Про одежду уже говорил, щетку и пасту куплю. На карманные расходы в случае надобности можешь взять на холодильнике. – Марк покрутил в пальцах сигарету. – Почему я разрешил тебе войти в мой дом? Знаешь, если честно, я уже шесть лет не слышу ни звука, ни шороха, когда открываю дверь, вернувшись с работы. И… в общем…
Ему, сильному, жесткому человеку, было трудно подобрать слова для того, что я прекрасно понимал и без слов.
– Ладно, догадался, – сказал я и прибавил: – Не бойся, я обычно в душу людям не лезу.
– Я тоже, – хмуро ответил он.
Наверное, это единственное, в чем мы с ним были похожи.
Марк отложил сигарету.
– Сейчас вызову курьера, чтобы привез пиццу. Сегодня никаких магазинов. Буду отдыхать, курить, пить кофе. Говорить, если ты не против. И – в ванну. Смыть чертей, быков, изуродованных девушек, священников. Короче, смыть с себя все это дерьмо и просто расслабиться. Ты ведь не против пиццы?
– Люблю пиццу.
– Отлично. Я, знаешь ли, в бытовых вопросах не особо силен. Яичницу могу сварганить, хлопья или овсяные отруби молоком залить, ну и все в таком духе. Супы варить не умею, увы.
– Да ладно, нет так нет.
– Ага, пока не начнет болеть желудок и не… В общем, есть у такого питания минусы, с возрастом поймешь. Кстати, на тебе вынос мусора, с радостью делегирую эту обязанность.
– Без проблем.
– С полотенцем решили. И щеткой моей зубы не чисть, а если уж сильно припрет, сделай милость, оповести меня об этом. Если постесняешься сказать в лицо, напиши записку, оставь на холодильнике. Я куплю себе другую щетку.
– Фу. Что за мнение обо мне? – Я аж скривился от отвращения.
– Мало ли, вдруг ты фетишист, любишь чистить зубы чужими щетками, нюхать чужие трусы и футболки.
– Боже, фу. Перестань!
– Это чтобы не было недопонимания, – сурово произнес он, а затем не выдержал и рассмеялся в кулак.
Уже понял, как я реагирую на эти темы, и откровенно издевается. Я нахмурился.
– Знаешь, как вырубить человека с одного удара? – внезапно спросил он.
На этот раз у меня, пожалуй, было, чем его удивить.
– Знаю, – ответил я.
– Подбородок?
– Да.
– Еще пах, – сказал он.
– Не совсем достойно. Но да.
– Занимался спортом?
– Греческой борьбой. А ты?
– Тайским боксом. Кикбоксингом. Классическим боксом. Карате. Ушу. Дзюдо. Всего понемногу.
– Зачастую дилетанты берутся за несколько дел одновременно и…
– А еще бывают талантливые профессионалы, которые не боятся перемен и готовы осваивать все новое, – с легкой усмешкой в голосе сказал он.
Я вынужденно кивнул.
– На самом деле на человеческом теле есть много точек, на которые если и давить, то только осознавая последствия. К примеру, кадык…
Марк еще много чего говорил, но я его уже почти не слушал. Я мысленно готовился к встрече с родителями. Говорил с ними. Говорил и за себя, и за них. Озвучивая все их возможные слова и мысли по поводу моего ухода из дома. А также моего внезапного взросления и становления как отдельной личности, не зависящей от них.
Мне предстоял трудный разговор. Но он должен случиться. Он неизбежен, если я хочу начать новую жизнь.
«Катись к черту, сукин сын», – это скажет отец. «С радостью, папа», – отвечу я.
И я представлял себе, как, хлопнув дверью, с высоко поднятой головой ухожу из этого проклятого дома.
Марк давно понял, что я его не слушаю, и просто молча курил, оставшись наедине со своими мыслями. Чуть позже он заказал нам большую пиццу с салями. Видимо, он знал толк в хорошем фастфуде, потому что она оказалась превосходной, этой пиццей я бы питался круглосуточно: и на завтрак, и на обед, и ужин. Чем я охотно и поделился с Марком.
Где-то в половину первого я выключил свет в гостиной, закрыл глаза и попытался уснуть. Марк тем временем принимал ванну.
Глава третья
– Здравствуй, мама, – сказал я, стоя на пороге квартиры, в которой провел двадцать один год своей жизни.
Сегодня был выходной, потому я застал их с отцом дома.
– Я думала сегодня идти в полицию, – произнесла она вместо приветствия. И по выражению ее лица я так и не понял, с радостью она это говорит или с горечью. – Где ты был?
– Мам, я ухожу. Навсегда ухожу и забираю с собой пианино.
– Пианино покупал не ты, – послышался недовольный голос отца. Вот он-то, по всей видимости, не особо был рад моему приходу.
– Но и не ты, – бросил я в ответ.
– Заходи внутрь, поговорим, – тихо сказала мама, убирая за ухо седую прядь.
Всю жизнь она твердила, что причина ее седых волос во мне. Во всем, что я делал и не делал. Я всегда был не такой, как… кто-то другой. Кто-то, кто не ее сын. Начиная с приключений в школе: учился плохо, один раз своровал приличную сумму у приличных людей (понятно, что из-за бедности и отсутствия карманных денег), и заканчивая тем, что однажды связался с непутевой, по ее мнению, женщиной. К списку прилагалось и то, что я не пошел в университет, а только «бренчал на своем корыте». Вот такой я…
Внешне мать была сдержанна, как всегда, а внутри – ураган и буря, которые обязательно выплеснутся на меня или на отца (это менее вероятно). Ладно, посмотрим на ее бурю.
Мы пришли в гостиную и сели на диван возле отца. Тот старательно делал вид, что нас в комнате нет, по-прежнему уткнувшись в прессу.
– Почему ты решил уехать от нас? И на что будешь жить?
– Ты не понимаешь, что ли? Он нашел себе тетку, к которой можно присосаться, со своим жильем. И отправляется альфонствовать, покорять мир или что там еще. На чужие деньги.
– Ты не прав, отец, – спокойно и ровно ответил я.
– Тогда еще хуже. Забился в наркопритон, нашел себе товарищей по общему делу. Скоро начнет деньги требовать, а потом и вещи выносить из дома. Он ведь слабак по жизни.
– Слышишь, ты, ублюдок, некогда обрюхативший мою мать. Я тебя терпел все это время и последние несколько лет ходил на курсы самоконтроля и управления гневом, чтобы не отправить тебя к чертям. Чего мне стоило не перерезать тебе горло во сне, чтобы уехать из этого города счастливым! Я из-за тебя, мразь, хотел себя убить. Гвозди, которые ты в меня вбил своим безразличием и презрением ко мне, своим холодом и ругательствами в адрес матери, я никогда не вытащу из себя. Понимаешь, ты, тупой идиот, или нет?
Но я не сказал
