Да что глаза! Даже попа твоя, бело-скульптурная, и то высокомерия была исполнена. Нет, не дразню я тебя, а честно считаю все твои части красивыми, в том числе и эту. Не то чтобы мне всегда большие нравились, но конкретно твоя — покорила. Такое странное, смешное даже чувство возникло. Все-таки не легкомысленная девочка передо мной, не искательница приключений, для которой с мужиком переспать — что в туалет сходить по-маленькому, а настоящая взрослая тетенька, со сложным характером, с непростой, как говорится, женской судьбой, и я к этому миру допущен. А когда ты одеваться начала, твой мир демонстративно стал закрываться, задергиваться занавесом. Вот, дескать, смотри: все это только что было в твоем распоряжении, но собственностью твоей отнюдь не стало. Здесь все весомое, настоящее, и ответственность на том, кто мое тело трогает, серьезная лежит. Выдержишь ли ты это испытание?
Пожалуй, я не выдержал, но что-то во мне сдвинулось бесповоротно…
С Беатрисой у нас все совершенно по-другому. Мы, кажется, никогда друг друга не стеснялись. Когда я в первый раз к ней прикасался, она как бы говорила мне: “Смотри, пожалуйста, я — это ты, твое продолжение, и нет ничего стыдного, что ты, как растущий месяц, увеличиваешься до полного объема. И я тебя уже включила в себя. Когда? Не знаю, наверное, сразу же, как тебя увидела. Я в тебя не влюблялась ни разу, я сразу же начала к тебе относиться как к части себя. А сама я себе иногда нравлюсь, иногда — нет”.
Сегодня — редкий случай — просыпаюсь рядом с пустым местом. Слышу, как Бета чем-то сосредоточенно шуршит. Потом появляется, голая и немножко озабоченная.
— Юрятин, у меня к тебе совершенно бестактная просьба.
Понятно, сейчас речь пойдет о незначимом пустяке…
— Ты понимаешь, я назначила встречу в Публичке с одним старичком-бердяевцем на сегодняшнее утро и забыла, что должна в поликлинику анализ отнести. Теперь не успеваю. Замени меня, а? Что тебе больше подходит: Бердяев или поликлиника?
— Пожалуй, поликлиника.
— Я так и думала. Спасибо тебе огромное. Анализ надо отдать до одиннадцати часов, а потом, если не трудно, возьми у нашей терапевтихи мою справку для бассейна, ладно?
Каждому свое. Бета улетает в философские небеса, а я, положив в карман тщательно завернутую плоскую фляжку из-под французского коньяка, бреду в поликлинику. В лаборатории выставляю фляжку на столик, то же одновременно со мной проделывает полноватая блондинка в желтой дырявой майке и лиловых штанишках, очень смахивающих на нижнее белье. Сразу заметно, что, выходя из дома со столь низменной целью, она уж заодно и мыться не стала, и причесываться. Да, неловко как-то этот процесс у нас организован: все наружу. В платных медицинских центрах, наверное, все делается культурнее, в индивидуальном порядке и с деликатной секретностью.
Теперь надо нам подняться на следующий этаж. Народу уйма. Слава богу, к участковой нашей никого — предстоит только немножко подождать, пока зашедший к ней старичок выговорится до конца. Остальная публика — человек двадцать — сидит-стоит, составляя очередь в процедурный кабинет. Каждый приходит со своей ампулой и торчит здесь не меньше получаса для того, чтобы медсестра ампулу надломила, высосала из нее шприцем содержимое и перелила два миллилитра ему в мышцу пониже спины.
Избаловало все-таки людей бесплатное здравоохранение! Если бы за уколы брали деньги, не стали бы пациенты так напрягать медперсонал и занялись бы естественным самообслуживанием. Лично меня нехитрую технику внутримышечной инъекции заставила освоить Беатриса, ненавидящая любые очереди. Сказала: будешь мне медсестрой — и я подчинился, научился. Главное — не забыть выпустить из иглы воздух, выбрызнув наружу несколько капель жидкости. В первый раз, конечно, я трепетал от страха, впиваясь железным жалом в маленькую белую попу, которая для меня гораздо дороже моей собственной, а потом уже стал проделывать пронзительную процедуру спокойно, с легким приятным волнением.
Ну, пенсионеры — это понятное дело, у них тут своего рода клуб, они приходят лишнее время потратить, покритиковать нынешнюю власть, вспомнить, как хорошо все раньше было… Но деловой молодняк с мобильниками на поясах зачем здесь время теряет? С иглой обращаться не умеют? Не верится. Вот стоит гулливерка с детским личиком и голым животом под сверхкороткой полосатой маечкой. Что ж, нет у тебя мамы-бабушки-сестры, бойфренда, наконец, чтобы за тобой поухаживать? Давай купи в киоске на первом этаже шприц за три рубля, и я на общественных началах тебя уколю прямо здесь, в коридоре. Тебе, кстати, и джинсы спускать не надо, они у тебя гораздо ниже талии начинаются, так что верхний правый квадрант ягодицы уже и так обнажен в достаточной степени…
Вот и наш неунывающий профессионал-маразматик уже выходит от терапевтихи, изложив ей для раздела “Жалобы больного” получасовую эпопею. Ладно, Петя, заходи, хватай справку — и домой!
Кто и что ждет меня дома? Смотрю на наши окна с женскими скульптурными масками над ними. Когда мне доводилось вдруг увидеть лицо Беты в оконном квадрате, а она так же случайно замечала меня, то непременно корчила мрачную рожицу, подражая маске, но, конечно, непохоже: слишком лицо у нее живое… Сейчас за стеклами высматривать некого, а в просторной квартире ждет меня только настольная игра “Сони”, постепенно засасывающая в свой плоский серенький корпус весь мир среднего человечка. Как быстро все-таки чудо становится скукой! Когда я учился в первом классе, то один мой приятель был у нас знаменитостью, потому что имел дома магнитофон “Днепр”, а другой в отсутствие родителей давал нам потюкать по клавишам портативной пишущей машинки “Эрика” — это тоже была экзотика! Мог ли я тогда вообразить, что меньше чем через сорок лет я буду писать на такой волшебной машинке, которая все мои таблицы изображает на экране, а сама тем временем битловскими голосами поет мне: “All you need is love”?
Лениво поднимаю крышку своего ноутбука, для начала собираясь проверить содержимое так называемого “почтового ящика” и думая, насколько приятнее было бы, открывая настоящий, железный почтовый ящик, найти в нем настоящее бумажное письмо в красивом конверте с нестандартной маркой… Но сейчас живых писем никто уже никому почти не пишет — ящик наш бывает только засорен надоедливыми рекламными листками, которые мы выбрасываем не глядя.
Войдя в Интернет и не успев еще “кликнуть” почту, вдруг читаю на портале среди свежих новостей: “Сложнейшая операция по разделению 29-летних иранских сестер-близнецов Ладан и Лалех Бижани, несмотря на все усилия врачей, завершилась смертью обеих…”
Вот ужас! А я-то верил в современную медицину и очень надеялся на благополучный исход, когда впервые этих умненьких близняшек по телику увидел… “Подробнее…”? Да что толку теперь от этих подробностей! “Лалех и Ладан Бижани жили, сросшись головами, имели два мозга в одной черепной коробке, но одну общую артерию, питающую их. Сингапурские нейрохирурги не смогли осуществить мечту Лалех и Ладан, которые с нетерпением ждали независимости друг от друга. Первой скончалась Ладан от большой потери крови, через три часа умерла Лалех”.
Почему далекая от меня азиатская трагедия так больно кольнула в загрудинную область? Даже не знаю…
12. СТЕНА…
Помнишь ее в Пскове — древняя, кирпичная, вдоль всей улицы Свердлова? В первый день кто-то из псковичей нам поведал, что до революции улица называлась Стенная. Теперь энтузиасты-краеведы хотят вернуть старое имя, а коммуняки в городской администрации сопротивляются. Логики никакой: все они вроде бы даже антисемиты, а еврей и палач Свердлов меж тем оказался для них роднее, чем русская старина. Я тогда шагал с тобой рядом и довольно банально сострил: “Стенная улица, то есть получается Уолл-стрит?” И ты вдруг звонко засмеялась, из чего я заключил, что ты ко мне, кажется, уже расположена и что, пожалуй, стоит продолжить ухаживания. А потом, перед самым отъездом, мы вдоль той же стены гуляли вдвоем. И, как мне кажется, оба почувствовали: стена-то, к сожалению, кончается. Вот сейчас, в эту звенящую минуту, она пока защищает от мира наши хрупкие, только что начавшиеся отношения, а что дальше?
Ясно одно: если что-то еще будет, то уже не в Пскове. Другой нужен древний город. Подумал — и испугался. Ведь кто-то мысли мои сейчас прочитал-подслушал — и меры принял.
И точно. Прихожу в свое бюро, а там меня извещают:
— Тут у нас две заявки на сотрудничество: Нижний Новгород — раз, Великий Новгород — два и Новгород-Волынский — три. Ну, Волынский, наверное, отпадет, потому что это Украина. А из тех двух надо выбирать. Что скажете по этому поводу?
