Топот хазарского коня делался все тише и тише. Лошади остроголовых стояли смирно и позволили взять себя под уздцы. То ли они тоже ошалели от всего происходящего, то ли их хозяев убивали так часто, что они привыкли к перемене их, но одна из них спокойно стояла около Избора, пока он обшаривал трупы, выбирал меч по руке, а потом и позволила влезть на себя… Под седлом нашелся мешочек золота. Взвешивая тяжесть кошелька и разглядывая поверженных противников Избор отстранено подумал.
— Вот она лень-то. За такие деньги могли бы найти доспехи и получше…
Пожар позади не стихал и резня шла своим чередом. Сполохи огня освещали дорогу. Стоять тут значило гневить Светлых Богов. Человек на коне взмахнул плеткой.
Дорога, как и было задумано теми, кто ее протаптывал, вела его к городу. Мысль о том, что вообще все дороги ведут в один город уже была высказана и бродила по цивилизованной Европе, но Избор о ней еще ничего не знал и от этого думал не столько о том куда попадет, а о том как бы не встретить кого в пути.
Город Избор сперва принял за тучу, тяжко припечатавшуюся на краю земли, но потом разобрался что к чему… Он пришпорил коня, хотя знал, что все это напрасно. Солнце уже давно зашло и ворота были закрыты. Факелы, искорками сверкавшие у края земли должны были освещать пустую площадку перед крепостными воротами. Во всяком случае так было бы год или два назад, но как оказалось мир изменился. До городских ворот было почти два поприща, когда Избор остановился. Увидев свет над воротами он сперва обрадовался, но потом с каждым скачком коня его начало одолевать смутное беспокойство. Ощущение подбирающихся неприятностей холодило спину все сильнее пока он не бросил поводья.
Конь встал. Городские ворота были распахнуты настежь. Что-то было не так.
Зарево за спиной угасло и он не боясь, что его увидят со стен спокойно смотрел на город. Почуяв свободу конь замотал головой, зазвенел уздечкой. Избор соскочил на землю.
Исин не погнал бы коней в эту сторону, если б не знал, что это самое близкое поселение. Но об этом же наверняка знали и остроголовые. Скорее всего открытые ворота и означали, что этой ночью именно их тут ждали с добычей. Мельком Избор пожалел хазарина. Если бы он был умнее, то догадался бы убраться в какую-нибудь другую сторону, забиться в щель. Хотя и это не избавило бы его от неприятностей. И дураку было ясно, что остроголовые еще с ночи начнут вылавливать уцелевших хазар по всей степи. Избор с сожалением отпустил коня.
Светлые Боги не зря привели его именно сюда. Он знал по опыту — самое темное место — под пламенем свечи. Искать его тут не станет никто, а когда все поутихнет, можно будет разжиться конем и убраться отсюда по добру по здорову. Это означало, что ему нужно будет попасть в город и попасть туда не через ворота.
Глава 5
Дверь подалась неожиданно легко, и что еще более удивительно, совершенно бесшумно. Избор бросил взгляд на петли. Там блестели капельки свежего масла. Оно даже не успело потемнеть от пыли. Кожа на лбу шевельнулась. Вряд ли это делалось для того, что бы чистить по ночам кошельки проезжающих, но все равно ухо тут нужно было держать востро. Сколько раз в жизни бывало, что берегущий свой кошелек сберегал за одно и свою жизнь.
Он шагнул за порог и остановился. Брови поднялись еще выше. Избор ожидал увидеть коридор, но его там не оказалось. Вместо него там шла неширокая, шага в два галерея, а за ней, внизу, зал заставленный длинными столами. Снизу волнами поднимался слитный шум, такой плотный, словно там колыхалось море. Одного взгляда вниз хватило, что бы увидеть, что постоялый двор был богатым.
— Давно не был в людях. — подумал Избор возвращая брови на место — Отвык…
Заведение, в которое он только что вломился, со стороны крыши показалось ему победнее. Он вспомнил гнилую гонту, крошащуюся под пальцами, острый ужас от ощущения пустоты под ногами… Плечи сами собой передернулись, сбрасывая оторопь…
На остроголовых он налетел у первой же корчмы. Едва он взялся за дверь, как она распахнулась и на улицу, едва не сбив его с ног, выскочил растерзанный мужик. Даже в темноте было видно что вышел он оттуда не по доброй воле — из разбитого носа вниз тянется кровавя дорожка. Следом за ним выскочили трое в знакомых доспехах. Увидев Избора, старший что-то крикнул на незнакомом языке. Второй окрик был уже недоуменно-злым, почти угрожающим. Избор на всякий случай дружелюбно помахал рукой. Мало ли что…
Перебравшись через стену — это оказалось совсем не трудно — он первым делом сбросил с себя стянутую с лучника кожаную рубаху. Шлем он выбросил еще раньше, а вот выбросить штаны ему в голову не пришло и теперь они лучше всяких слов говорили кто он — друг или враг остроголовым. Почуяв в нем добычу более ценную старший и них походя ткнул мужичка в спину ножом и, освободив руки, повернулся к Избору.
— Кто такой? — чуть картавя, спросил он, смотря ему не в лицо, а на ноги. Меч он еще не достал, только что его доставать? Вот он. Рукоять торчала над левым плечом. Избор осторожно отодвинулся. У него был кинжал, к сожалению гораздо короче меча и не менее узнаваемый, чем штаны. Рукоять у него была не как у людей — с круглым шаром на конце. Он не стал дожидаться других вопросов и рванул в темноту. Под ногами расплескивались лужи, что-то чмокало. В первом же переулке он по стене забрался на крышу и дальше пошел там….
Мир встретил его не ласково, но когда это мир был к кому-нибудь ласковым? Вылезая из материнского чрева дети кричат отнюдь не от радости. Нет, мир не менялся. Он спускался вниз, подхватывая носом запахи. Обоняние услужливо подсказывало. Медвежатина, караси в сметане… Запах гуся с яблоками пронесся в воздухе стремительным зигзагом, заставив желудок что-то неразборчиво простонать.
Выбрав стол почище, он пристроился туда. В корчме гуляли. Кто с горя, кто с радости. Люди пели, жрали, пили и целовались. Все тут было как у добрых людей — чадно и шумно. Пока ждал отрока, от нечего делать медленно оглядывал сидящих людей и нашел повод для удивления. Чудно, когда в незнакомом городе тебе встречаются знакомые лица. И уж совсем удивительно, когда встречаешь человека уже записанного тобой в покойники. Напротив, у другой стены, сидел Исин и за обе щеки метал еду с блюда. В темном углу за его спиной сидел еще кто-то, но Избор не успел разглядеть кто.
Принесли еду.
У хазар с харчами было не плохо, и брюхо, привыкнув к хорошей жизни, требовало своего. Кормили тут не разнообразно, но сытно. За серебряную монету ему принесли гуся с кашей, кувшин с медовухой и краюху хлеба. Каша в брюхе у гуся разбухла от жира, и он начал с нее. Пока зубы делали свое дело, он краем уха ловил разговоры. Речи тут велись вполне мирные — говорили о ценах на пшеницу и шкуры, о том, что у войта дочь засиделась в девках и о недавнем проезде через город Алеши Поповича направлявшегося бить очередного супостата ожидаемого со стороны журавлевцев. О нападении на хазарский караван не говорили. Самым любопытным оказался услышанный разговор о том, что к князю приехал гость с малой дружиной, и что пришлые больно уж драчливы и многим местным уже досталось, хотя кузнец Бодрята и заезжий богатырь Гаврила уже тоже успели отличиться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
