ОБУЗДАНИЕ. Коммунистическая власть очень хитро поступила с писателями.
Хитрость заключалась не только в том, что коммунисты, прикормив писателей, приспособили их к художественному воплощению своих идей. В этом-то на самом деле проку от советских писателей оказалось не так уж и много, и корма своего они, по большому счету, не оправдали.
Главная же хитрость – в том, что, обеспечив писателям относительный материальный достаток и пристроив их к «делу», советская власть отвлекла эту «армию» творческих личностей от «творчества» в других, более опасных для власти сферах. Ведь из всякого «льва толстого», при определенном стечении обстоятельств, запросто может получиться нечто вроде «наполеона». Так что если бы какому-нибудь «гайдару» вовремя не сунули в руку перо – в этой руке вполне могло бы появиться что-нибудь огнестрельное…
Этой-то опасности и избежали коммунисты, взяв писателей на содержание и позволив им тихо деградировать, увязая и изнуряясь в мелких интригах и склоках вокруг государственного писательского корыта.
(2009)
* * *
БЫТИЕ И СОЗНАНИЕ. Коммунистическая власть, создавая «деятелям культуры» условия для творческой работы, рассчитывала – в соответствии с материалистическим представлением о первичности базиса – посредством «усиления материального фактора» добиться расцвета «советской культуры».
Однако если говорить, к примеру, о литературе и, ради «чистоты эксперимента», о том периоде советской эпохи, когда материальные условия были наилучшими, то наибольший вклад в советскую литературу этого периода внесли как раз те писатели и поэты, кому упомянутого «материального фактора» досталось меньше всего и кто по своему поведенческому стилю выпадал из благополучного строя жизни, налаженного коммунистами. Из этой «плеяды» прежде всего приходит на память не имевший чуть ли не до конца своей «творческой биографии» жилья и писавший то в гостиницах, то в больницах, то на кухне Шукшин. Вспоминается также не удостоенный какого бы то ни было литературного статуса и официально считавшийся всего лишь актером Высоцкий – человек, сильно пьющий (а впоследствии – и наркозависимый). В этом перечне никак не обойтись без опять же сильно пьющего и ведущего едва ли не бомжеское существование Рубцова…
(2010)
* * *
СТАЛИН И КРЕСТЬЯНСТВО. Сталин «недолюбливал» крестьян еще и потому, что, возведя себя в ранг гения, не мог претендовать на то, чтобы вознестись в глазах крестьянства на место Бога. Ведь все-таки гений – это высшее человеческое проявление общества городского. Тогда как для крестьянина гениев не существует. Крестьянин привык обращаться с просьбами послать ему урожай не к Сталину с Лениным, не к Ньютону и не к Шекспиру, а к Господу Богу…
(2006)
* * *
СПАСИТЕЛЬНАЯ МОДЕЛЬ. После 1917 года Россия была в таком состоянии, что на протяжении почти целого десятилетия за верховную власть в ней боролись грузин и еврей.
Еврея подвела самонадеянность. Он вознамерился осуществить всемирный коммунистический проект, для чего предполагал использовать Россию в качестве средства.
Грузин же решил опереться на традиционную модель управления «этой страной», насколько это было возможно в коммунистическом государстве и в исполнении коммунистического вождя. Сделав ставку на «патриотизм» в советской интерпретации, он победил.
Стало быть, эта спасительная традиционная модель, будучи реализованной даже в уродливых, коммунистических формах, способна вывести страну из тупика.
Кроме того, она может быть действенной даже в чужих руках.
И – с ее помощью можно победить даже еврея.
(2007)
* * *
ПРАВДА СТАЛИНСКОГО СОЦИАЛИЗМА. В нашем жизненном укладе сталинской эпохи было не столько того социализма, о котором мечтал Маркс, сколько традиционного русского подхода к устройству народной жизни, состоящего, как отмечал Солоневич, в «организации единства во имя общего блага» («Народная монархия») – то есть в подчинении частных интересов отдельных людей общенародным задачам. Это, в свою очередь, приближало поведение наших людей к христианскому нравственному требованию (с той только разницей, что у подлинных христиан отказ от эгоистических поведенческих принципов является свободным и исходит от самого человека, а не навязывается ему извне государством).
В качестве иллюстрации к сказанному можно вспомнить знаменитый советский фильм «Место встречи изменить нельзя», тот его эпизод, где капитан милиции Глеб Жеглов, бывший во многом воплощением стиля сталинского времени, говорил, изобличая одного из своих коллег, который предал своих товарищей, испугавшись пистолета преступника: «Ты, когда пистолет он на тебя навел, не про долг свой думал, не про товарищей своих убитых, а про пятьдесят тысяч выигранных, да про домик в Жаворонках, с коровой да с кабанчиком!..» При этом слово «кабанчик» было произнесено с такой бесконечной брезгливостью, что было понятно: словами этого персонажа, замечательно сыгранного Владимиром Высоцким, вовсе не марксист говорит, а некая смесь Иоанна Грозного и какого-нибудь нестяжателя, последователя Нила Сорского, из русского монастыря XVI века. (Маркс же против «кабанчика» ничего не имел – надеялся даже по «кабанчикам» перегнать капиталистический строй.)
Русская жизнь – с ее непрерывными жестокими испытаниями, справиться с которыми возможно, лишь прибегая к упомянутому традиционному нашему средству, заключающемуся в подчинении личного общенародному, в марксистские схемы, в основу которых положен классовый эгоизм, не очень-то вписывается. Чтобы справиться с теми вызовами, с которыми на протяжении столетий приходится иметь дело русскому народу, марксистских «рецептов» недостаточно.
В установлении стиля правления, называемого теперь сталинским и оказавшимся спасительным для нашего народа в годы Великой Отечественной войны, – не столько заслуга Сталина, сколько заслуга самого народа, к нравственному требованию которого Сталин сумел прислушаться. Это, между прочим, очень ему помогло и во внутрипартийной борьбе. Подстроившись под то, чего хотел народ, прислонившись к народным чаяньям, Сталин тем укрепился и смог одолеть более способных и проворных, в сравнении с ним самим, конкурентов.
Отступление же от упомянутого спасительного принципа устройства народной жизни – в сторону все больших уступок частным интересам, – произошедшее в хрущевские и в брежневские времена и выразившееся во всеобщем нежелании думать о всенародном благе, привело наш народ к катастрофе конца ХХ века.
(2010)
* * *
ЛИЧНЫЕ МОТИВЫ «КУЛЬТОВОЙ ЛИЧНОСТИ». Сталину, который за время своего правления отменил немало глупых коммунистических новшеств, введенных руководившими до него ранними большевистскими правителями, предпочитая опираться на многие элементы дореволюционной системы управления государством, ничего не мешало, в пору его могущества, пойти по пути воссоздания единства русского народа как основы Советской империи. К примеру, когда в 1939 году к СССР присоединяли земли, бывшие некогда частью Древней Руси (ставшие в СССР Западной Украиной и Западной Белоруссией), большинство населения которых вплоть до 1939 года считало себя русским, Сталин вполне мог бы присоединить население этих земель как части русского народа. Ведь даже в населении Галиции накануне присоединения к СССР, несмотря на всю антирусскую политику прежних австрийского и польского правительств, включавшую и австрийские концлагеря для тех русских, которые не хотели переделываться в «украинцев», численность тех, кто считали себя русскими, и тех, кто считали себя «украинцами», была примерно равной, с небольшим перевесом «украинцев». То же касается и карпатороссов, населяющих нынешнюю Закарпатскую область, которые, кстати, на референдуме по поводу языка школьного обучения, проведенном еще до присоединения в 1945 году к СССР, подавляющим большинством голосов (более 80 %) подтвердили свою русскость.
Так почему же при безграничных возможностях Сталина внутри СССР поддерживалось разделение русского народа на части, ряженные в «социалистические нации» – «русских», «украинцев» и «белорусов»?
Все дело в личных мотивах. Сталин ведь был грузин, и неудивительно, что из двух возможных государственных проектов, русского и советского, ему больше был по душе советский, при котором в государствообразующий народ можно было зачислить и грузин, но который был проектом искусственным и, как показало время, губительным для страны. Против этого проекта в конечном итоге выступили все народы, населяющие СССР.
Так что наша катастрофа на исходе ХХ века во многом была предопределена тем несчастным для нас обстоятельством, что в свое время правившему нами грузину было не очень удобно находиться во главе русской сверхдержавы, тогда как во главе сверхдержавы советской, представляющей собой мозаику народов, этот грузин мог чувствовать себя вполне комфортно.
