Ван-Ин с улыбкой поблагодарил секретаря.
– Чашечку кофе, комиссар? – спросило это упакованное в серое существо в очках.
– Нет, спасибо.
Женщина – вылитая Одри Хепберн – была правой рукой Бенедикта Верворта.
– Я хотела бы поговорить с директором филиала, и немедленно, – прорычала Линда Артс.
Марк, сотрудник за окошком, попытался успокоить госпожу Артс. Ведь за ней стояли еще три клиента. Одним из них был господин Остейн, и он не любил скандалов. Хилэр Остейн был председателем местного объединения мелких предпринимателей и одним из лучших клиентов филиала.
– Успокойтесь, госпожа Артс. Господин Алберт подойдет через пять минут. Он, как и я, уверен в том, что речь идет о неприятном недоразумении.
– Если вы дадите мне десять тысяч франков, то господин Алберт мне не понадобится! – сердито крикнула Линда.
Марк смотрел то на раскрасневшуюся госпожу Артс, то на плотно сжатые губы господина Остейна. Раньше он решил бы эту проблему в мгновение ока. Он бы выдал ей десять тысяч франков – и проблемы как не бывало. В наши дни у обычного банковского клерка таких полномочий больше нет. Кто ничего не имеет, тот ничего и не получает. Новое правило было непреложно.
– Ну, скоро вы там, или мне рассказать, как я познакомилась с господином Албертом?
Линда повернулась и воинственно посмотрела на ожидающих клиентов. Остейн делал вид, что ее не знает. Однако сотрудник банка знал, что и его начальник, и Остейн часто бывали в «Клеопатре». Он взял деньги из выдвижного ящика и напечатал сумму. В этот момент дверь распахнулась. Скорость, с которой Алберт Денолф отреагировал, была поразительной. Он подозревал, почему Линда была здесь, и он знал ее темперамент.
– Госпожа Артс, – произнес он елейным голосом. – Как приятно видеть вас здесь. Все в порядке, я надеюсь?
Марк снова спрятал деньги и с облегчением аннулировал выплату.
– Все в порядке, – ответила она с издевкой. – Что бы ты подумал, если бы я…
– Линда, – перебил ее Денолф. – Если есть проблемы, давай спокойно обсудим их у меня в офисе.
Его мягкий подход имел успех. Линда прекратила свое наступление. Она гордо повернулась и проследовала за Денолфом в его офис.
Остейн пришел обменять несколько купонов, забрать выписки и представить к оплате стопку платежных документов. Богатый предприниматель был человеком старой закалки. Телебанкинг был не для него. Марк неслышно вздохнул. Транзакции Остейна точно займут больше пятнадцати минут. Однако эту рутину прервал звон бьющегося стекла. Остейн отреагировал так, как сделал бы каждый настоящий капиталист. Он сначала просунул ценные бумаги в окошко и только после этого оценил обстановку.
– Ну, Линда, – услышал он, как Алберт крикнул вполголоса.
Дверь в офис Алберта резко распахнулась. Осколки разбитой пепельницы похрустывали под каблуками Линды.
– Это были наши деньги! – кричала она.
Алберт стоял за своим столом, как истукан.
– И ты просто так все ему отдал.
– Деньги были на его имя, Линда. Я попытался заставить его отказаться от своего плана, но, как банкир, я не мог ничего поделать, кроме как…
– То есть поступить по-другому ты не мог! – завизжала Линда. – Ты мудак чертов. Знаешь, чего я сейчас хочу?
Все, включая Остейна, напряженно слушали.
– Я бы хотела когда-нибудь увидеть рожу твоей жены-католички, когда она услышит, что раз в два месяца ее уважаемый муж…
– Линда, пожалуйста.
Денолф бросился к двери и, вполне вероятно, побил мировой рекорд по тройным прыжкам в помещении. Он захлопнул дверь и достал бумажник.
– Вот тебе десять тысяч франков. Через несколько дней Вилльям гарантированно вернется домой. Тогда и посмотрим, как будем решать этот вопрос дальше.
– Давай двадцать, – дерзко заявила Линда.
За пару секунд Денолф втянул в свои ноздри столько воздуха, что ему угрожала гипервентиляция легких.
– Вилльям стащил деньги, но видеокассеты все еще лежат в нашем сейфе, – похвасталась она. – Могу себе представить, с каким злорадством их посмотрит полиция, – злорадно добавила она.
Средь бела дня Денолф превратился в жертву ночного кошмара. Он махнул рукой, чтобы она немного подождала, пошел к телефону и позвонил Марку.
– Госпожа Артс сейчас будет выходить, спиши ей двадцать тысяч франков с моего счета.
– Скажи, чтобы он их принес! – гаркнула она.
Денолф кивнул, как примерный раб. Значит, это работало и тогда, когда она была не в кожаном костюме.
– Не надо, Марк. Я сам подойду.
Лодевейк Вандале поприветствовал Ван-Ина дружелюбным рукопожатием. Он указал на уютный уголок рядом с окном. В отличие от вида из окна в приемной сейчас Ван-Ину открывался прекрасный вид на ухоженный альпинарий, в середине которого журчал фонтан. Фонтаны были в моде. Он имелся у каждого уважающего себя человека.
– Хотите что-нибудь выпить, комиссар?
Ван-Ин любезно отказался от заманчивого предложения. Было бы проявлением римско-католического лицемерия превратить смертный грех в грех простительный.
– Не глупите, комиссар. От виски на донышке стакана еще никто не умирал.
Ван-Ин стиснул зубы и помотал головой.
– Тогда кофе?
– С удовольствием.
Вандале положил свою толстую сигару в пепельницу и по внутренней связи попросил кофе.
– В первую очередь я хочу подчеркнуть, что мой визит не имеет официального характера, – отчеканил Ван-Ин.
– Присаживайтесь, комиссар.
Ван-Ин опустился в импозантное кресло, которое почти полностью его поглотило. Вандале сел прямо напротив него. Крепкий старик возвышался над ним, словно голем.
– Я полагаю, что ваш визит связан с находкой на лугу Love[18]. – С замашками современного Нострадамуса он предвосхитил возможный вопрос Ван-Ина.
«Царь небесный», – подумал Ван-Ин. Вандале даже дал имя этой конуре. Он с грустью вспомнил годы своего детства, когда вместе со своей сестрой и дочерью местного бакалейщика ходил играть на пляж Бланкенберге. В том городе у облезлых вилл тоже были громкие имена: Camelot[19], Beau Geste[20] или Manderley[21].
– Да, действительно, господин Вандале. Согласно судмедэксперту, убийство было совершено в восьмидесятых годах. Love, – Ван-Ину было сложно произнести это смехотворное название, – в то время был еще вашей собственностью.
Вандале выпрямил левую ногу и помассировал свое колено.
– Ревматизм, – простонал он. – Мои колени подводят меня уже много лет.
Меняя тему, старый лис пытался выиграть время, но Ван-Ин на эту удочку не попался.
– Могу я вас спросить, регулярно ли вы посещали раньше свое владение? – спросил он беззаботно.
– Ах, комиссар. Мой отец построил Love своими руками. Когда я был ребенком, я каждое лето ездил туда играть, потом я иногда приезжал рисовать. Для меня этот дом – часть моего детства.
На стене висели различные любительские акварели. Немного фантазии, и Ван-Ин узнал очертания Love.
– Вы когда-нибудь сдавали дом?
Вандале разразился громким смехом.
– Уважаемый комиссар, я владелец кучи домов, вилл и квартир. Я их сдаю. Love – это чистая ностальгия по детству. Это был наш первый дом для каникул. Насколько я себя помню, хибара всегда выглядела обветшалой. В нынешнее время люди требуют комфорт. Снимать конуру больше никто не хочет.
Ван-Ин был рад, что в этом они были согласны друг с другом. Это объясняло, почему Вандале передал НКО именно Love. Ведь каждый знает, что богатые люди отдают лишь те вещи, которые не представляют для них ценности или которые они сами больше не могут использовать.
– То есть Love все это время пустовал?
Вандале глубоко затянулся сигарой. Бледный молодой человек тактично вошел с подносом.
– Поставь на мой стол, Винсент, мы сами возьмем.
Вандале с хрустом встал. В профиль он был немного похож на президента де Голля: импозантный и неприступный.
– Я иногда бывал там с несколькими кузенами, – сказал он беззаботно. – Дети с ума сходят от старых домов, где они могут дать себе волю. Иногда мы даже оставались там на ночь. И тогда вечером мы разводили гигантский костер. Сейчас, конечно, так уже делать нельзя, но в те времена никто не обращал на это внимания. Ребята литрами пили колу, пели песни или ставили сценки. Я вот еще очень живо помню лето 1972 года. Было так жарко, что мы все спали под открытым небом. Сейчас это, конечно, было бы уже невозможно. Вандале указал на свои колени.
Сам Ван-Ин тоже хранил особо приятные воспоминания о том жарком лете. 20 августа того года он в первый раз переспал с девушкой.
– Позже, когда один из моих кузенов был лидером скаутов, Love служил для разных молодежных движений местом для кемпинга.
Вандале налил кофе:
– Сахар?
Ван-Ин отрицательно помотал головой.
– То есть там никогда никто не жил, – напирал он.
– Верно, комиссар. Одиннадцать лет назад я передал Love благотворительной организации. Молодые люди уже давно туда больше не приезжают. Они теперь ставят палатки только там, где поблизости есть душ и микроволновые печи.
