стол пучок заточенных гусиных перьев, переносную чернильницу, флакон с песком, листки чистой бумаги и приступил к работе.
Не успел переписать и пары страниц, как захотелось ему еще отведать вишневки.
И впрямь — славная наливка у этой Пятимары! Сроду такой не пробовал. „Вот чертова баба, и чего она добавляет туда? — подумал Лукьян и усмехнулся. — Надо сказать Яреме — пусть выведает и этот секрет старой ведьмы перед тем, как ее задушит…“
Внезапно студент почувствовал приятную усталость, перед глазами поплыли яркие пятна, а перо выпало из пальцев. Лукьян несколько раз зевнул, отодвинул в сторону бумаги и перья, попробовал взбодриться, но не смог: глаза помимо воли закрылись.
„Все равно Пятимаре уже не понадобятся копии“, — успокоил себя Лукьян. С этой мыслью он положил голову на стол…
Кровь „pyдoгo черта“
Но спать в этом доме ему было не суждено. Дремоту прогнал тихий дребезжащий смех. Сердце студента встрепенулось и застучало все быстрей, быстрей, будто предупреждая об опасности.
Лукьян открыл глаза, но поднять голову почему-то не смог. В нескольких шагах от него стояла хозяйка дома. Смолк ее неприятный смех. Начертила она в воздухе указательным пальцем непонятный знак и прошептала:
— Слушай… Слушай, бакаляр…
Двумя пальцами другой руки Пятимара держала золотую цепочку со сверкающей монетой. Монета раскачивалась из стороны в сторону и завораживала, не давая отвести от нее взгляд.
В наступившей тишине зазвучал чей-то мужской голос.
— Кто здесь?.. Кто это говорит? — Лукьян, наконец, с трудом поднял голову и опасливо огляделся.
Никого!.. В горнице по-прежнему — только он да Пятимара.
— Ну, а завтра Ярема развяжет язык старой ведьме… И укажет она, где хранит серебро, и золото, и драгоценные камни… — продолжал свою речь невидимый человек.
Что-то знакомое почудилось Лукьяну в этих словах. Он вопросительно взглянул на хозяйку, а та снова затряслась от смеха.
— Ой, умора!.. Неужто бакаляр замурзанный не узнал свой голос и свои мысли?!
Вздрогнул студент: и в самом деле слышалось то, что он думал в этом проклятом доме. Будто поймала ведьма в плен его мысли, а теперь выпустила на волю да еще заставила их звучать… Лукьян поежился от страха: как может быть такое?
Пятимара укоризненно покачала головой:
— А я-то тебя приветила, с добрыми помыслами дверь отворила. А ты заявился с головой, когтями и крыльями черного коршуна. Да еще дулю сжимаешь под столом! Поглядим, бакаляр, как это все тебе поможет.
Хозяйка спрятала золотую цепочку с завораживающей монетой и опять указательным пальцем начертала в воздухе какой-то знак. И тут же незримая сила сорвала с места Лукьяна. Вначале она подбросила его к потолку, а потом закружила по горнице.
А Пятимара тем временем стала хлопать в ладоши и приговаривать:
— Лети-лети, бакаляр, черным коршуном, да не обломай крылья о стены! Крутись-вертись, каламар-кадук, да не сверни себе шею! Ну-ка, разожми дулю, а то пальцы на всю жизнь останутся скрюченными — и ни одна девка не захочет с тобой обниматься!
Пытался Лукьян за что-нибудь ухватиться и прекратить свой немыслимый полет, но это ему никак не удавалось. Руки и ноги не желали повиноваться.
Наконец не выдержал студент и заголосил:
— Ой, останови меня, хозяюшка! Прости бедолашного! Ничего не хотел тебе плохого! Лихие люди сбили с толку!
Усмехнулась Пятимара:
— А не ты ли с дружком своим Яремой собирался завладеть моим золотом, а меня, бедную, удавить?
Еще больше испугался Лукьян: все знает старая ведьма! И студент завопил еще громче:
— Каюсь, хозяюшка! Перестану водиться с лиходеями-душегубами!.. Всю жизнь буду замаливать свой грех!.. Только отпусти с миром!..
— Каяться и молиться тебе не придется, — все так же, с усмешкой, ответила Пятимара и приказала: — Хватит баска-литься и голосить! Молчи и слушай, бакаляр заполоханый!
В то же мгновение прервался полет Лукьяна, и он больно грохнулся на пол, у ног ведьмы.
— Уйти от меня с миром — не надейся. Слишком тяжкое ты задумал… А по твоей задумке будет и достойная расплата. Острог, плети, вечное нищенство, неизлечимые хвори — больно легкое наказание для тебя.
Пятимара сделала многозначительную паузу.
— Ну, говори, хозяюшка, только не губи! — взмолился Лукьян. — Как мне жить дальше? Все исполню!..
— Отныне будешь ты моим мстителем, — насладившись испугом и унижением гостя, наконец произнесла ведьма. — Хоть за сотни верст из Киева сбежишь, а все равно шепот мой услышишь. Зазвучит он для тебя за самыми дальними лесами, самыми высокими горами, самыми глубокими морями. Произнесу имя человека, а ты запишешь, и помрет он вскоре. А смерть его на тебе повиснет.
Лукьян перевел дыхание и даже вздохнул с облегчением:
— Только и всего?! Неужто смерть явится к человеку оттого, что я запишу его имя?..
— Смотря чем писать, — перебила Пятимара и указала на чернильницу. — Теперь в ней будет только кровь рудого черта. И как бы ты ни старался, неблагодарный бакаляр, не сможешь избавиться от этой крови.
Снова Лукьяна охватил страх. Доводилось ему слышать от стариков историю о рудом черте.
„Не поминай на ночь куцего“
Когда-то орудовала в окрестностях Киева шайка во главе с атаманом то ли Мазуренко, то ли Мазурко. Но в воровском мире того предводителя разбойников величали „Хапкий Луп“, что означало „быстрая добыча“. Славился он не только успешными грабежами, но и везением в карточной игре.
Иногда выбирался из лесных дебрей Хапкий Луп повеселиться в киевские притоны и шинки, пошататься по базарам, погулять с покладистыми девками. Умел атаман определять наметанным глазом людей с деньгами и втягивать их в игру.
В те времена карты еще не были так популярны на Украине, как в XIX и XX веках. Глядели разбойники на своего азартного предводителя и удивлялись: зачем терять время на пустую забаву? Нашел денежного человека, заманил его в глухое местечко — и ножом по горлу. И не надо ночь напролет корпеть над картами да еще рисковать. Ведь Хапкий Луп всегда отдавал проигранное.
Но отговорить атамана было невозможно — так же, как и уклониться от его предложения сыграть. Известно: удача может любому вскружить голову и заманить в беду.
Однажды, изрядно выпив, стал Хапкий Луп хвастаться перед своими хлопцами:
— Если надо, я и черта за стол с картами усажу и обыграю!.. И не помогут куцему-рогатому все его бисовы ухищрения. Продует он мне и хвост, и копыта свои!..
— Ой, батько-атаман, не поминай на ночь куцего, — осторожно посоветовал кто-то из разбойников.
Но поздно…
Слова захмелевшего Хапкого Лупа, на его беду, попали в цель. Не зря на киевщине в старину говаривали: „Не думай, как черта позвать, думай,
