— Так ты хочешь просто…
— Сделай мне чаю, — поднял меня с полу Марс. — Не стой на коленях. Ты ведь человек и женщина. Хозяйка очага… Завари немного чаю, как обычно это делаешь.
— В смысле?
— Я знаю, ты умеешь. — Он подтолкнул меня к столу и указал рукой на дверцу шкафчика. — Вон того, пожалуйста. Зеленого. Который в шкафчике лежит за банкой из-под кофе. Где у Джоша обычно запасные патроны хранятся.
— Вот этого? — достала я картонную коробочку. — Я правильно тебя поняла?
— Да, вот этот. Я пробовал его, когда здесь был. Мне понравился. А тебе он нравится? — Я молча насыпала чай в заварник. И с ужасом думала, как он здесь ходил без меня. Как трогал предметы, нюхал мою одежду. Гладил подушку, на которой я сплю. Не странно, что я чувствовала его ауру везде. Он оставлял этот шлейф, этот след. И он пропитывал здесь воздух, не давал мне спокойно дышать. Я его чувствовала душой. Чувствовала телом. — Хочу, чтобы ты мне его приготовила. Сама. Сейчас.
Мы сели за стол. Друг напротив друга. Он скрестил на груди свои жилистые руки. Без длинных рукавов я могла рассмотреть его татуировки. В большей степени они были черными. Но также я заметила цветок. Он отличался от всего вокруг, был ярким приятным пятном на фоне серости и тьмы. Как будто… лучик света в окружении гнева. И рядом с этим бутоном была надпись: "КМЛЛ".
Камилла. Я сразу прочитала свое имя. Он набил напоминание о том, что я значу для него. Я представляла, как он смотрит на этот цветок и отсчитывает дни до выхода на волю. Чтобы прийти и сказать мне пару "ласковых" слов.
Но ограничится ли все словами?
В чайнике шумела вода. Она закипала. Постепенно грелась, повышала градус. Как и атмосфера между нами в этой комнате. В тот напряженный момент.
— Кхм… — пыталась я хоть что-то сказать, но все сомневалась. Нервно теребила край передника. — Слушай, Марс. Мне жаль, что так получилось.
— Да неужели? — не сводил он с меня угольно-черных глаз. Этот взгляд меня как будто пригвоздил к спинке стула. Но смотреть открыто на него было трудно, почти невозможно. Было чувство, будто он съедает меня живьем. Хотя молчит при этом, ничего не говорит. — Мне тоже жаль, Камилла. Мне тоже. Очень. Жаль. Ты даже не представляешь себе, насколько. Ведь наши отношения могли сложиться иначе.
— Я в этом сомневаюсь.
Перечить человеку напротив было страшно, было опасно. Но я говорила правду. У нас бы ничего не вышло с ним. Как друзья и родственные души мы имели шансы. Но не как любовники.
Я не была готова окунуться в эту реку. В эту бурную, кипящую страстью воду. Ведь это был не мой поток, он исходил от него. И чем больше мы были рядом, тем отчетливей я чувствовала, что… эта страсть подмывает опору в ногах. Я могла сорваться и исчезнуть в той реке. Раствориться в этом человеке без остатка.
Но правильно ли это? Мне пришлось делать тяжелый выбор. Тяжелее, чем он думает. Тяжелее, чем могла представить я сама. Ведь потом тебе с этим жить. А жить с такой тяжестью — испытание.
— Ну и как тебе живется с этим уродом? Выходит, он тебе помог все это провернуть? Шериф сфабриковал улики, оформил все так, как было выгодно тебе?
Я не хотела говорить об этом. Не хотела вспоминать тот эпизод своей жизни. Потому что… все мы делаем ошибки. А я тогда их совершила целый ряд. И постоянно жалею. Просто жалею.
Что я еще могу поделать теперь? Как все исправить? Да и надо ли это делать — стану ли я счастлива от попытки оживить что-то мертвое? Умершее давно. В тот день, когда я все перечеркнула одним махом.
— Давай я залью кипяток…
Наливала горячую воду в заварник, а Марс продолжал рассуждать на болезненную для нас тему.
— Вот только тут большой вопрос. Это было выгодно тебе… Или шерифу?
— Я сделала так, как подсказывала логика.
— И чья же это была логика? Твоя или его? — Марсель склонился над столом, упершись в его край руками. — А главное, Камилла… почему ты не послушала сердце? Зачем оно было тебе дано? Видеть будущее ты, значит, можешь. А вот понять, что убиваешь свою жизнь, а вместе с ней — мою… ты почему-то не смогла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я видела наше будущее, — цедила я сквозь зубы. Сжимала челюсти и говорила каждое слово как кирпич в фундамент правоты. — И оно было ужасно.
— Ужаснее, чем это?
— Я…
Мне хотелось описать, что я видела. Что я чувствовала тогда. Но понимала, что он прав. Ужасней, чем теперь, придумать было сложно. Я сама загнала себя в угол. Все пошло не той дорогой. Там, где я мечтала разрешить проблемы, эти проблемы только окрепли. Теперь я не смогу так сделать, как тогда. Он уже не так доверчив.
Мой Марсель давно исчез. Теперь это был монстр. Мой персональный монстр. Чудовище, которое охотится на тело, поглощая потом душу. Он уже делал это. Руки леденели, глаза закрывались, энергия меня покидала.
— Это ты его выбрала, Кэм. Выбрала такое будущее. Не я. Ты это понимаешь. Я хотел другого. Я хотел… хотел просто тебя. Разве ты не могла ответить взаимностью? Я был недостаточно достоин стать твоим мужчиной? Скажи мне, — взял он меня за кончики волос и стал тащить на свою сторону стола, — неужели тот старый хрен достойнее меня? Почему ему ты дала, а со мной быть отказалась? В чем была логика? Ты испугалась, не была уверена? А с ним ты обрела уверенность?
— Давай не будем говорить о Джоше. Вот твой чай. Ты обещал его выпить и уйти. Это ведь не просто слова? Ты говорил мне правду?
— Конечно, ваша честь. Я обязуюсь говорить здесь правду, — цитировал Марсель известную клятву, — и ничего кроме правды.
Он отпил немного чая и поставил чашку на стол.
— С ним мне хорошо. И спокойно. Джош хороший. Он поддержал меня в тот сложный момент и…
— Он ведь бесплоден, не так ли?
Да. Так и есть. Мой муж бесплоден. Из-за ранения он не может иметь детей. Но меня это больше не тревожит. Со временем в твоей жизни возникают вещи, о которых ты не хочешь уже думать. Чтобы не вернулась боль неудачных попыток. И утраты.
— Почему ты вдруг об этом спрашиваешь? Думал, я всегда мечтала о ребенке? Типа… это розовая мечта каждой девушки — иметь дочурку?
— Или сына, — сказал он вдруг. И у меня кольнуло сердце. — Почему сразу дочь? А как насчет сына? Никогда не представляла, что у нас с тобой есть дети?
— Хватит, — пыталась я пить чай, а рука так и дрожала с дымящейся чашкой. Наворачивались слезы. Меньше всего мне тогда хотелось говорить о "наших детях", которых никогда уже не будет. — Давай сменим тему. С меня довольно уже бреда.
— А я вот представлял. И не раз, — говорил Марсель, вращая чашку вокруг оси то в одну сторону, то в другую. Чай ему был безразличен. Наше чаепитие — лишь символ, проводник, иллюзия покоя. На самом деле я участвовала в ритуале. Только вот в каком? — Нашего маленького, симпатичного отпрыска. Как бы ты его назвала, Кэм? Если бы он родился у тебя…
— Прекрати так делать!
— С чего это такая жесткая реакция? Ведь я лишь фантазирую…
— Это твои фантазии? Твоя мечта? Серьезно? Ты думаешь, что я поверю, будто ты мечтал о детях? Зачем тебе нужен сын? Может, ты хочешь создать ему проблему, как сделал твой отец? — Я подразумевала себя в роли проблемы. Ведь это я нарушила уклад в их доме, стала яблоком раздора и, по сути, соблазнила сына отчима. Сама того не понимая, забрала его покой и сделала зависимым. Хоть и пыталась все решить самым жестоким образом. — Может, ты хочешь оставить его гнить за решеткой? Как сделал твой отец…
— Браво, Камилла, браво, — хлопал он в ладоши. — Ты решила больше не скрывать своей натуры. Ведь дерьмо из тебя так и лезет, верно?
— Тебе виднее, Марс. Ты ведь сам говорил, что знаешь меня лучше остальных. Ну так кто я — кусок дерьма или любовь всей твоей жизни?
Он откинулся на спинку стула, протяжно выдохнул. А затем демонстративно уронил на пол чайную чашку. Она разбилась.
— Теперь ты однозначно не тот цветок, который мне хотелось нюхать каждый день. Теперь ты просто жалкий… кусок… дерьма. И я это дерьмо намерен выбить из тебя от А до Я… А что касается сына. То если бы у меня был сын, — сжимал он чайную ложечку так сильно, что она сгибалась под давлением пальцев, — то я бы его никогда не оставил в беде. Ни за что и никогда. Каким бы странным он ни был, как бы люди ни смотрели на него. Да хоть бы тыкали в него пальцем и говорили, что он урод и ненормальный… — Руки Марселя дрожали от нервов, он был над пропастью и мог вот-вот сорваться. — Я бы никогда от него не отказался, как мой отец. Я бы нашел возможность и вытащил бы его из ямы. Чего бы мне это ни стоило. Если бы у меня его отняли, я бы в лепешку расшибся… Я бы проехал весь мир, чтобы найти его и вытащить из западни. Даже если бы все твердили, что он опасен и его надо держать взаперти, нужно изолировать от людей. Это все равно был бы мой сын. И я бы его любил таким, каков он есть. И пусть от него все отвернулись, назвали мерзавцем. Мне все равно. Я в нем всегда увижу свою кровь. Так и должно происходить, Камилла. Понимаешь… А теперь снимай одежду. Раздевайся.
