рации. Повсюду горели дымовые шашки различных цветов, указывая бомб-жокеям, куда им сбрасывать или не сбрасывать свой груз. Мне страшно хотелось зажечь одну такую, и я усердно искал глазами кого-нибудь из командиров отделений или взводных сержантов, кто выглядел бы так, как будто собирался приказать кому-нибудь зажечь дымовую шашку. Не сработало. Моя помощь в этом вопросе не требовалась.
В тот день рота «С» использовала для указания своего местонахождения все цвета, кроме красного. В тактико-оперативном районе 1-ой дивизии наш командующий, генерал Депью, постановил, что этот цвет будет применяться только для обозначения противника. Передовые разведчики на одномоторных «Сесснах» и наблюдатели на вертолётах сбрасывали красные дымовые гранаты и ракеты на вражеские позиции. С воздуха красный дым означал «сбрасывай свои бомбы сюда». С земли он означал «беги спасай свою сраную жизнь, сейчас сюда упадёт бомба». В теории наземные войска могли использовать этот цвет, только, если их позиция прорвана, и они вызывают авиаудар или артиллерийский огонь на себя, что называлось «последний оборонительный рубеж». Я думаю, мы не оперировали такими терминами, потому что ни одна душа в роте «С» не носила с собой красных дымовых гранат.
Генерал Депью, говорят, был интересным человеком, и очень жаль, что мне не довелось с ним встретиться лично. «Напалм» было одним из его любимых слов. Не раз мне рассказывали, как он произносил его в ответ на вопросы своих подчинённых, как им решить какую-нибудь насущную тактическую проблему, возникшую в ходе битвы или боестолкновения. Он считался солдатом из солдат и среди нас, находившихся на нижних ярусах тотемного столба, заслужил известность своей фразой «Джи-ай, на которого напали, становится командиром дивизии, потому что все ресурсы дивизии — в его распоряжении». Так что теперь мы были «один за всех и все одного».
Во Вьетнаме все дивизии, включая и нашу, до прибытия Депью носили нарукавный шеврон установленного образца, выполненный в оливковом цвете, чёрном и различных оттенках серого. Все остальные цвета исключались по соображениям маскировки. Депью отверг эту идею и вернул наш первоначальный шеврон с единицей, красной, как пожарная машина. Я служил в Большой Красной Единице, а не в Большой Серой. Генерала Депью высоко ценили во всей дивизии. О большинстве других командиров нельзя сказать то же самое.
Кто-нибудь знал, почему авиация вела бомбардировку? Я нет. В дальнейшем так повторялось раз за разом, полное неведение, мы не знали, что происходит в текущий момент и не могли этого узнать впоследствии. Мне это было неприятно. Может быть, разведывательный самолёт что-то заметил перед нашей высадкой. Может быть, по нам стреляли на подлёте. Может быть, это меры предосторожности. Мне говорили, что в штабе предпочитают при возможности провести профилактическую бомбардировку. Парой месяцев ранее, во время операции «Эттлборо», высадившихся без предварительной бомбардировки встретил единственный ВК, который выстрелил нашему головному, Гарсии, между глаз и исчез. Пуля разнесла Гарсии затылок и парню, идущему вторым, чуть не выбило глаза кусками горячего мозга, разлетающегося на сверхзвуковой скорости. Я не знаю, получил ли он «Пурпурное сердце» за ранение человеческой шрапнелью.
Как внезапно всё началось, так оно и прекратилось. Авианалёт закончился. Рота «С» двинулась в джунгли с заданием искать-и-уничтожать. Целью «Седар-Фоллс» была зачистка территории в пятьдесят квадратных миль, известной, как «Железный треугольник», располагавшейся немного к северо-западу от Сайгона. Дорог в этой местности особо не было, американские войска в течение последнего времени не уделяли ей много внимания, и теперь она превратилась в огромную зону снабжения для противника. В первый день операции наши войска заняли главную деревню, Бен Сук, подтянули вертолёты «Чинук» и вывезли всех жителей, всё их имущество и даже домашний скот. Затем деревню сровняли с землёй. Это было сделано для того, чтобы после нашего ухода вся территория считалась зоной свободного огня и периодически прочёсывалась артиллерией, чтобы противник не вернулся. Так всё выглядело в теории.
Армейское командование в Бен Сук проявило непривычную мудрость и сочувствие, когда жители деревни попросили отсрочить выселение, чтобы они могли забрать личные вещи и ценности, которые они спрятали или зарыли в землю вокруг деревни. Такова была обычная мера безопасности, чтобы уберечь ценные вещи от вьетконговских сборщиков дани, грабителей и добрых старых вороватых соседей. Что необычно для армии, график был сдвинут, чтобы люди могли собрать свои сокровища. Несмотря на отсрочку приговора, перемещение было проведено чётко. Никто в 1-ой дивизии не хотел бы услышать, что про нас говорят у костра в новой деревне, где бы она ни находилась.
Мы прочёсывали остальную часть «Железного треугольника» вместе со 173-ей десантной бригадой и 11-м разведывательным полком. Никакие крупные подразделения АРВН не привлекались. Им даже вообще не сообщили про план «Седар-Фоллс», пока она не началась. Ходили слухи, что среди командования в Сайгоне опасались, что если АРВН узнают про операцию заранее, то они всё сдадут Вьетконгу.
Около полудня мы нашли склад риса. Пять тонн припасов в мешках были сложены на деревянный настил, приподнятый на сваях на два фута от земли, чтобы рис не промок. Толстые бамбуковые столбы поддерживали ржавую железную крышу, чтобы уберечь мешки от дождя. Постройка, размером примерно с гараж на одну машину, не имела стен. Трудно было поверить, что там не водятся никакие животные, способные прогрызть мешки, чтобы добраться до риса. Мы приблизились к складу с великой осторожностью, желая знать, чьи невидимые глаза следят за нами и будет ли он сражаться за свой рис. Судьбе было угодно, чтобы склад никто не охранял, но он был заминирован. Американская граната-яйцо с вынутой чекой лежала между двух мешков. Капитан Паоне, командовавший ротой, вытащил её и заменил чеку новой, из тех, что имел с собой. Все носили запасные чеки именно для этой цели.