его епархии. Чтобы попа мог содержать приход, нужны средства, то есть приход должен иметь землю или промысел, что бы жертвовать доход на прокормление священника. Для того чтобы средства шли на содержание священника, а не на нужды государства необходимо было согласие и участие князя-распорядителя земли Русской. Князь уже десятину своих доходов отдал на содержание православной церкви, а содержание прихода не православной церкви, таким образом, требовало нового закона о дарении земли или части княжеских доходов уже для другой церкви – не православной, в нашем случае – Ирландской. Конечно, князь на такое расточительство пойти не мог. Но и выгнать христианского священника тоже не мог, церковь тогда еще была едина. И не княжье это дело решать, на каком языке читать «Отче».
Поэтому Добрыня, изрядно выпив на пиру, нашел следующее решение. При переутверждении колмовского священника епископом новгородским, князь переутверждает права колмовчан на часть их доходов, которые должны идти на содержание своей колдовской церкви и отказывается взимать с них налог на содержание новгородского духовенства в размере той суммы, которую колмовчане потратят на содержание своей церкви. Переутверждение должно было происходить в виде дарения колмовчанам княжеской печати по согласию с епископом новгородским. Пункт о «согласии» князя с епископом, не очень нравился колмовским неофитам, ведь епископ за «согласие» мог просить смирения у колмовчан, выраженного в нескольких: кругах воска; пудах рыбы; мяса: соли. Не дашь епископу: воска или рыбы, или мяса, или соли, он закроет церковь, и тогда идти за покаянием надо в Новгород, где за требы деньги платить придётся.
–А если и праздники считать то разорение будет полным, и чего тогда для благочестивой жизни останется? Нам что в разбой идти?– вопрошали колмовчане.
Путята, старый воевода, на пиру головы не терял и, выпивая и закусывая, со знанием дела осматривал Колмовский холм. Он сразу отметил, что с Волхова незаметно не подойдешь, кусты причалить лодкам помешают. Со стороны города – болото, через которое одна гать, по которой две коровы с трудом пройдут. Подняться по Веряжке и ударить с противоположной от Волхова стороны тоже невозможно там и гати не было. На второй день, всё рассмотрев и взвесив, он пришёл к выводу, что лучше колмовских не трогать, и не допускать до разбоя, ибо себе дороже встанет. Человек двадцать можно за зря положить, но так до тына колмовского и не добраться. Выпивая с Добрыней, он и рассказал ему об увиденном, и о своих мыслях, чем немало огорчил сослуживца. Пришлось княжеской власти, представленной на пиру в лицах воевод Добрыни и Путяты, и колмовчанам, представленным крещеным Валентином, и его попом ирландским искать взаимовыгодное решение.
В итоге трёх дневных переговоров договорились, что княжий человек дает печать, подтверждавшую светское владение землями прихода и возможность содержать попа на эти доходы, не обременяя княжью казну. А князь своей властью не пускает Епископа новгородского пользоваться доходами Колмова на содержание новгородского клира. Этот принцип, восторжествовавший в пригородной деревеньке Новгорода в конце Х века, стал позднее известен в западной Европе как принцип разделения властей, и вылился в итоге в борьбу за инвеституру, в рамках общей борьбы гвельфов с гибеллинами.
Подобное, подробное описание юридической составляющей хозяйственно духовной жизни Колмова и его владельцев позволяет объяснить их независимое положение, как от Новгорода, так и от епископа, так и от князя.
Утвердив свои права на свою церковь, и на свою землю предки Васькины с честью служили князьям новгородским и киевским. Когда сын Ярослав Владимирович разругался с папенькой Великим князем киевским Владимиром Святославичем пращур Васькин – Василий первый, первым пошел ладьи Ярославовы рубить, чтобы тот за море к шведам не сбёг, первым денег на войну дал, и первым своих людей князю в дружину привёл. Что подвигло его на деяния эти, нам доподлинно, увы, не известно может и долг, а может, и любовь к князю, а может, и корысть. Ведь никто не поручился бы за то, что новый князь, придя с новой – голодной дружиной, не наведет свой «новый» порядок и от колмовских вольностей ничего не останется даже в памяти.
За помощь в борьбе за великое киевское княжение князь Ярослав отблагодарил новгородцев деньгами и грамотами, которые обеспечивали охрану интересов новгородцев,25 и снизил дань с 3000 до 300 гривен. 26
С Василием и его двором в Колмове, князь Ярослав поступил по справедливости, недаром его прозвали Мудрым. Он выдал новую грамоту – ряд, на владения Васькины и отменил ежедневную молочную повинность, веденную святой Ольгой, заменив её ежегодной уплатой подати в размере одного золотника или его замены в равных долях: добра, жита меха и воска.
–Тут неизвестно где найдешь, а где потеряешь,– по этому поводу сказал старый Вася первый, на смертном одре, при исповеди.
Так и жили бы колмовчане никого, не трогая и ни от кого не завися, однако жизнь вносит свои коррективы никому заранее из людей не ведомые. Одни скажут судьба, другие злой рок, ну а наиболее продвинутые скажут о незыблемом порядке развития вещей, то есть о порядке развития созданном законами диалектического материализма, или божественного проведения, что в принципе одно и тоже, если заменить слово материя на слово бог.
Пока Васькины предки отстаивали свои права и свободы от князя, и верой, и правдой служили ему, тут рядом, незаметно как-то, появилась новая сила – Новый город.
В 6552 году от сотворения мира или в 1044 году от Рождества Христова, «а на весну Володимер заложи Новгород и сдела его».27
Считать появление города никчемным явлением в их соразмерной жизни заставило колмовских владык следующее событие. Перед закладкой города, по какому такому наущению, никто не дознался до сих пор, новгородцы, уже пол века как крещёные, обратились к волхвам, живущим на Торговой стороне: «о сотворении обряда стен градских укреплявшего».
Как всем известно, согласно этому языческому обряду нужно было в основание стен положить жертву, символизирующую семя, оплодотворяющее мать землю, плодом чего должен стать Новый город. Чем сильнее семя, то есть жертва, тем сильнее град и стены его. Волхвы считали город живым, и поэтому он должен быть рождённым от семени человеческого и из чрева земляного. Почему простым семенем нельзя было оплодотворить землю, вместо того чтобы душу христианскую губить, волхвы не объясняли. Они лишь выпучивали глаза и орали, указывая кривыми, грязными пальцами на потенциальные жертвы, проходящие мимо. Ума хватило и у князя, и у волхвов, лишь на то, что жертву надо искать
