Оттепель совсем распустила слюни. Тонкое, изодранное одеяло снега истлело, и земля, взойдя чахоточным потом, жадно пила липкий сироп солнца. Городские деревья, растревоженные внезапным теплом, растерянно опустили ветви и заплакали. Напыщенные воробьи, как матерые холуи-приспособленцы, во всю чирикали во славу революции в природе и орлами взирали на ее страдания. Посиневшее небо, купая лицо в грязных блюдцах луж, дышало густым перегаром слякоти. Но это не был конец зимы. Это была агония осени. Молодой декабрь собирался с силами, чтобы подняться во весь рост и заявить о своих правах.
Я страшно не люблю во время оттепели выходить в город. Он наводит на меня тоску и уныние. Но не прогуливать же из-за этого работу! В половине десятого, дальше тянуть было некуда, я вызвал такси к подъезду и отправился в редакцию.
Дел предстояло немного: просмотреть материалы второй страницы, которую вчера слепили без моего участия, и выбрать из поступившей информации то, что необходимо выставить на первую.
Со всем этим я управился за два часа. И сел писать в следующий номер газеты очерк о работе спасателей подразделения «Кобра». Повествование уже близилось к завершению, но тут позвонил Василий Потоцкий — мой старый приятель, бывший комсомольский работник, а ныне владелец крупной фирмы, занимающейся переработкой сельхозсырья. После обычных приветственных фраз, он поинтересовался, есть ли у меня время и желание развлечься у него на даче.
Там я бывал не раз. Дачей, в привычном украинцу понимании этого слова, огромный особняк Василия назвать было никак нельзя. Скорее, дворцом праздного времяпрепровождения и разврата. В нем, кроме жилых помещений, имелись сауна, бассейн, банкетный зал, комнаты отдыха, бары и игровой зал.
— Отдохнем маленько, — гундосил Потоцкий в трубку. — Будет тихая компания. Попаримся в баньке, поплаваем. Заодно и о делах потолкуем.
Недолюбливал я Васькиных компаний, но согласился. Меня поджимал финансовый вопрос, а там, за рюмкой водки, можно было получить выгодные заказы.
Часа через полтора, дав команду отправлять сверстанные компьютерщиками полосы газеты в типографию, я перезвонил домой, наврал о срочной командировке и рванул в пригород.
Такси быстро домчало меня по нужному адресу.
Улица с вальяжными домами запорожских богачей казалась сытой и хмельной. Умытые, сверкающие, излучающие самодовольство окна похотливо улыбались прохожим, как порочные отроки проституткам. Сползающее за горизонт солнце цеплялось красными волосами за зеркала спутниковых антенн. Подрастающие чинары, покрытые испариной, трепетали под умелыми ласками неостывшего к вечеру ветерка и томно мурлыкали. Высоко над головой, развалившись на пушистых подушках облаков, дремали благополучные небеса.
Я отворил знакомую калитку и ступил на мраморные плиты двора, под сень краснобокого барина-дома.
В сопровождении здоровенного обормота с повадками сторожевого пса я прошел через длинную прихожую, холл и очутился в большом ярко освещенном зале с бассейном посредине.
Обормот исчез. А я, прислонившись плечом к колонне, закурил и окинул взглядом картину «отдыха» честной компании. У края бассейна был разостлан большой, видимо, персидский ковер, на нем вздымались горы подушек и стояли четыре низеньких столика, заваленных закусками и бутылками. На ковре, опираясь о подушки, возлежало семь нагих тел: трое мужских, волосатых и разжиревших, и четверо женских, юных и свежих. Я сразу обратил внимание на одну девушку с пепельными волосами до плеч. Она лежала навзничь и лениво откусывала кусочки от банана. Ее лицо было видно плохо, но все остальное просматривалось, как на ладони. К тому же девица лежала ногами ко входу в зал и они были широко раскинуты. Полные, белые, словно мраморные, бедра, запавший упругий живот, холмики немного недоразвитой груди… Созерцание всего этого неожиданно вызвало во мне животную похоть.
Публика находилась уже в изрядном подпитии, и я понял, что несколько опоздал. Компания мирно беседовала, смеялась, курила, пила и жевала.
Я оторвал плечо от колонны, приблизился и громко гаркнул:
— Милиция! Никому не двигаться!
Но ожидаемого эффекта это не произвело. Никто и бровью не повел.
— Где тебя носит, дружище? — вместо приветствия прогундосил Василий, поглаживая распухшее, как у беременной бабы, брюхо. — Мы уж и попарились, и поплавали, и выпили слегка. А тебя, понимаешь, все нет. Девочки заждались!
— В отличие от вас, господа буржуи, у меня нет курочки рябой, которая носит мне золотые яйца. Мне нужно самому деньги зарабатывать, — назидательным тоном ответил я на упрек Потоцкого. — Вот и задержался.
Мужиков, собравшихся здесь, я всех прекрасно знал. Они, как и Василий, были бизнесменами. Я обошел их и каждому пожал руку. А девушек видел впервые. Поэтому ограничился улыбками и легкими полупоклонами.
Та, которую я сразу выделил из остальных, приподнялась и села, обхватив колени изящными руками. На меня посмотрела с нескрываемым любопытством и легкой иронией. Я снял куртку и, бросив ее на ковер, опустился рядом с девушкой.
— Ты кто? — спросил я ее.
Она смахнула рукой прядь волос с лица и ответила по-детски звонким голоском:
— Я — Ася!
Я хотел сказать, что Ася — это удивительное имя, как и та, которая его носит, но справа раздался капризный возглас:
— Нет, дорогуша, так не пойдет!
Я повернул голову. На меня смотрела в упор красивенькая рыжеволосая девица с широко посаженными раскосыми глазами. Ее взгляд был нахальным, прилипчивым и насмешливым одновременно.
— Что не пойдет? — уточнил я.
— Не пойдет! — настойчиво повторила рыжая, призывно поглаживая ладонью крупный малиновый сосок на своей монументальной груди. — Раздевайся, дружок!
Я хотел что-то возразить, но тут разом загалдела вся компания, понукая меня немедленно сбросить одежду. Деваться было некуда.
Когда я остался, в чем мать родила, присутствующие прыснули смехом. Дело было в том, что вид голых женских тел, столь свежих и манящих, очень меня возбудил…
— Значит, так, — участливо посматривая на мой воинственно настроенный орган и давясь от смеха, скомандовал Потоцкий. — Быстро долбани стакан и дуй в сауну париться. Потом ополоснешься в бассейне и продолжишь отдых. Мы тебя подождем.
Я выпил поданный мне рыжеволосой бокал коньяка и спросил:
— Мне что, одному там париться?
— Ну, если ты привык удовлетворять сам себя, то пожалуйста! — захохотал Василий.
А рыжая, заглядывая мне в глаза, прибавила:
— Бери с собой, кого хочешь. Мы все твои!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
