Кровь отлила от моего лица, а глядя на её исказившиеся черты, понимаю, что далеко не самый подходящий момент был, чтобы ей о таком сказать. Это же как обухом по голове. Вместо того чтобы аккуратненько. Осторожненько. Подготовить как-то к этому сначала. На нужный лад настроить. Напомнить, что в детстве я была далеко не самым безобразным ребёнком и скоро у меня появится такой же. Моя копия. Или Игоря. Но лучше всё-таки моя.
Глупо конечно теперь прятаться и отпираться. Так что просто пожала плечом и глухо сказала:
— Да. Это правда.
Мать изменилась в лице. Пока непонятно чего от неё самой ожидать. Но учитывая. Что первым что она спросила было:
— Ты Игорю уже сказала?
В общем понятно, чего она ждёт от меня и моего бывшего мужа. Да просто что он, обрадовавшись новости о своем отцовстве поскорее заберет меня отсюда. Только он ведь и не собирается.
Брелок от ключей в виде домика больно впивается в ладонь заостренным углом, а я нервно облизываю пересохшие от волнения губы и произношу:
— Ни он, ни его мать вообще не верят, что это его ребёнок.
В принципе мама и так могла бы догадаться о их реакции на подобное признание по объемной сумке в моей руке.
— Ну не урод, а? — всплеснула она руками, возмутившись подобному поведению со стороны Игоря. — Вот говорила я тебе не связывайся ты с этим студентиком плешивым! Так ты же не слушаешь всё время! Всё по-своему норовишь сделать! А он мне сразу не понравился! Весь такой прилизанный причесанный. Скользкий. Ну просто фу! Прямо как папаша твой! Тот тоже сразу сбежал, как только о тебе узнал…
Терпеливо жду, пока этот поток ругательств в сторону моего муженька иссякнет и, зная мою мать, даже разуваться пока не спешу. Ясное дело же, что сейчас очередь и до меня дойдёт.
— Ну а ты? Что делать собираешься? — перестав наконец всплескивать руками на манер пингвина, мама перевела взгляд на меня и вздернула к верху бровь.
Я прочистила горло. А вот кажется и пришел момент, когда я должна высказать окончательное свое решение по этому поводу. Жаль только, что пока оно расходится с советами, которые на меня сыплются со всех сторон.
— Рожать, — уверенно выговорила, глядя на мать.
Наверное, я слишком непреклонной в этот момент показалась. Она как-то сразу побелела и уже весь свой поток ярости на несправедливость судьбы, которая даже в её лучшем возрасте, когда детей можно скинуть со своей шеи и наконец начать жить для себя, вынуждает её на одной скромной жилплощади со взрослой дочкой ютиться, уже на меня решила обрушить.
- Ты что с ума сошла?! От этого-то мудозвона?! Алиса, не будь дурой! Я сейчас с Ингой поговорю. Пусть на аборт тебя запишет.
Она достала свой телефон и уже даже первые несколько цифр номера набрала, когда я без малейших сомнений её остановила.
— Мам, я всё решила! — бросила ей довольно резко. Но мать только отмахнулась от меня.
— Ты что совсем дурная?! Решила она! Кому как не мне знать, что значит матерью-одиночкой быть. И как мужикам эти чужие дети нужны! Это только говорят так что это радость. Цветы жизни. Да некоторые кобели и от своих-то как от огня бегут! Так что ты мне тут не выдумывай! Не дам я тебе себя похоронить! Аборт и точка!
С каждым её словом её голос становился только громче. Под конец она уже в открытую кричала на меня, пытаясь вразумить. Но я не собиралась сдаваться.
— Да мне плевать, как на это какие-то мужики будут реагировать! Значит и они мне такие не нужны! Это мой ребёнок! И мне решать!
— Ты нарешала уже! Одним местом! Теперь своим умом подумай! Куда нам сейчас этот ребёнок?! И так на голове друг у друга сидим!
— У некоторых и хуже условия! Живут же! — с обидой в голосе выпалила я. Кажется совсем не то что надо было, потому что мать тут же ухватилась за это.
— А мы теперь стремиться к тем, у кого хуже должны?! Потому что у тебя уже гормоны вместо мозга?! Послушай взрослую и умную женщину. Потом, когда родишь от нормального мужика ещё спасибо мне скажешь…!
Она высказывала мне ещё много чего и так же громко. Но, нашарив ручку двери за собой, я выскочила в подъезд. Вдогонку мне опять доносится это её категоричное:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— На аборт, поняла?!
А я захлопываю дверь за собой. Уже второй раз за вечер вылетаю на лестничную клетку, подгоняемая женскими криками. Только в этот раз захлопывая спиной дверь, нос к носу сталкиваюсь со старшим Степновым. Степаном Георгиевичем.
Несколько секунд мы просто смотрим друг на друга, пока он едко не произносит это свое:
— Шаболда,…!
Не знаю, что он там хотел сказать дальше, но я его резко перебила.
— Хоть Вы не начинайте! И так день паршивый был!
Отлепляюсь от обивки нашей двери и плетусь к лифту. Дед, стуча тростью по бетонному полу, подходит тоже. Пожимает плечом, когда останавливается рядом со мной.
— Я всего лишь хотел тебя попросить помочь мне вниз спуститься. Старый стал. Глаза кнопки совсем не видят.
Опирается на свою трость двумя руками и поджимает губы, устремляя блеклый взгляд на носки своих туфель.
Я тяжело вздыхаю. Сразу становится стыдно, что нагрубила. Но он вообще-то тоже хорош.
— Так, так бы и сказали. Зачем потаскухой-то сразу обзывать?
Двери подъехавшего лифта разъезжаются перед нами, и я жду пока следом за мной дед войдет. Он заходит, снова останавливается рядом со мной, и я нажимаю кнопку первого этажа. Двери закрываются. И я слышу уже его вздох рядом с собой.
— Шаболда — это у нас в старину так болтунов называли, — неожиданно говорит дед, прерывая неловкое молчание между нами. Я обернулась к нему, когда он продолжил. — А ты в детстве ещё той болтушкой была. Не раз видел, как с моей бабкой на скамейке сидела и трещала без умолку.
Я насупилась, потому как хоть и не потаскуха, а все равно мало приятного. Но дед Степан только усмехнулся.
— Болтала ногами и сказки моей Христюшке рассказывала. Что вырастешь и замуж за принца выйдешь.
Я действительно вспомнила нечто подобное. И в самом деле говорила подобную ерунду его жене. Баба Христина мне нравилась. Хотя я не очень понимаю, почему все называли её именно так. Или Христя, Христюшка, как дед Глеба. Она понимающая была. Сердобольная какая-то. Дед Степан больше снасмешничать любит. И вид у него вечно какой-то хитрый. Как у лиса. А она действительно меня слушала и даже будто верила во все мои глупые детские фантазии. А ещё в такие моменты к нам их Глеб подходил.
— Банты свои теребила и нос задирала, — ударился в воспоминания старший Степнов.
— А ваш внук тогда меня за эти самые банты и дёргал, — поморщилась я. Ещё смеялся надо мной, что я такая большая и в какие-то сказки верю.
— Так вестимо. Ты моему болвану давно нравишься, — хмыкнул дед, объясняя странное поведение внука. Конечно шестилеткой я его Глебушке как девушка не нравилась. Старик мне о другом говорит. Но почему он так навязчиво пытается мне своего внука сосватать, я не понимаю. Не думает же он в самом деле, что я от Глеба беременна. Он нас вместе-то всего один раз и видел. И то внук ему тогда объяснил. Что я для него лишь соседка. Поэтому и оборвала деда Степана довольно грубо:
— Глупостей не говорите!
Да и не об этом мне думать сейчас нужно! Даже если и есть там что-то со стороны Глебки, то стоит ему только о моем положении узнать, как тут же сдует его с моего горизонта. Как и всякого мужика. Кому интересно с беременными непонятно от кого возиться? Женщин что ли мало вокруг?
Двери перед нами уже несколько секунд как открылись на нужном этаже, и я конечно хотела было выйти, но дед преградил мне дорогу своей тростью.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Цацка, он у меня дурак конечно, раз тебя в свое время проворонил, но в общем-то парень хороший. Так что ты тоже нос-то уж сильно не задирай. Приглядись к нему?
Смотрит на меня вопросительно. И даже с надеждой какой-то. А я снова тяжело вздыхаю. Может у деда, соседа нашего, со зрением и есть проблемы, но со слухом-то точно нет. Неужели его совсем не волнует, что мне скоро не до мужских привязанностей станет? Да и не верю я, что у Глеба действительно ко мне какой-то серьёзный интерес есть. Кроме того, что он глазами по моему телу с моих лет восемнадцати шарится любит, больше я с его стороны ничего такого и не заметила.
