паузы. Он был серьёзен и собран. — И уже слышал подобное. От купцов торговой Лиги, главным образом. Людям торговли не важно, с кем делать деньги, у них короткая память и… очень гибкие принципы. А рыцарство помнит. Не забывает.
Особая памятливость… а то и злопамятство, мстительность — были заметными, отличительными чертами ордена. Наряду со сдержанным, прохладным отношением ко всем известным религиям, эти неписанные догмы составляли характер и сущность специфического рыцарства Уилфолка. И потому довольно ироничным выглядело то, что основателя ордена, доблестного сира Лайонела, канонизировали вскоре после смерти. Которую он, к тому же, принял от основателей торговой Лиги Редакара.
— Это так, — подтвердил Аспен мягко и терпеливо, совершенно не задетый, — ведь рыцарству непрестанно напоминают. Отцы-командиры должным образом воспитывают не просто воинов, но солдат. Солдат уверенных и убеждённых, готовых выступить на неприятеля в любой день и час. — Артефактик взглянул на Эйдена, будто желая понять, следит ли он за беседой.
Эйден помедлил буквально пару секунд. Он уже некоторое время рассуждал в нужном направлении. Рассматривал прекрасно сшитый дублет паренька, явно исполненный из лучшего сукна. В цветах лайонелитов, с чёрным профилем льва слева на груди, точь-в-точь, как на офицерской форме, разве что без знаков различия.
— Сами же командиры, — поддержал он Аспена, не желающего, должно быть, проговаривать этого вслух самостоятельно, — берут на себя необходимость сомневаться и… прощать. Ради спокойствия собственных людей и во имя интересов графства. Государства.
— Что, разумеется, не означает, будто прозорливый владетель обречён пятнать честь, поступаться совестью и прочее, и прочее… Но не всегда суть и назначение приказа полностью соответствует словам, в которые он обличён. Политика. — И артефактик легко пожал плечами, подчёркивая обыденность сказанного.
— Политика. — Повторил паренёк чуть растеряно. Встретился взглядом с Эйденом, проследил, куда тот смотрит. — Это отец… велел носить не снимая, для тренировки, — он потеребил пальцами плетение кольчуги, выступавшей у расстёгнутого ворота. — Расту быстро, но худ. А тяжёлое железо должно помочь нарастить больше мяса на костях.
Эйден согласился, косясь на потягиваемое парнем молоко. Пил тот явно без энтузиазма. Должно быть — очередной наказ отца. Сменив тему, рассказывая о своей сегодняшней прогулке, молодой мастер мастерски же сменил молоко вином, выплеснув и налив так ловко и неуловимо, что рыцари, шумевшие поблизости, не имели и шанса заметить подмену. Лютер сомневался недолго, стрельнув умными глазами в сторону — благодарно кивнул.
Тем временем, за столом лайонелитов становилось всё жарче.
— Извечный Лем поможет, извечный поддержит, — бормотал вполголоса статный красавец с волосами до плеч, в расстёгнутом серо-чёрном дублете. Он усердно тряс стаканчик с костями, будто стараясь намешать себе удачу. — Дай мне восьмёрку. Дай восьмёрку, и я пожертвую жрецам трёх баранов!
Бросок, кубики застучали по столу, все на секунду затихли. И взорвались удивлённым гулом, когда кости остановились.
— Эге-е-е! — вскричал бандитского вида агринец, скребя грязными ногтями щетину на остром подбородке. — Теперь ничья. Так ты не отыграешься. Перебрасываю в последний раз, и ежели ваши боги на меня осерчали — так и быть, пойду в степь пешком и босой. Играем на всё, коли не убоишься! Давай. Боги любят отважных, клянусь бородой моего отца!
— Клянусь бородой твоей матери — мы будем играть, пока кости не рассудят победителя. — Лайонелит шваркнул кулаком по столу, его товарищи вокруг шумели, соглашаясь.
Агринец усмехнулся, с рыком и вызовом, потёр на удачу тяжёлую золотую серьгу. Сдёрнул с плеч дорогой расшитый плащ, бросив его прямо на брусчатку. Тем самым демонстрируя пренебрежение к деньгам и увесистый тесак на подвесе под мышкой.
— Давай ессахал танилцсандаа э-э-х! — бросок, мгновение тишины, общий крик. — Шесть и три! Девять! Вот оно как! Должно быть, твой бог больше любит меня. Только не плачь, не всем везёт в игре. Зато твои волосы красивее, чем у всех моих жён. Эге-е-е…
Рыцарь был мрачнее тучи. Нетерпеливо дёрнув головой, сгрёб кубики в горсть. Подышал в кулак, сверля глазами соперника. Врага. Бросок, тишина. Девятка. Крик.
— Ах ты ж мать!
— Быть не могёт!
— В жопу ж… чтоб… подряд!
— А я видел подобное, — почти неслышный за криками товарищей, говорил офицер. Невысокий, тихий блондин с бесцветными бровями. — У ткачей играли ещё в зиму. Тогда капитан был…
— Не судьба тебе забрать своё. — Степняк лыбился широко и жестоко. — Ой, то есть моё. Теперь-то это точно моё. Бы зывтай баай. — Он начал сгребать монеты со стола. Горстями, скребя грязными ногтями по дереву.
Длинноволосый лайонелит вскочил, выпятил вперёд волевой подбородок. Двое рыцарей обошли агринца с флангов, будто заранее отработанным манёвром, при первом движении того — схватили, выкрутили руки. Впечатавшись лицом в стол — степняк уже не улыбался. Косил злым чёрным глазом на тесак, извлеченный из ножен и уносимый из поля зрения.
— Произвол творишь, бы таныг оойлгло… — ядовито прошипел он. — Гильдийцы узнают. Не похвалят.
— Да что мне… — начал было длинноволосый.
— Да что мне твои гильдийцы? — Негромко перебил его офицер. Из лайонелитов он единственный всё ещё сидел. Остальные затихли, ждали. — Тебя не грабят, не бьют, не неволят. — Блондин шевельнул белёсой бровью, рыцари отпустили руки, но остались на месте. — Сел играть — так доигрывай. Уверен, в третий раз подряд ничьей не бывает.
— Это серебро мне нужно, — процедил агринец, держась больше озлобленно, чем испуганно. — Ростовщикам ровно столько должен. Был. — Он медленно потянул руку к оставшимся на столе монетам.
— Так ставь золото, — спокойно ответил офицер.
После чего метнулся вперёд, ухватил степняка за ухо и сдёрнул вниз. Через секунду, тихо звякнув, тяжёлая золотая серьга легла на середину стола.
— Баагш, — хрипло протянул агринец, держась за порванную ушную раковину. Кровь текла сквозь пальцы, капала на плечо. — Играем.
Кинули кости. Рыцарю выпало пять, степняку восемь. Сгребая остатки монет и пряча испачканную серьгу, он, хоть и выиграл по-крупному, больше не улыбался. Ему не мешали, не пытались задержать.
— Гхм… — Эйден негромко откашлялся, стараясь не пялиться на группу лайонелитов. — Не люблю азартные игры. Уж слишком они азартные.
— А мне как раз нравится. — Аспен отвлёкся от созерцания дорожки из чёрно-красных капелек. — В смысле… не уши и прочее. Но кости. Кости — это нечто особенное.
— И как бы в подтверждение нашего разговора, — неожиданно уверенно
