Спускаемся к себе в Отдел, Михалыч рассказывает кое-что из дополнительной информации про «кавказ». Что они бывшие крупные советские работники, мы уже знаем, но выяснилось еще, за ними коньячный бизнес — реализуют поставки этого добра из солнечной своей республики.
Леше приходит шальная мысль:
— А что если подельники девку кокнули, и поэтому с деньгами она на «кавказ» не вышла? Тогда получается, что мальчик точно у «кавказа» где-то припрятан.
Начальнику нашему не понравилось:
— Алексей, такие деньги бы из поля зрения не выпустили. Их люди пасли бы ее там на кладбище, у них в живой силе проблем нет — родня всякая, сватья-братья…
Он говорит что-то еще, но у меня выскакивает — «брат».
Брат ведь говорил мельком о каком-то нехитром деле сына депутата из той самой республики. Парень накурился или наглотался чего-то и долбанул на светофоре две сразу машины с травмами у людей, брату удалось все «уладить» в досудебном порядке. Папа-депутат очень благодарен был. А помещение, арендуемое отцовской фирмой, тут рядом на кольце у Сухаревской.
— Сергей Михайлович, разрешите мне к брату в офис смотаться, возможно, еще какую-то информацию по «кавказу» получим. Шесть-семь минут на машине.
Шеф знает, кто моя родня.
И делать нам пока совсем нечего.
— Давай, спускайся. Сейчас дам на машину команду.
Москва всегда мчится по Садовому кольцу так, словно это критические в жизни минуты, а сержант к тому же врубает сирену.
После такой езды даже слегка пошатывает.
В офисе, слава богу, нет никого клиентов, хорошенькая девушка-секретарша — интересно, брат с ней уже «крутит»? — улыбается мне и сообщает ему по селектору.
Тот сразу почти вываливается из кабинета.
— Димка, здравствуй, вечером к вам собирался!
Он здоровее меня, всегда любил меня тискать, и многие привычки сохранил до сих пор.
— Ты пил, негодный?
— На холоде пришлось долго работать.
— И конечно, не ел! Мы на двадцать минут по соседству, — это уже секретарше.
Я получаю легкое ускорение в спину.
Тут через двадцать метров неплохой ресторанчик.
И мы уже в нем.
Швейцар с полупоклоном приветствует брата и не удерживает враждебного взгляда на мою капитанскую форму.
У многих для этого есть причины.
Местные ментовские отделения еще со второй половины 70-х стали лидерами «социалистического образа жизни» — в смысле его окончательного загнивания. И они же стали превращаться во вторую криминальную систему страны, а по мнению многих — в еще более опасную, чем первая. Центральный аппарат вначале 90-х шел по тому же пути, но пока еще со значительным отставанием, однако на всех людей в форме уже с неприязнью косили, и сейчас, от посетителей — я тоже улавливал.
Брат, всегда лучше меня знавший, что я хочу есть, быстро сделал заказ.
— Пива выпьем?.. Или крепче хочешь?
— Пива нормально. И давай я сразу начну рассказывать, а то меня в конторе могут хватиться.
— Валяй.
Я контурно изложил про похищение, про девицу и непонятное участие в этом деле кавказских людей.
— Вот по ним хотелось бы получить от тебя помощь.
— Этой публики в Москве как в лесу поганок. Фамилия?
Я назвал.
Брат, подавшись вперед, на несколько секунд замер…
— Повтори.
Я повторил и добавил:
— У них еще какой-то винный бизнес.
— Коньячный. И не какой-то. Там лучшая полиграфическая техника — какая есть в мире. Там…
— Причем здесь полиграфия? — показалось даже, что я ослышался.
— Притом, что они не только коньяк своих марок гонят. Коньячные спирты у них хорошие, запасы огромные-многолетние, а дальше — дело пищевкусовой химии и этикеток.
— Ты хочешь сказать…
— Ну-да, «мартели», всякие, «хеннесси».
— Ничего себе! А почему мы не знаем?
— Это вы в своем убойном отделе не знаете. Но главное сейчас в другом. С какой стати, подумай, они станут похищениями детей заниматься — там денежные потоки огромные. Двести тысяч долларов им что камар начихал. И депутат мой, помнишь, им прямая родня. Их клан уже многими десятками миллионов долларов ворочает. — Брат категорически замотал головой: — Никто из них пошлой уголовкой заниматься не будет.
Мы поговорили кое о чем семейном, вкусно поели и я скоро снова оказался в родной конторе.
Рабочий день формально уже кончался, но не для нас.
Леша вопросительно взглянул, когда я вошел, что значило — хорошие новости не поступали.
А из нехороших: зам. мылил Мокову шею, ничего толком сам не предложил, сейчас они с Михалычем раскидывают мозгами, нас пока не зовут. И еще: родители ребенка уже психуют, мать мальчика не может найти ни одной фотографии, где имелось бы изображение няньки, хотя помнит, что такие фотографии точно были.
Последнее обстоятельство меня почему-то насторожило, напрягло слегка, но вот чем?..
«Устный портрет» девицы мы отправили два часа назад, а по мальчику — еще вчера, так что в отделениях, а особенно аэропортах, вокзалах контроль есть… только куда и зачем они теперь его повезут, живого…
Леша ждал чего-то с моей стороны, я уже собрался пересказать слова брата, но…
— У тебя ведь есть домашний телефон «кавказа»?
— Ну, естественно.
— И ты с ними вчера вежливо, нормально расстался?
— Галантерейно, как и велели.
— Слушай, звони прямо сейчас, спроси: не вызывал ли их сегодня кто-то на встречу, ну там: «будьте любезны, если нетрудно ответить на этот вопрос…»
— Ты что задумал? Без разрешенья Михалыча?
— Мы ничего не нарушим. Давай, позвони.
— Ну-у, ты мой непосредственный начальник, приказываешь, значит?
— Приказываю-приказываю.
Лешка с неохотой достает записную книжку… а у меня опять внутри беспокойство от ощущения — знаю больше, чем понимаю.
И вроде бы это из-за чьих-то слов происходит, но чьих… вчера или сегодня?
Он уже набирает номер, теперь сюда надо переключить внимание.
…здоровается, представляется… извиняется за беспокойство…
…правильно вопрос сформулировал…
…слушает, поддакивая «угу»…
Ему там что-то довольно подробно излагают… чиркает на листке бумаги…
— Простите, а номер телефона?.. Во всех объявлениях? Понял.
…опять «угу», и:
— Нет, не нашли. … Ну что вы, ни в коем случае, просто собака нас к разным местам подводила.
Прощается…
— Слушай, ты угадал, всё так и было!
— Как именно, только не упускай детали.
— А там их не шибко много. Значит, вчера вечером, где-то в районе восьми, им был звонок. Звонила женщина, назвалась Хельга Вайонен — он мне по буквам продиктовал. Она из Прибалтики, занимается оптовыми поставками алкоголя в Латвию и Эстонию. Говорила с заметным акцентом… Слушай, а почему, вот, прибалты почти все с акцентом, а Кавказ нормально по-русски чешет?
— Тебя оно сильно волнует?
— Не сильно. Значит, баба эта имеет складские помещения в нескольких там городах, ну и хотела бы обсудить условия. Ох, чувствуется, злы они на нее.
— Место и время она им назначила?
— Ага. Ресторан слабенький, но там близко до Внуково, а ей сегодня вечером улетать.
— Ты про телефон спрашивал.
— Да, позвонили ведь им домой. А они, оказывается, в объявлениях два телефона дают — офисный и свой тоже.
— Что еще?
— Ничего. Про ребенка он спросил, и что нет ли на них подозрений, раз приходили с собакой.
— С акцентом ты не очень прав, довольно большой процент прибалтов говорит по-русски как мы с тобой.
— Подстава, думаешь, с этой бабой?
Я быстро пересказал разговор с братом.
…
— Подстава. Что делать-то, Дим?
Меня накрыла как мощной волной: «Дивлюсь я на ни-бо!..»
И я уже вслух продолжаю:
— Тай ду-мку гада-ю…
— Начальник, эй… ты не сказився?
Мне не хочется дальше про «сокила» — я сам летаю! Сумасшедшая идея, сумасшедшая — она пока из отдельных кусков, но вот у меня их лохматые кончики — они свяжутся, знаю, что свяжутся!
У Леши круглые глаза.
— Не бойся, нет, не сказився, просто, по-моему, я всё знаю.
Оп! Да, связалось! И те слова — и всё остальное.
— Дима, ну толком скажи!
— Леш, нужна еще одна маленькая проверка. Дай-ка теперь я по телефону звякну.
Я по жизни заметил — удача не любит приходить в одиночестве, с ней в компании всегда какая-то приятная мелочь.
Вот и сейчас — дан отбой до утра.
После нашего сообщения о почти стопроцентной непричастности «кавказа», начальники сходили к заму и тот постановил сосредоточить действия на розыске: мальчика и девицы.
Замечательно — мне не нужно отпрашиваться и даже сообщать, что иду в «Арагви» на встречу с генералом.
Лешка корит, что оставляю его в неведении.
И угрожает подать раппорт о переводе в провинцию.
