Покрутившись перед зеркалом, Хизер несмело улыбнулась своему отражению. Ладонью провела по шее, спускаясь ниже, и вздрогнула, добравшись кончиками пальцев до края «чашечки». Закусила губу. Воображение почему-то нарисовало ей Коннора, и Хизер тонко всхлипнула, вдруг представив, как он ласкает её, касается губами шеи, ключиц, груди…
Боже.
Только не это.
Она села на постель и закрыла лицо руками.
Коннор — её ученик, и это чертовски неправильно так думать о нём, представлять его… Её новая жизнь не должна была начаться с такой ошибки. Но что-то в её сердце ёкнуло ещё в тот момент, когда он улыбнулся ей в супермаркете, и это чувство с тех пор только росло, отравленными шипами впиваясь в душу. Чем больше Хизер узнавала Коннора, тем сильнее её тянуло к нему. И, наверное, она очень зря позволяла ему заглядывать к ней после уроков, чтобы обсудить книги по школьной программе или просто что-то, что Коннор прочитал на досуге. И, возможно, она зря позволяла себя провожать.
Хизер столкнулась с Коннором прямо во дворе школы — он отвязывал велосипед. Улыбнувшись, она приветственно махнула рукой.
— Сегодня без машины?
Он пожал плечами.
— Отец отвез её в свою мастерскую, на диагностику. Потом прямо на парковку молла пригонит.
Благодаря Марджери Хизер уже знала, что отец Коннора, Бен Дуглас, работал в автомастерской и был одним из лучших ремонтников в городе. А ещё — каждый праздник пил до потери памяти. Её это нисколько не удивило: выросшая в маленьком техасском городке, она много раз видела, как хорошие, трудолюбивые люди спивались, не в силах ограничиваться одним или двумя бокалами пива.
Атмосфера маленького города могла казаться благостной, но рано или поздно каждый ощущал себя загнанным в клетку и справлялся с этим состоянием, как мог. Американская глубинка затягивала, как болото, и не выпускала из трясины, пока ты не бальзамировался в ней, подобно мумии.
— Молл не так далеко от кафе миссис Гибсон, — Коннор поудобнее перехватил руль велосипеда. — Давайте пройдусь с вами.
Может быть, ей не стоило разрешать Коннору идти с ней. Может быть, это было неправильно.
Хизер смотрела на то, как он щурился на солнце, а легкие морщинки разбегались от уголков его темных глаз к вискам, и не смогла отказать. Впрочем, казалось, Коннор и не спрашивал, а просто ставил её в известность. Было бы вполне в его духе.
Они брели вниз по улице, и под ногами шуршали сухие листья.
— Здесь природа начинает умирать ещё в августе, — Коннор подопнул носком кроссовка кленовый лист. — В Техасе, наверное, не так?
— У нас ещё жара, — засмеялась Хизер. Ей нравилось болтать с ним вот так, ни о чем; с ним это не казалось чем-то натужным. — Ты даже не представляешь!
Он хмыкнул.
— Ну, мисс Ньюман, я не был нигде, дальше Портленда, так что… — и легко пожал плечами. — Но я планирую уехать из города.
— Вот как? — она и сама не могла понять, почему его желание переехать так задело прямо сейчас. Она ведь и сама не планировала надолго задерживаться здесь. Но почему-то представлять Баддингтаун без Коннора ей совсем не хотелось.
Хизер привыкла к его редкой, но яркой улыбке, освещающей всё его лицо; привыкла к его нестандартному мышлению и к резким, порой максималистским суждениям. С ним было здорово поболтать о прочитанных книгах, да и просто поговорить.
Ей будет не хватать Коннора, но он заканчивает школу, и, разумеется, как и многие, собирается искать лучшую жизнь. Исполнять «американскую мечту», погубившую столько жизней.
Быть может, как раз у него даже получится выжить.
— Да, я почти получил спортивную стипендию в Южном университете Мэна в Портленде. А там уже как пойдет, — Коннор искоса взглянул на неё. — Будете скучать? — он широко улыбнулся, показывая, что шутит, и сердце у Хизер почему-то подскочило к горлу.
Она знала это чувство. И ей вдруг захотелось сбежать, потому что именно сейчас, посреди узкого тротуара, Хизер Ньюман отчетливо поняла: Коннор ей нравится.
Сильно.
Маленький сухой листик запутался у него во взъерошенных волосах. Ей стоило многих усилий не протянуть руку и не вытащить этот листочек, даже если для этого пришлось бы вставать на цыпочки — Коннор был больше, чем на полголовы её выше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Уж точно буду скучать по твоим нестандартным размышлениям, — неуклюже отшутилась Хизер.
— Готов поспорить.
И снова эта улыбка.
Боже мой.
К счастью, они уже добрались до кафе миссис Гибсон, и Хизер могла с чистой совестью попрощаться. Боже, что-то в Конноре так отчаянно волновало её, и не только физически. Да, от его улыбки в животе у неё становилось тепло-тепло, а, чтобы не прикоснуться к нему — такое вообще возникает за столь короткий срок? — Хизер едва ли не била себя по рукам, но…
Всё это не имело никакого значения по сравнению с тем, как ей с ним было хорошо. Интересно. Весело.
И ей стоило бы обрубить это, пока не стало слишком поздно.
Даже оказавшись в безопасности своей комнаты, она чувствовала спиной его внимательный взгляд.
Естественно, Хизер не смогла ничего обрубить.
Господи, как он ей нравился.
Он напоминал Хизер её саму.
Коннор тоже был вынужден бороться с жизненными обстоятельствами, чтобы выбраться из ямы, в которой очутился. Пусть он был остроумным, ехидным и уверенным в себе и своих силах; но все знали, что его отец напивается до поросячьего визга каждый праздник, заставляя жену или сына забирать его из участка. Марджери обожала обсуждать семейные тайны своих учеников так, будто выбалтывала собственные, и никакие одергивания её не останавливали.
А что? В Баддингтауне все и так знают всё. Чего скрывать-то?
Коннор на слухи и сплетни не обращал внимания и ему хватало внутренней силы бороться за себя и свою семью, и Хизер в нём тоже это нравилось. С некоторых пор её попытки не замечать его жаркого, жадного взгляда терпели фиаско раз за разом, и она сдалась, поддаваясь этому обжигающему чувству и утешая себя, что дальше взглядов и висящего в воздухе напряжения это всё равно не зайдет — они ведь оба взрослые люди, ведь так?
И оба понимают, что нельзя кидать спичку на бикфордов шнур.
Да и кто знает, вдруг Хизер восприняла бы любые знаки внимания от любого мужчины так же остро? Эта мысль могла бы её утешить, но…
Но Коннор швырнул ей на стол сонет с практически прямым признанием в любви, а Хизер была достаточно умна, чтобы понять это. И теперь ей было сладко и страшно смотреть ему в глаза, и хотелось то ли поцеловать его — Господи, о чем она только думает? — то ли строго сказать, что между ними уж точно ничего быть не может.
К счастью, она умела сохранять лицо в любых ситуациях.
А к несчастью — продолжала сидеть, наблюдая, как огонек бежит по шнуру прямо к бочке с динамитом. Вот-вот рванет.
Как бы Коннор смотрел на неё сейчас? Что бы сделал?
Имеет ли она право прикоснуться к себе, представляя, что это его пальцы ласкают её? Хизер бессильно застонала, фантомно ощущая между лопаток чужой обжигающий взгляд. Она не должна, не должна, она просто не может… Это неэтично и непрофессионально, и…
Хизер откинулась на спину, сдаваясь. К черту. Она не собирается претворять свои фантазии в реальность, но мужчины у неё не было уже слишком давно, и если она будет представлять своего совершеннолетнего ученика, пока мастурбирует, это наименьшее из зол.
Никто не узнает.
Вообразить, что Коннор покрывает поцелуями её шею и грудь, оказалось даже слишком легко. Ей бы устыдиться, но Хизер уже спустила себя с поводка. Прогнувшись в пояснице, она провела рукой по животу, скользнула за мягкую материю трусиков и застонала, зажмурившись. Под плотно сомкнутыми веками расходились алые круги.
Она понятия не имела, был бы Коннор с ней нежен или напорист, и просто касалась себя так, как ей нравилось, проникая сначала одним пальцем, потом двумя, задыхаясь от стонов и зажимая себе рот свободной ладонью. Хизер почти как наяву видела его тёмные глаза, от желания ставшие почти черными; чуть приоткрытые сухие губы; сведенные брови. Её дыхание участилось, пальцы ног начали потихоньку неметь, а тело стало легким-легким. Ещё немного — и взлетит.
