«Я говорю о власти над временем, Карл».
«Разве это не является прерогативой Бога?»
Как истинный католик, господин фон Баум всегда подозревал жену в неверности. Он считал, что физики, которыми так активно интересовалась его жена, просто настоящие инфернальные твари. Наверное, Нобель так относился к математикам. У них там что-то не так. У них там что-то всегда круче, чем у химиков или у наркобаронов. В Париже детективы, нанятые фон Баумом, засекли (во время одной из поездок) мадам Катрин в постели с молодым теоретиком из Лионской лаборатории. Детективы записали всю беседу, если можно назвать беседой стоны и отдельные возгласы. Тем не менее, стало понятно, что у лионского физика мадам Катрин пыталась выяснить судьбу некоего Расти (Ростислава) Маленкова. Оказывается, каким-то образом глубоко засекреченный физик сумел бежать из России.
Но чаще Карл и мадам Катрин разговаривали о Родецком.
Снукер? Да, интересно. Но это не мой стиль. Господин фон Баум с наслаждением раскуривал сигару. «Смычок и струны» – апокриф. Неизвестно, существовало ли это полотно. Неизвестно, жив ли сам Снукер. Может, он спит с вонючими клошарами под одним из мостов через Сену. А может, спился. А может, ирландская проститутка действительно зарезала этого неудачника. Тем не менее, обещал Карл, если знаменитое полотно найдется, его немедленно доставят в большой зал дворца. Считай его своим, дорогая. Цена не имеет значения. Потом, улыбался господин фон Баум, я надежно упрячу полотно в сейф. Зачем? Да затем хотя бы, что, постоянно глядя на «Смычок и струны», ты постоянно будешь думать только о Родецком. Глядя на «Стог» Клода Моне, ты постоянно думаешь обо мне, а вот с полотном Снукера так не получится.
Однажды мадам Катрин рассказала мужу о некоем парижском прокуроре Шаспи.
«Цвет бороды был исчерна-седой, и ей волна волос уподоблялась, ложась на грудь раздвоенной грядой». В свое время прокурор курировал дело о загадочном убийстве поэта-авангардиста Жана Севье, владельца маленького, потерявшего популярность ресторанчика. Убийство случилось до встречи мадам Катрин с господином бароном Карлом фон Баумом. Некому было ее защитить, и у нее не было денег. Чтобы не чувствовать жадных пальцев неистового прокурора, подозреваемая мадам Катрин шептала про себя стихи, заученные еще в школе.
Вечное несовпадение интересов.
Похотливый самец и звездное небо.
Черт с ним, пусть кончит и разорвет купюру.
«И мы плывем, пылающею бездной со всех сторон окружены».
Позже, в Колумбии, мадам Катрин совершенно случайно узнала (от папы Софоклеса), что ее милый лионский теоретик попал в какую-то ужасную автомобильную аварию, а владелец прогоревшего ресторанчика поэт-авангардист Жан Севье вовсе не был убит, а покончил с собой. Так что, возня с прокурором была просто им же самим и спровоцирована. Мадам Катрин не удивилась, узнав, что однажды и прокурора нашли в городском канале. И желудок его был набит живыми лягушками.
«Если хотите правду, – качал головой господин фон Баум, – я лично давно не хочу ничего особенного. Я за всеобщую атрофию страстей. Ненавижу суету, горлопанов, политиков, ненавижу алкоголиков и белые квадраты. Большую часть человечества следует обратить в „царские хемуу“. Было у древних египтян такое сословие, их в любое время могли бросить на строительство пирамид, на рытье каналов, на возведение новых храмов. Нужна большая энергия, дорогая, – улыбался господин фон Баум, – чтобы жить рядом с красотой. Иначе самая совершенная красота превращается в привычку. И вообще, дорогая, – поднял бокал господин фон Баум. – Есть масса способов быстро восстанавливать душевное равновесие».
«Например?»
«Выпишите на бумажку все, что любите и что ненавидите».
Он выпустил клуб ароматного дыма. «А потом попытайтесь уравнять столбцы».
ФАЙЛ ОБОРВАН
ОБОЖАЮ
Деньги
Нежность
Много денег
Уверенных мужчин
Секс вдвоем
Секс с любимым
Разнообразный секс
Восточные рынки
Дождливые дни в Париже
Потаенный секс
Картины Снукера
Классическую музыку
Ванны под открытым небом
Ходить босиком по холодному паркету
Обожание
Деньги
НЕНАВИЖУ
Деньги
Грубость
Снукера
Гостиницы
Лгунов, обещающих ключи от рая
Дождливые дни в Париже
Ворованные картины
Нетрезвый секс
Уродов
Обезьян
Стариков
Приятельниц
НЕТ ДОСТУПА
«…кофе.
«Segodnia dash mne?»
«У тебя небогатая фантазия».
«Привезли гринго, – папу Софоклес не смущала его фантазия. – Наверное, тебе лучше перейти в библиотеку».
«Почему?»
«Сюда могут донестись крики».
«Господин фон Баум в честь гостя собирает мальчишник?»
«Не совсем. Бум-бум. Гринго может кричать».
«Зачем кричать в такое солнечное утро?»
«С ним будет разговаривать хозяин».
«Хозяин? С гринго?»
«Ну да».
«О чем?»
«Не знаю».
«Покажешь мне гостя?»
«Не могу. Да он и не совсем гость».
«Хочешь, чтобы я отправила тебя в Боготу?»
Нет, этого папа Софоклес не хотел. В Боготе на стене каждого полицейского участка висели листовки с его очень похожими фотографиями. В Боготе папа Софоклес был популярен. Угроза немедленной отправки в неприятный город заставила папу Софоклеса тайком провести мадам Катрин длинным, пустым, плохо прибранным коридором в какую-то высокую пристройку, огороженной аркой, открытой в огромный зал темного каменного флигеля. Укрывшись за прохладной мраморной колонной, мадам Катрин увидела внизу в зале деревянный крест.
Метров шесть, не меньше. И размах метра три.
На кресте висел человек. Он был обнажен. Голова упала на грудь.
Злобное солнце, падая в распахнутые створки арочного окна, жгло раздробленные колени. Над кровавыми рваными ранами роились большие мухи. Метрах в пяти от распятого сидел в плетеном кресле господин барон Карл фон Баум. Он выглядел разочарованным. Плетеное кресло прогнулось, два человека с автоматами стояли в стороне. В ужасе темного зала, прорезанного ярким солнечным лучом, в прелом запахе влаги, крови, гнилых листьев таилась какая-то томительная красота.
Сердце мадам Катрин учащенно забилось.
«Ты нашел ключ?»
«Ты все равно им не воспользуешься».
«Мы устроены одинаково, – покачал головой господин фон Баум. – То, что делает один человек, всегда может повторить другой».
Распятый покачал головой. Влажный воздух затыкал ему глотку. В кровавой мешанине раздробленных колен роились крупные мухи. В этом было нечто невыразимо прекрасное. Как в смычке, плывущем по струнам. Как в желтом злобном отливе красок, переходящих в коричневое.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
