— Для какого протокола? — удивилась она.
Её вопрос был для меня немного неожиданным.
— Для самого обычного, который будет высечен на скрижалях и положен в ковчег завета, — объяснил я. — Присказка такая.
— Так что… милицию ты не вызывал?
— Какую милицию? Зачем?
— Ну протокол… его же милиция обычно составляет.
О боги.
— Не пори чушь. Ради чего они сюда поехали бы? — ответом мне был лишь обиженный взгляд серых глаз. — Если из-за твоей пьянки — им бы тогда из нашей общаги вообще вылезать не было смысла. Тут постоянно кто-то да пьёт.
— Это да… — пробормотала Алла. — А ты вынесешь мне вещи?
— Не-а, — помотал я головой. — Пошли, сама всё заберешь. И переоденешься. Моя одежда дорога мне как память о великом прошлом.
И я указал рукой на свою рубашку, которая сидела на ней, как балахон на Алле Пугачевой.
— А ты снова посмотришь? — немного нервно уточнила она.
— Конечно! — твёрдо кивнул я. — Вдруг ты захочешь своровать наше мыло. За вами, женщинами, глаз да глаз нужен!
Она прыснула, и мне это неожиданно понравилось. Впрочем, ничего необычного — мужчинам нравятся те женщины, которых они могут рассмешить.
А ещё я заметил, что Аллу немного отпустило. Она уже не боялась меня до дрожи в коленках — хотя я находился совсем рядом с ней, а её лицо всё ещё удобно лежало в моих ладонях.
Я и сам спохватился, что немного переборщил, убрал руки и отступил назад.
— Пошли, — я сделал приглашающий жест. — Потом могу ещё и чаем угостить. С пряниками.
— Ну ладно, пошли, — сказала Алла. — Но без чая. И да, можешь посмотреть… — она хихикнула. — Так сказать, для общего повышения тонуса.
— Это точно. Эндорфин, серотонин и дофамин лишними не будут, а при виде голых женщин они у мужчин вырабатываются в конских дозах.
— Что вырабатывается?!
— …и ещё окситоцин, но я не уверен, что он необходим в данный момент, — я улыбнулся в ответ на её замешательство. — Это гормоны, они за счастье отвечают. Секретные данные, за ними все разведки мира охотятся.
— Слушай, а ты точно на первом курсе учишься? — с подозрением спросила она.
— Точно. Точнее не бывает.
Этот разговор начал меня немного напрягать. Испуганная Алла была не так назойлива, она не отвечала на каждую мою реплику и не требовала, чтобы я поддерживал разговор. Но я не мог оставить её в том состоянии, в котором она хотела от меня сбежать, хотя сейчас мне больше всего хотелось, чтобы она как можно скорее ушла к своей Ирке. У меня от неё мозг буквально плавился, как активная зона аварийного реактора… Черт! Два чёрта!! Три чёрта!!!
Чернобыль же через два года!
Я полностью забыл про Аллу и её заскоки, а мысли лихорадочно заметались, перескакивая с одной темы на другую, не в силах задержаться на чём-то одном. Какой нафик «Тетрис»?!! Тут скоро будут Чернобыль, Чернобыль и снова Чернобыль. Уже есть Афганистан. Через несколько лет меня вместе с остальным человечеством ждут падение Берлинской стены, Казахстан, Чернобыль, Тбилиси, Рига, Вильнюс, Форос, Чернобыль, Форос, Тбилиси, Шахты… стоп! Не Шахты, а Чикатило! Его же как раз сейчас ищут, и интенсивно — двоих уже даже расстреляли, но убийства не прекратились. Ну и Чернобыль, конечно. Сидеть и ждать, когда там решат провести тот злосчастный эксперимент? Но что и, главное, кому я должен рассказать?
— Ты чего?
Я и не заметил, как Алла подошла ко мне. Она легонько коснулась ладонью моей щеки, но я почему-то подумал, что она собиралась залепить мне пощечину — со всей силы, чтобы вернуть в реальный мир, но не успела, я вернулся самостоятельно. Правда, я и так был в реальном мире, но немного не в том, к которому привыкла эта девушка. В нём не было места для студенческих пьянок и проблем молодежного блядства, зато было очень много работы для марвеловских супергероев, признанных всем миром — кроме СССР и других соцстран — спасителями человечества и избавителями от различных жопных ситуаций.
— А что? — ответ прозвучал довольно глупо.
— Ты словно в обморок собрался упасть, у тебя глаза закатились, лицо побелело… — пояснила Алла и тыльной стороной ладони коснулась моего лба. — Температура вроде нормальная.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я взял её за ладонь и зачем-то поцеловал её в запястье. А потом с удовлетворением ощутил, как она выдергивает свою руку из моего захвата. «Смущается».
— Я здоров… ну, насколько может быть здоровым студент в наше время, — неуклюже пошутил я. — Нет, правда, всё в порядке. Пойдешь переодеваться?
— Пойду, — твёрдо сказала она. — Только ты смотреть не будешь!
Я едва не схохмил — мол, было бы на что смотреть, — но вовремя прикусил язык.
— Как прикажешь, — я изобразил легкий поклон.
— Ох, перестань уже!
Честно говоря, смотреть у Аллы и правда было не на что — девушка была тощенькой и мосластой, с выпирающими в самых неожиданных местах косточками и полным отсутствием жировой ткани там, где это было необходимо. В общем, не мечта поэта. Но я так легко отказался от бесплатного зрелища совсем по другой причине — мне дико, прямо-таки до безумия захотелось остаться одному. Пепел Чернобыля стучал мне в сердце и требовал срочно обдумать все воспоминания из будущего, которые я смогу вытащить из своей головы. Алла этому только мешала.
— Трусы ещё мокрые, — пожаловалась она, когда вышла из ванной — уже в своем халатике на больших перламутровых пуговицах.
— Я не нашел этикетку с составом и решил не рисковать, на веревку повесил, не на полотенцесушитель, — объяснил я.
— Этикетку я специально срезала, попу натирала, — она хмыкнула и посмотрела озорным взглядом. — Но вообще они не плавятся. Что ж, спасибо тебе за заботу, ласку и понимание. Пойду я, ещё увидимся.
— Конечно.
Алла неловко махнула рукой — и вышла из тесного тамбура.
Не знаю, ожидала ли она, что я буду её останавливать, но делать этого я точно не собирался. Во мне бурлили исторические факты, которые требовали неких действий — я ещё не представлял, каких именно, но явно активных и плодотворных. Даже самая красивая женщина в мире— а Алле было далеко до этого звания — не смогла бы сейчас отвлечь меня от плана создания лучшего будущего. В конце концов, именно таксисты точно знают, как оно должно выглядеть.
ПС: следующая часть в понедельник
Глава 4. Эчпочмаки
От автора: Потерпите ещё немного, это я ручку расписывал
— Это в честь чего такое изобилие, брат?
Жасым появился ровно в шесть — сразу после окончания пар он обычно направлялся в общежитие, никуда не сворачивая по пути. И был Казах один — вот Дёма как раз мог и загулять, поскольку пятница, и завтра занятий не предусмотрено.
— Аллах послал, — ответил я, намазывая маслом свой бутерброд.
С картошкой я промахнулся — вернее, не учел при готовке наличие ещё одного голодного рта в виде свалившейся на меня Аллы. Так что четыре порции — две себе любимому и по одной соседям — внезапно съежились до каждому по одной. Ел я давно — готовкой занимался после возвращения из магазина, общения с комендантом и перетаскивания тяжелых предметов, а потом лишь с грустью наблюдал, как вкусная еда исчезает в небольшой по размерам девушке. Справиться с чувством голода мне помогли бутерброды с докторской колбасой, но их неожиданно потребовалось много.
— А серьезно?
— Я серьезно, — ответил я. — К коменданту сходил, она выделила кое-что полезное…
— Кое-что? — Жасым с недоумением оглядел преобразившуюся комнату.
Доброта коменданта, конечно, не была безграничной. Но зато у нас теперь имелось целых четыре стула, три из которых — по моей задумке — можно было использовать в качестве склада носильных вещей. За свою долгую и частично холостяцкую жизнь я привык скидывать уличную одежду на подобные стулья или табуретки, ну а Жасыму и Дёме только предстояло приобрести подобный навык. Если не проникнутся, будут сами себе злобными буратинами.
Также наше благосостояние увеличилось на пару удлинителей и ещё одну дополнительную лампу, несколько запасных лампочек — оказалось, что их не надо покупать самим, а можно менять у того же коменданта. Кроме того, у нас появился маленький складной утюг — комендант сказала, что его забыл какой-то командировочный и на балансе он не числится, но она рассчитывает на нашу порядочность. Я заверил её, что не подведу, хотя сильно сомневался, что Вера Павловна вспомнит об этом утюге уже через неделю. Хотя кто знает, как сильно тренирована память у комендантов студенческих общаг.