«Только спать, спать, спать, и не видеть снов».
Мадам Катрин не смотрела на сербку, раскинувшуюся на краю гигантской райской поляны. Золотые и платиновые пластинки прохладно касались висков и затылка. Новый вид снотворного?»
ФАЙЛ ОБОРВАН
«…Игрушечный рождественский домик в холле под нейлоновой елкой. Стилизованные шишки, крошечная сосулька, как вытянутая капля под носом короля Рамы IX – вечного труженика. За каменными стенами рев цикад, темные смазанные ручьи мотоциклов среди смазанных огней фар и фонариков. Лотосы в лужах. Тучные, буддийского цвета облака. Огромная, трепещущая под ветром бадтха, под которой просветлился Будда.
Почему ее не спасли? Она была любимой женой короля.
Жены короля не может касаться смертный. Она утонула, упав в воду на переправе, все это видели, но, конечно, никто не осмелился протянуть руку. Нечестивую сразу бы отрубили.
Пастельная сумеречность вечности, рябая, как лбы сиамских слонов.
Собаки спят в тени. Золото неба над вечерним заливом. Никаких этих червивых мыслей.
Карл, ты можешь говорить правду?
Могу. Но зачем? Кто в ней нуждается?
Думаешь, что совсем никто?
Совершенно уверен в этом.
Вот такая ботва, прикинь.
Где ты научилась таким словам?
Не знаю. Может, услышала. Мы везде бываем.
Мы больше не будем бывать в русских ресторанчиках.
А мне понравился желтый сапфир. В Бангкоке. Разве сапфиры бывают желтые?
Как твои глаза. Они бывают такими.
Кин кхао… Хочу… Сделай мне это…
Тот придурок тоже возбуждал?…
Конечно, Карл имел в виду лионского теоретика, а может, поэта-авангардиста, или даже парижского прокурора с его гнусной бородой, какая разница, Карл всегда имел кого-то… В виду… Кхао суат. Ты как клейкий рис, шептал он, ведя рукой по таинственным изгибам бедра. Зеленая папайя с острой приправой. Хочешь острого?
Ммммммм.
Нуа нам так…
Сделай это еще раз…
Она расправлялась с чужими словами, как с саранчой.
Она расправлялась с господином фон Баумом, как со скорпионом.
Карл сжимал ее с обожанием. Он умирал. Он ждал, когда она тоже истощится.
Стон. Мадам Катрин умела умирать. В первые дни в Азии Карл боялся, что не сможет умереть вместе с нею, что он опоздает, но сейчас такая мысль даже не приходила ему в голову. Орхидея на влажном стволе… Лотос в прозрачной луже… Купить можно все, но не все продается… Только эта мысль приводила Карла в отчаяние. Прик кхи ну. Ты чувствуешь?»
НЕТ ДОСТУПА
«…пропеллер отгонял мух.
Конечно, не всех, но пищу на улице все равно готовили в огне.
Вечернее небо горело. Песок, живописные лавки, ресторанчики. Шипящие вертела, котлы, грили. «Как дела? Вы уже покушали?» Жареные кузнечики, скорпионы, водяные личинки, гусеницы, яйца муравьев. «Му сате», – указала мадам Катрин глазами на крошечные свиные шашлычки. Ни в «Суки яки», ни в «Банана лиф» она не испытывала такой расплавленной радости. В Бангкоке на улице Ратчадаписек в самом большом ресторане мира «Там-Нак-Тай», где официанты катались на роликовых коньках, Карл все еще держался как господин барон Карл фон Баум, но в Паттайе он уже стал просто Зигом. И держался соответственно. Дуриан, линчи, рамбутаны, мангустин, такой снежный на срезе, королевские бананчики, лонконы, саподилла, ну, Боже мой, зачем мир так прекрасен, если все замешано на крови?»
Мапрао… Клуай… Почему я так страдаю?
Потому что ты мой заложник.
Террористы – плохие люди.
Значит, ты будешь бояться меня.
Я уже боюсь. Хочешь получить выкуп?
А ты как думаешь?
Так и думаю.
Догадываешься, чего я потребую?
Наверное, смычок того рыжего придурка?
Если и так, это не смешно. Что в этом смешного?
Один придурок написал желтый смычок, может, просто выпрашивая кружку пива, а другой придурок написал о том, что первый придурок – гений. Попробуй теперь что-нибудь докажи. Никто этого смычка и не видел. Боюсь, что и проститутки не было.
Молчи! Ты мой заложник.
Изложи требования.
А ты их выполнишь?
Наверное.
Когда?
Пока не знаю.
Разве это ответ?
Не дыши так быстро, я то я умру.
О, нет… Подожди, Карл… По моему, у тебя получается…
Все, что захочешь…
Ты удивишься…
Говори…
Хочу поговорить с Богом…
Мммммммм… Ты меня восхищаешь…
Хочу поговорить со стариком, даже если он похож на того прокурора.
Все в мире на что-нибудь похоже.
Ну, где этот Бог?
Ты хочешь прямо сейчас?
Ну где Он? Или мне застрелить тебя?
Спрашивай, нечестивая! Спрашивай и слушай!
Но, Карл! Почему Бог говорит твоим голосом?
Потому что на все его воля.
ФАЙЛ ОБОВАН
«…каракатице зачем столько ног?»
ВЫПАЛИ В ОБЩИЙ ФРЕЙМ
Ты так стонала во сне. Я испугалась.
Потому и прилегла рядом, да? Не лукавь.
Ты так стонала. Правда. Я не вру. Я чуть не заплакала.
Ты такая робкая, Адриана. Ты так часто пугаешься… Что тебя пугает?
Все… Весь мир… Бармен, например, когда в баре никого нет, а он хочет. У него липкие руки. Мне часто хочется коричной, а он никогда не нальет просто так. Не думай, что ты самая умная, говорит он, здесь все проститутки. Здесь все дают, но не каждой наливают. И сажает меня попой на столик. Он никогда не делает этого сразу, он входит медленно, и обязательно говорит грязное. Про то, как мои пальцы касаются складочек. Он же все видит, он специально смотрит, у него мокрые лживые глаза. Ну ты знаешь, как это бывает. Я уже содрогаюсь от оргазма, а он все говорит и говорит… А еще я пугаюсь, когда меня обыскивают в участке. У ажанов руки устроены по особенному. Ты замечала? Не как у людей. И говорят они не на человеческом языке. Они говорят так, будто обезьяна пукает. Без умолчаний. Честные люди всегда умалчивают о чем-то, а офицеры в участке никогда… Но если честно, я даже люблю, когда люди врут. Тогда чувствуешь, что ты из большинства…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
