– Вертикальный, типа гроб с музыкой, – указала я на душ. – Гурчит, журчит и плюется… наверное. Осторожно, я в этот ящик еще не играла.
Она прошествовала в двухсекционный гроб… то есть душ. Царственно огляделась, барабаня украшениями на концах косичек по тесным стенкам. Высунулась из помоечного отдела в разоблачатель, брезгливо кривя безупречные брови, почти скрытые тканью платка. Указала пальчиком на стену.
– Чистка. Хорошо, надо готовиться. Всегда готовиться к вниманию божественного.
– Пионеры-маньяки, блин, – отчаялась я. – Боров жил, боров жив, боров будет жить. Прости, это я мантру пою. Не слушай.
Таких гостей нам не надо. Но слово не воробей, а генерал сволочь два раза. Мог бы этой двинутой клоно-кукле выделить отдельную упаковочную коробку с лентами и бантиком, пусть бы там лежала и ждала божественного, попахивая розами и формалином.
Она прикрыла дверь. Долго шуршала шмотками, затем стукнула второй дверью и включила подачу воды. Я притаилась возле кухни. Если сейчас будет визг ошпаренности или вой отмороженности – не удивлюсь. Увы, тихо. Душ меня разочаровал.
От переживаний зачесалась шея. Я вспомнила, что хожу в форме безвылазно и не знаю даже, как она снимается. А душ-то безопасен, и чистка сейчас уродует чужие шмотки, выну их – буду знать, уцелеют ли мои. Это важно: тут до полного износа ничего не списывают. Пожеванная форма в дырочку будет еще годна, клянусь Чаппой и его квиппой.
Пуговиц на форме не было. Молний тоже. Липучек ни одной. Может, меня полагается распаковать лишь к моменту отставки? Кошмарненькая перспектива. Я повозилась еще и нашла уплотнение в вороте, при нажатии форма стала расползаться по переднему шву, которого самого мгновение назад не было. Непристойнейшая форма, дичайшее будущее, они совсем забыли о нижнем белье. Ладно, вон в щели одноразовое нечто – типа салфетки для всего тела. Можно закутаться.
Чистка очень своевременно щелкнула дверцей. Я выгребла гору ткани, придирчиво прощупала имущество Гюльчатай – вроде, все гладко и без дыр. Прощально подмигнула своей форме, содрала значок с кармана, спасла ложку из сумочки – а все прочее, включая неразъемные со штанами ботинки, сунула в недра шайтан-машины. И, не дыша, закрыла дверцу.
Словно почуяв это, звезда гарема перестала повизгивать народные мелодии и завозилась, пробуя выбраться из гроб-душа. Успешно, к сожалению. То есть едва она возникла в дверях, я начала сожалеть обо всех своих деяниях и словах от момента знакомства с Васей. Гюльчатай тоже не упустила случая и включила визг. Это походила на свист чайника, только раза в три громче. Я не знала, как прекратить шум, зато усиливала его во всю мощь горла, блин. Душ тоже старался и резонировал нам.
Гюльчатай до пояса была вполне даже она. Ниже пояса по всем признакам – он. Моей широты взглядов не хватало для принятия этого факта, и я закрыла глаза. В темноте визжалось вдохновенно, солидарно. Когда стало тихо, у меня из головы схлынула паника. В ушах слегка звенело. Пока я не начала сознательно порыкивать от злости.
– Генерал! – внятно позвала я, прокашлявшись и сунув Гюльчатаю шмотки: пусть закапывается. – Ведь прослушиваешь, гад! Так учти, умник, я тебя кастрирую тупым ржавым ножом, понял?
Гюльчатай – все оно, не знаю теперь, как именовать – затихло под тканями. Генерал предусмотрительно не отозвался. Но чую я, чую: ржал сейчас, как конь. «Сама разбирайся». Вот я и разобралась.
– Как это понимать, товарищ гражданка клон? – строго спросила я у вороха ткани, компактно маскирующегося под ветошь в углу душевой. – Все удобства для божественного. И этот гниденыш даже имя тебе не выделил! Эй, он хоть – он?
В углу закопошилось. Подтвердило, наверное. Блин. И зачем мне эта моя широта взглядов. Брат бы сказал, что такое вот надо пристрелить. Но универсум большой, в мой дом оно влезло не нахрапом, оно тут по приглашению. Если уж стрелять, то в божественного. Пока из вооружения у меня только ложка, ею можно вдумчиво выесть гаду мозг… Если не будет рыпаться.
– Эй, сердечный приступ не подцепило? Хорошо, однако.
Чистка щелкнула, я выгребла свою форму, теплую и сухую. Постояла, наблюдая дрожащую в углу ткань. Блин. Ну, зачем этому сочувствовать? Может, оно так само хочет жить. У них так принято. Было. Пятьсот циклов назад.
– Одевайся и марш на кухню. Будем думать, – сообщила я. – Я тут власть, ты тут гостьё подневольное, глупостей не делать, из дома не выходить, с балконов не бросаться. – Чуть подумав, я соврала для профилактики: – Трупы тут хранятся голые на общем обозрении, въезжаешь?
При нажатии на кнопку в кухне мне выдали две тарелки и два стакана. Гюль поставили на довольствие. Я заглянула в кладовку. Коробка лежала там, где была оставлена. Рядом аккуратно помещались две крошечные таблетки: система работала. Окислитель производился в сверхкомпактной форме. Древний коллега по несчастью не обманул, мир его памяти. Я немного подумала, насколько система нелегальна. По идее, кислород надо восстанавливать из углекислоты, а мы тут уворовываем часть. Вероятно, в масштабах габ-порта это допустимо и несущественно, пока ловких – всего-то один экземпляр.
Гюльчатай выползло в коридорчик и там присело на пол, отвернувшись от меня.
– Мы не общаемся с неполноценными, – скорбно сообщило оно. – Мы не пятнаем себя. Контакты с животнорожденными неулучшенными есть позор и падение. Божественный не примет меня. Надо было умирать в чистоте.
– Ты еще парадом ту пройдись, энергичное меньшинство, – посоветовала я. – Вот неймется вам в любом мире, сперва боретесь за равенство, а потом всех уже надо выравнивать на правофлангового… Садись и ешь. Властью, данной мне квиппой, назначаю тебя бабой и именовать буду «она» и Гюль. Платок с морды убери, есть не сможешь. Опять же, видела все вплоть до пяток, поздно помирать в чистоте.
Я добыла личную ложку и зачерпнула серое месиво. Сегодня вкус был чуть иным. Или дело в настроении? У меня от злости по сю пору во рту железо, как у лошади с удилами… Гюль проползла по коридорчику, всхлипывая и зеленея кожей так, как мне не справиться даже после отравления. Она все же сильно хамелеон. Ну и пусть. Мне-то что? Комнат две, восславим предусмотрительность Чаппы.
– У вас вся раса состоит из прайдов? – любопытство враг мой. Очень сильный, я даже не рыпаюсь и сдаюсь ему. – Или в одном городе такие клоны, в другом еще веселее… клоуны.
– Три планеты заселены у нашей древней звезды и еще две в новом мире, – сообщила Гюль, нехотя отстегивая лицевую тряпку и двигая тарелку с видом мученицы, которую просто обязаны канонизировать после истязаний обедом. – Мы совершенны, разумно улучшены от дикого первобытного образца. И процесс шлифовки клонов непрестанен.
– При неизменной численности населения? Понятно. А станет тебе лет… черт, я ж не знаю, сколько вы живете. Иной вариант. Вот ты слегка состарилась. Действия божественного?
– Взрастить новый клон, – пожала она плечами. Вздрогнула и с ужасом глянула на меня. – Мне сорок три цикла. Он сказал пять дней назад, что у меня тут морщинка. Он на следующий день не думал обо мне ни разу…
– Ну и что в системе идеального? Взрастят клон, а тебя куда? К черту ДНК и все такое, ты личность, с балкона сигала именно ты, и знала, что делаешь это не для прошлых или будущих поколений, а просто от твоего отчаяния, уникального.
– Не знаю, – тупо поразилась Гюль. – Мы иногда меняемся на свежие версии. Не понимаю. Мы прайд, одно поколение, одна судьба, одно дыхание и чувство.
– Ха! Верь дальше, что за тобой вернутся. Или не вернутся лишь потому, что ты не туда глянула и не то сделала. Идиоты с комплексами и догмами сыплются с балконов пачками.
– Не понимаю, – заклинило Гюль.
Она автоматически ела, бессмысленно и старательно пережевывая желе. Солила слезами воду и ничего не соображала. Я давно подозревала, что «не такие» часто на самом деле хотят под себя перекроить мир и сделать его весь – «не таким». Вот они преуспели. Им живется богато, просторно и безмятежно. Они победили, добились свободы воззрений… и радостно превратили эту свободу в новый вид догм. Постепенно нашлись очередные ловкие ханжи, умеющие жить в свое удовольствие. Прочие отупели от привычки. Божественный умник обменял неновую игрушку на опасный секрет и во всю дурь валит, куда ему указано. А эта кукла будет покрывать изувера до последнего вздоха, если сейчас нажать и пригрозить.
– Он не нарушил закон, обновляя часть прайда, но не себя?
– Не понимаю…
– Вам с ним хоть не скучно? Он выше тебя или ниже? Толстый или худой? Вы с ним развлекаетесь…
– Не обсуждается, – встрепенулась Гюль. – Божественный в жизни всегда один. Всегда прав. Всегда в душе. Любовь наша пройдет все испытания. Я неудачный клон. Всего лишь одна неудача в цепочке многих счастливых жизней. Должна уступить место более чистым.
