Более современными проявлениями никогда не прекращавшихся попыток человечества обмануть смерть стали замороженные в жидком азоте трупы американских миллионеров, покоящиеся в бомбоубежищах с многоуровневой системой энергоснабжения, которой позавидовал бы и обитатель гранитной постройки у Кремлевской стены в Москве. Эти решили, что их мёртвые тела смогут когда-нибудь оживить учёные далёкого будущего, в руках которых окажутся невиданные доселе знания о природе и человеке. Миллионеры, поддавшиеся моде на заморозку, появившейся где-то в 60-х годах XX века, наверняка не ожидали, что уже на рубеже века двадцать первого будут сделаны первые открытия, которые позволят всерьёз заговорить о том, что бессмертие может дароваться не только Богом и Небесной Канцелярией и не только заслужившим его праведникам и грешникам.
В 1996 году Юнко Ошима и Чанг-Йен Ю, исследовавшие синдром преждевременного старения Вернера, смогли впервые показать, что это редкое заболевание, превращающее пятилетнего ребенка в семидесятилетнего старика, возникает из-за мутаций в гене WRN. Уже тогда возникла гипотеза, что этот ген можно изменить так, чтобы заставить его поддерживать вечную молодость человека. Другая группа ученых под руководством Ричарда Лернера из научно-исследовательского института Скриппса в Калифорнии предположила, что процесс старения и связанные с ним болезни являются результатом постепенного увеличения количества ошибок в делении клеток человеческого тела. Согласно их теории, эти ошибки, накапливаясь с возрастом, ведут к изменению того, как работают самые важные гены. Почти так же, как изношенные станки на фабрике начинают производить детали со всё меньшей точностью. Наконец в конце XX века на свет Божий появилось первое млекопитающее, успешно клонированное из донорской клетки. Известие об этом революционном эксперименте, неоднозначно воспринятом религиозными деятелями, поступило 5-го июля 1996 года из Института Рослина в Шотландии. Первая клонированная овца по имени Долли прожила лишь шесть лет — вдвое меньше, чем овцы, рожденные обычным способом. Позднее выяснилось, что её теломеры — отростки на кончиках хромосом — были гораздо короче обычных. Ещё позже учёные научились создавать клонов с теломерами, гораздо более длинными, чем обычные. Первые клонированные крысы, а позже обезьяны и прочие животные с подобными свойствами появились без всякого шума и помпы спустя всего два года после смерти Долли. Это эпохальное событие случилось в мало известном и существующем лишь на частные деньги Центре Исследований Будущего на окраине Лондона. Клонированные животные здоровы, веселы и общительны. Они работоспособны и не подвержены обычным для их сородичей болезням. И самое главное, они до сих пор живы.
Через цепочку оффшорных компаний одним из инвесторов Центра Исследований Будущего стал Институт Биологии, чьи ничем не примечательные серые корпуса располагаются в пригороде Тель-Авива, называемом Нес Цион. Его телефоны давно исчезли из местных справочников, и теперь их можно найти только в секретной телефонной книге Израильских Сил Обороны. Кстати сказать, любой самолёт, случайно попавший в воздушное пространство над ним, будет немедленно сбит батареей ракет «Эрроу». Ходят слухи, до сих пор официально не опровергнутые страной избранных, что двое генетиков, уехавшие сюда из Южно-Африканской Республики после прихода к власти Манделы, продолжают работать над биологическим оружием избирательного действия. Оружие это теоретически может поразить представителя одного народа, не причинив ни малейшего вреда представителю другого. Говорят, что сюда иногда привозили участников палестинского сопротивления, которых использовали для загадочных медицинских экспериментов. Ещё никто не видел, чтобы эти террористы покидали ворота указанного научно-исследовательского учреждения. Во всяком случае, в вертикальном положении и без посторонней помощи.
* * *
Учёный — один из лучших и самых многообещающих сотрудников Центра Исследований Будущего — поймал за хвост очередную лабораторную крысу. Та смешно и беспомощно растопырила когтистые лапы, так похожие на человеческие руки, и попыталась вырваться. Что, впрочем, не возымело действия: у естествоиспытателя были крепкие руки опытного борца за научный прогресс. Осторожно, чтобы — избавь Господь! — не быть укушенным острыми зубами или не воткнуть иглу в самого себя, он перехватил молодую самочку за пушистое брюхо и мгновенно сделал инъекцию сыворотки. Крыса возмущенно и почти по-человечески пискнула от неприятного ощущения и испуга. Отпущенная обратно в свою просторную и комфортабельную — насколько может быть удобной тюремная камера — клетку, она немедленно принялась облизывать уколотое место и коситься на обидчика, одетого в стандартный лабораторный комбинезон.
Учёный сочувственно улыбнулся: он не был бессердечным вивисектором и не получал никакого удовольствия, причиняя боль и страдания подопытным зверькам. Время от времени, чаще всего почему-то на Оксфорд-стрит, он встречал пикеты защитников прав животных. Изображённые на жутких самодельных плакатах кролики, собаки и обезьяны с ампутированными во имя науки и счастья человека лапами, вживлёнными в мозг железяками и обожжённой «натуральными» шампунями кожей вызывали у него естественную жалость и эпизодические угрызения совести. Но эти приступы были лёгкими и короткими благодаря давно выработанному иммунитету, воспитанному обществом с помощью системы образования, привычного уважения к труду учёных и хорошей зарплаты. Примерно так же, как солдат специальных подразделений приучают спокойно относиться к убийству людей, заставляя потрошить свиней и жевать живых ужей, Учёный когда-то начинал с классических школьных «опытов» на беззащитных и не заслуживающих даже условного сожаления лягушках.
Как не испытывает никаких мук совести привыкший уклоняться от налогов мужчина или как не способна мучиться женщина, научившаяся изменять своему мужу без намерения когда-либо покинуть его, Учёный и его многочисленные коллеги по всему миру давно и удобно убедили себя в том, что всё, что они делают, оправдано целесообразностью и пользой, приносимой человечеству. Если бы можно было спросить тех, кто со своими устрашающими плакатами собирал подписи протеста на Оксфорд-стрит, а какова, собственно, альтернатива, они бы всё равно не смогли предложить ничего, кроме набора демагогических фраз. Большинству из них можно было бы немедленно заткнуть рот вполне простым вопросом: откажешься ли ты от «нечистого» лекарства, способного вылечить твоего заболевшего ребёнка? Честно и утвердительно на подобный вопрос смог бы ответить лишь душевнобольной или тот, у кого детей никогда не было и — упаси Господи! — не будет.
Вдобавок, даже здесь, в Англии, где могли подать в суд, защищая права канадского лобстера, и где практически невозможно найти бродячих пса или кошку, пока царствовало поголовное лицемерие. Скажите, пожалуйста, с иронией думал про себя Учёный, какова принципиальная разница между «плохими» опытами над обезьянами и собаками и «хорошими» над крысами и мышами? Ведь любой беспристрастный человек должен был бы признать, что единственное, помимо размеров, отличие между кроликом и лабораторной крысой заключается в том, что у кролика хвост маленький и пушистый, а у крысы — длинный, голый и противный. И если дикие, «пещерные» грызуны действительно приносили вред, повреждая изоляцию кабелей, разнося болезни и портя продукты на складах, то их лабораторные сородичи были такими же добрыми, умными и доверчивыми, как и, скажем, собаки. Несмотря на то, что существовали целые огромные компании, выращивавшие миллионы крыс и мышей, которым было суждено погибать мученической смертью каждый год в бесчисленных лабораториях по всему миру, Учёный ещё ни разу не слышал ни одного голоса в их защиту. Не было их фотографий и на плакатах тех, кто собирал подписи на Оксфорд-стрит. Наверное, опять ехидно подумал генетик, потому что по этой самой «стрит» иногда пробегали дикие родственницы лабораторных мучениц, наводя ужас на прохожих и вызывая естественную ненависть у лавочников и продавцов.
В общем, повторимся: Учёный не был самым большим извергом и даже старался, по мере возможности, ограничивать количество используемых в опытах животных, а также облегчать или прекращать их мучения. Но не так давно его цивилизованное равнодушие было в значительной степени поколеблено. В один прекрасный день в сверкающей свежей краской и многомиллионным набором оборудования лаборатории Центра Исследований Будущего появилось не совсем обычное живое существо. Существо это было взрослой лабораторной крысой мужского пола чёрно-белого окраса. Крыс под присвоенным ему номером «666В» появился в пустовавшей до этого клетке неподалёку от огромной трубы вытяжного шкафа. Учёный, который всегда гордился своей памятью, организованностью и аккуратностью, так и не вспомнил ни того, как клетка вдруг стала обитаемой, ни того, для какого эксперимента использовался данный грызун. Вместе с тем не мог же пегий красавец забраться в эту клетку сам? Таким образом, оставалось либо пенять на начавшую подводить память, либо подозревать лаборанта-марихуанщика из зверинца Центра, где и содержался небольшой запас подопытных животных — от недорого стоивших мышей и кроликов до гораздо более ценных собак и шимпанзе.
