В руках у Ланн не было ничего, кроме посоха. Свой меч она отдала Норрису. Роуэн догадался: Ланн швырнула факел в сено, чтобы поджечь сарай. Ланн, хранительница деревенских запасов, своими руками подожгла склад, чтобы отпугнуть огромных червей и спасти их с Бронден!
Староста, будто прочитав мысли Роуэна, глянула на неистово пылающий сарай. Радостная улыбка сползла с ее лица, уступив место горечи и усталости.
— Другого выхода не было, — прошептала она.
— Это уже не важно, — ответил Роуэн и сам не узнал своего голоса.
Староста испытующе посмотрела на мальчика. Затем, сурово сжав губы, она повернулась к Бронден, сняла с себя плащ и накрыла им плотничиху.
— Рана нехорошая, — сказала она, — но Бронден сильная, и, я думаю, бок заживет. Крови вышло мало, укус червя как будто проморозил бедняжку до костей. Нужно немедленно отнести ее в теплую комнату и привести в чувство. Вы втроем тащите Бронден, а я понесу факелы и буду освещать вам дорогу.
Роуэн, Норрис и Шаран с трудом подняли с земли тяжелое тело плотничихи, но едва они тронулись в путь, как Шаран внезапно остановилась и воскликнула:
— Ой! А как же букшахи? Мы же не можем оставить их здесь…
— Где твои уши, девочка? — отрезала Ланн. — Ты что, не слышишь, как тихо в поле? И где твои глаза?!
С этими словами старуха ударила о землю посохом. Было темно, но можно было разглядеть следы от копыт и вытоптанную букшахами широкую тропу, что вела к изгороди и, теряясь в тумане, уходила прочь.
— Звездочка увела свое стадо, — спокойно пояснил Роуэн, и они двинулись дальше. — Должно быть, она дождалась моего ухода, а потом сделала то, что сочла нужным. Когда на поле вылезли снежные черви, они не обнаружили долгожданной добычи. Только Нила.
Ланн и Норрис оглянулись и изумленно поглядели на Роуэна. Они пришли позже и не видели того, что случилось с горшечником.
— Когда я прибежал сюда, тут был Нил, — глядя в землю, стал рассказывать Роуэн. — Вероятно, он прятался в сарае с сеном, а потом зачем-то выбрался на улицу.
— Понятно зачем — хотел украсть что-нибудь из еды, — сказала суровая Ланн.
— Да, возможно, — неохотно согласился Роуэн. Его плечи и ребра еще помнили удары башмаков Нила, но о погибшем не хотелось говорить дурно. — В любом случае горшечник должен был заметить, что, пока он спал, букшахи повалили изгородь. Наверное, он и в поле пошел, чтобы посмотреть, ушло ли стадо…
— Вышел и обнаружил совсем других животных, — мрачно договорил за Роуэна Норрис.
Шаран тихонечко всхлипнула.
— Нил всегда был слишком любопытным, а это до добра не доводит, — пробормотала Ланн. — Он был любопытен и глуп — как и его отец, однако тот мирно скончался в своей постели. И сыну его была суждена та же участь. Горшечник бы тихо прожил свой век, если бы не бедствие, посетившее наш край.
Ланн покачала головой. Она еще больше ссутулилась, но не останавливаясь продолжала идти вперед.
— Все же жаль беднягу. Он никогда ничем не блистал, разве что свистел здорово. А горшки — что и говорить, — горшки всегда были сработаны на славу.
Сухие слова старухи — Ланн не была склонна к бурным проявлениям чувств — оживили в сердце Роуэна воспоминания о жизни в деревне до наступления холодов. Да, бывало, в теплые летние вечера из мастерской Нила доносился переливчатый свист, а сам горшечник сидел возле гончарного круга, и в его руках бесформенные куски глины превращались в миски, кувшины и чаши.
Нельзя сказать, чтобы горшечника любили в деревне, но он был такой же неотъемлемой ее частью, как Школьное Дерево или Книжный Дом. Он был частью той счастливой жизни, что канула в небытие.
Перед глазами Роуэна снова возникло лицо Нила — такое, каким оно было, когда он видел его в последний раз: в глазах застыли боль и страх, а пот на лице превратился в ледяную маску. Этого Роуэн никогда не сможет забыть.
Они продолжали идти вперед. Больше никто не произнес ни слова.
Вот уже и пекарня рядом…
— Может быть, Нил и правда был глуповат, — послышался тихий голос Шаран, — но по-своему он был прав. Он предупреждал нас о наступлении эры холодов и о том, что скоро снежные черви спустятся с Горы. А теперь он погиб, и все из-за нас.
— Он погиб из-за собственной глупости, — заявила Ланн.
— Шаран, а ты помнишь, что говорил этот несчастный? — спросил Норрис. — Ты что же, действительно веришь, что Гора наказывает жителей Рина из-за нас с тобой? Из-за того, что в деревне появились свитки из шелка?
— Я не знаю, чему верить, — прошептала Шаран. — Но должна же быть у всего того, что тут произошло, какая-то причина! Вот послушай, Норрис: когда мы с тобой начали жить в деревне, жизнь здесь была прекрасной! А сейчас никого не осталось. Сначала из Рина ушли люди, а теперь и букшахи оставили его…
— Но, Шаран, мы-то все еще здесь! Слышишь, хранительница шелка? — оборвала ее Ланн.
Они подошли к пекарне. Староста распахнула обе створки двери, чтобы Норрис и Роуэн могли внести Бронден внутрь натопленного помещения.
Шаран закусила губу. Когда девочка заговорила вновь, голос ее дрожал.
— Сейчас мы здесь, но ведь скоро, очень скоро нам тоже придется уйти. С каждым днем становится все холоднее. С Горы спустились кровожадные чудовища. Они уже хозяйничают в полях, а скоро и на улицу выйти будет нельзя.
— Успокойся, сестра, — резко сказал Норрис. — Если они придут, мы сумеем себя защитить. Это я тебе обещаю.
Вместе с Роуэном они положили Бронден перед очагом, где еще теплились красноватые угольки.
— Тащи сюда одеяла, Роуэн, — приказала Ланн. Преодолевая боль в спине, старуха склонилась над неподвижным телом Бронден. — Неси бинты и целебный бальзам. Норрис, подбрось дров в огонь. А ты, девочка, тоже помогай — налей в чайник воды! И поторопитесь, нам еще много чего нужно сделать.
Шаран двинулась к кухне, но остановилась в дверях. Она обернулась и поглядела на Роуэна.
— Ланн не хочет говорить об этом, — покраснев, начала она, — и Норрис отворачивается, делает вид, будто занят. Но, Роуэн, ты знаешь — я говорю правду: ты знаешь больше, чем рассказываешь. — Глаза Шаран, всегда светившиеся мягкой добротой, потемнели, лицо было серьезным. — Роуэн, ответь, о чем вы говорили с Шебой? Что она открыла тебе? Я вижу в твоих глазах тревогу и страх, но ты молчишь. Расскажи нам обо всем, ирошу тебя, ведь настало время узнать правду, сколь бы ужасной она ни была.
У Роуэна сжалось сердце. Подозрения закрались в его душу еще тогда, когда он увидел сломанную изгородь и следы букшахов. Теперь подозрения переросли в уверенность.
«Когда придет время, ты сам все поймешь…»
— Да, время пришло, — хрипло сказал Роуэн. Обернувшись, Ланн обожгла его взглядом.
Норрис только хмыкнул.
— От Шебы я узнал, что с нами будет, — сказал Роуэн. — Но я не до конца понял смысл зловещего пророчества. А может, просто не решился вникнуть в истинное значение ужасных слов. Сейчас я, кажется, догадался, о чем шла речь в первых строках, но остальные…
Ланн, Норрис и Шаран, не говоря ни слова, смотрели на Роуэна. Мальчик вздохнул, глянул на огонь и стал читать:
Животные мудрые знают пути,И следом за ними должны вы пойти.Один будет грезить, другой — рыдать,Третий — сражаться, четвертый — летать.Все четверо вместе пойдете туда,Чтоб стать добычей огня и льда.Но нет у вас к жизни другого пути —Так просто от голода вам не уйти.В ужаснейшем этом сраженье, поверьте,Найдете свой путь вы меж жизнью и смертью.
Он замолчал. Несколько минут в комнате стояла тишина — лишь потрескивали догорающие поленья. Наконец Ланн заговорила.
— «Чтоб стать добычей»? — хмуро переспросила она.
— Там говорится о животных… Имеются в виду снежные черви? — спросил Норрис.
Роуэн покачал головой:
— Нет, букшахи. За последние несколько недель они не раз ломали изгородь и уходили с пастбища, и все время я приводил их домой. Теперь я знаю, что нужно было отпустить умных животных на волю. Сегодня ночью сгорело сено. Букшахам больше нечего есть. И они ушли, показав путь, по которому мне надо идти вслед за ними.
Ланн недоверчиво посмотрела на Роуэна:
— В пророчестве говорится, что пойти должны четверо. Слышишь, четверо, а не ты один, но Бронден ранена, а я… Я очень слаба.
Было видно, что старухе не так легко признаваться в собственной слабости, но ни один мускул не дрогнул на ее лице — оно было будто высечено из камня.
Норрис приподнялся на стуле.
— Я пойду с Роуэном, — сказал он.
Ланн сжала губы.
— Ты не сможешь, — спустя какое-то время произнесла она.
— Нет, смогу, — возразил Норрис. Он обернулся к Роуэну — тот покачал головой, но Норрис настаивал на своем: — Даже и не думай, дружище, уйти втихаря. Я поползу следом. Что бы ни случилось, мы всегда будем вместе.
