Кому-то, возможно, это и не покажется странным, но не мексиканцу. Я понял, что мы находимся в необычном сне. Это сон-символ! Такие сны редко даются человеку, но если он получает подобный сон, это знак. В этом сне многое может решиться.
*******
– Данила, ты помнишь Кристину? – спросил я.
Мне было важно понять, находится ли в этой части Данилиного сна информация о предыдущем дне.
– Кристину? – Данила задумался.
– Да, в ней первая Скрижаль Завета! – я попытался навести его на мысль.
Прошла секунда, другая, потом третья. Напряжение росло. Мне показалось, что время тянется бесконечно. И я уже готов был отчаяться, как вдруг Данила поднял голову и посмотрел на меня глазами человека, вспомнившего что-то необыкновенно важное:
– Да, да! Я помню! Я помню Кристину! Мы так долго искали ее!
Я подсел к нему, взял за руку и сказал:
– Данила, сейчас нам надо будет сосредоточиться и удерживать в своем сознании образ Кристины. Это поможет нам попасть в ее сон.
– Как скажешь, Анхель! Конечно!
У меня отлегло от сердца – первый этап прошел удачно. Сейчас, если мы оба сможем сконцентрироваться на образе Кристины, то попадем в ее сон. Только бы она спала сейчас!
Время опять потянулось с черепашьей скоростью, словно бы увязло в какой-то трясине. Я сосредотачивался на образе Кристины, и Данила сосредотачивался, но попасть в ее сон нам так и не удалось. Может быть, я что-то не так делаю?!
Я открыл глаза и слегка толкнул Данилу:
– Данила, видимо, надо идти.
– Хорошо, Анхель.
Мы вышли из дома в беспросветную ночь. Луну скрыли тучи. Лишь напрягая зрение, можно было различить силуэты предметов. Но и то с большим трудом. Я прочел заклинание внутреннего света, известное мне еще с детства. К счастью, это подействовало – лес озарился слабым светом. Деревья и кустарники словно подсвечивались изнутри темными, зелеными лампами.
– Идем, – сказал я Даниле и снова взял его за руку. – Думай о Кристине, представляй себе ее образ.
– Хорошо, – ответил Данила, и мы пошли.
Трудно сказать, сколько времени продолжалось наше путешествие – может быть, час или два. А может быть, и десять минут, минуту. Вдруг, Данила споткнулся и замешкался. Сначала я не придал этому никакого значения, а потом оглянулся и увидел, как на моих глазах Данила буквально проседает в почву. Земля словно бы размякла под ним, стала жидкой, топкой.
– Данила! – закричал я и попытался вытащить его на поверхность.
Но чем больше я тянул своего друга, тем сильнее он увязал в земле. Постепенно и я оказался в этой затягивающей нас воронке. Тут на моих глазах картина переменилась. Мы уже были не в лесу, а на песчаном обрыве. Данила висел над пропастью, а я, лежа на краю осыпающегося склона, держал его за руку.
Страх объял меня, я был в панике. И когда наше падение казалось мне уже неизбежным, Данила поднял голову, посмотрел на меня снизу вверх и произнес:
– Не надо держаться, освободись… – в его глазах читалось спокойствие и уверенность, он улыбался.
– Освободиться?.. – я все еще не мог побороть свой страх.
– А что ты боишься потерять? – спросил Данила.
Этот вопрос Данилы стал для меня моментом истины. Я, понимающий, что нахожусь во сне, боялся разбиться, погибнуть. А Данила, который не контролировал свое сновидение, не понимал, что спит, задал мне этот – простой и совершенно очевидный – вопрос: «Что я боюсь потерять?»
Действительно! Что мы боимся потерять в смерти? Если вся наша жизнь – это лишь наши привязанности, если мы – это наши привязанности, то подобная потеря – это не утрата, а обретение свободы. Если же мы – это наша душа, не связанная с этим миром, то мы и вовсе ничего не теряем!
«Что ты боишься потерять?» – прозвучал в моей голове голос Данилы.
Господи, да я ведь ничего не боюсь потерять. Напротив, моя цель – найти! Я посмотрел на Данилу, в его светлые, улыбающиеся глаза и снял усилие. Мне подумалось, что сейчас мы будем падать. Но мы, напротив, стали взлетать, подниматься вверх. И тут я увидел, что за нашими спинами развеваются большие невесомые крылья.
Мы проносились над бескрайними таежными лесами. Под нами лежали необозримые ландшафты – гигантские горные хребты, степные просторы, заснеженная тундра, покрытый льдом океан. Глубокие озера и нетронутые человеком долины радовали глаз. Бурные реки и отвесные скалы завораживали. Весь мир, казалось, лежал у нас на ладони.
И вдруг…
*******
– Кристина, ты проклята! Ты поняла, наконец, что ты проклята?! – чудовищный голос, подобный грозовым раскатам, звучал откуда-то совсем сверху.
Мы начали снижаться и через пару минут оказались посреди бескрайнего поля. Пасмурное небо было покрыто серыми свинцовыми облаками. Промозглый ветер буквально валил нас с ног, издавая жуткий свист и прижимая к земле пожухлую траву. Где-то впереди виднелась гигантская, уходящая в облака горная вершина.
– Чей это голос? – спросил Данила.
– Не знаю, – шепнул я в ответ. – Кажется, мы попали в сон Кристины. Пойдем, подойдем ближе к этой горе.
Несмотря на отчаянные порывы ветра, мы двигались достаточно быстро. И скоро нам стало понятно, что перед нами вовсе не гора, а подол черной рясы. Одетое в нее существо было столь большим, что мы видели лишь его нижнюю треть. Верх терялся за облаками. Именно это существо говорило с Кристиной.
– А где Кристина? – только и успел вымолвить Данила, когда мы увидели ее, стоящую на коленях перед этим существом в черной рясе.
– Ты должна убить своего ребенка, Кристина! – продолжало чудовище.
– Я не могу этого сделать, – еле слышно отвечала ему Кристина.
– Что?! Что ты сказала?! – чудовище было вне себя от гнева. – Я не прошу, я приказываю тебе!
– В чем он виноват?! Почему ты мстишь моему ребенку?! – Кристина не желала сдаваться, но голос ее звучал, как мольба.
– Грехи матери лягут на ее дочь! Ты хочешь обречь свою девочку на страдания?! Нет, я не жесток, Кристина. Это ты жестока! Подумай о том, на какую жизнь ты ее обрекаешь! Ты хочешь, чтобы она мучилась всю свою жизнь?! Мало ты насмотрелась на мужчин, которые пользовались тобой?! Тебе этого недостаточно?! Такой доли ты желаешь своей дочери?!
– Она… она сможет, – еле слышно отвечала Кристина.
– Мир жесток, Кристина! – продолжало чудовище в рясе. – Мир очень жесток! Он требует от женщины, чтобы она была сильной! Но разве может сильная женщина быть Женщиной?! Разве сможет она быть самой собой?! Ты хочешь, чтобы твоя дочь страдала! Я понял это! Ты мстишь ей, а не я! Ты мать, которая ненавидит свою дочь! Дочь, еще не рожденную! Ты мстишь ей за то, что ты сама не можешь быть Женщиной!
– Она сможет, – повторила Кристина. – Она справится…
Чудовище разразилось громогласным хохотом:
– На! Смотри, что она сможет!
Вмиг на стальной пелене неба появилась картина. Мы увидели молодую женщину, идущую по расцвеченному огнями городу в сопровождении мужчины. На лице девушки читалось отчаяние, на мужском лице – холодность и пренебрежение. Она еще совсем молода, но ее сердце уже знает, что такое душеная боль.
– Вот твоя дочь! – провозгласило чудовище. – Ей двадцать. Она любит этого мужчину, а он играет с ней. Ему интересно ее мучить. Он забавляется. Ему приятно чувствовать свое превосходство, когда он видит ее слезы.
Он наслаждается ее трогательными признаниями, которые повышают его самооценку. И чем сильнее она его любит, тем больше в нем искушение заставить ее мучиться. Крепость только сдалась, и он уже думает о других крепостях…
Она родит ему двух детей, а он будет изменять ей. Она устроит его быт, а он, в ответ, станет относиться к ней, как к прислуге. Она пожертвует своей карьерой, поддерживая его, а он обвинит ее в несостоятельности. Она будет любить его, а он за это будет ее ненавидеть. Ибо мужчины не могут и не умеют любить!
– Она переживет это. Все женщины переживают подобное. В этом нет ничего страшного. Такова судьба женщины, – тихо прошептала Кристина.
– Ладно, согласен, – гулким эхом ответило чудовище. – Но что ты скажешь на это?..
Картина на небесной глади переменилась. Мы снова увидели дочь Кристины, но теперь уже тридцатилетней. Она стояла в коридоре большого офиса и выслушивала упреки начальника-мужчины. Потом она плакала у окна, скрывая свои слезы. А какие-то люди шептались у нее за спиной, произнося разные гадости.
– Вот твоя дочь! – снова голос чудовища звучал остервенелым накатом. – Ей тридцать. Она умна и талантлива, но ее бездарный начальник не понимает этого. Он не дает ей реализоваться и присваивает результаты ее труда. А когда она получит возможность подняться по карьерной лестнице, он скажет ей: «Мне не нужен руководитель в юбке!»
За свою работу она будет всю жизнь получать меньше, чем работники-мужчины. Потому что их слушают и ценят, но не ее. Она попытается устроиться на другую работу, но ее не возьмут, потому что не поверят в ее способности. Ведь она женщина! Она решится открыть свое дело, но не сможет противостоять грубому натиску конкурентов-мужчин.
