поправляя на поясе большой охотничий нож, придающий охотнику устрашающий вид. — Теперь, пока дождешься собак, глаза на лоб повылазят.
— Это же не твои дворняги, — бросает Осетров.
— У тебя не лучше!
Тыщенко осуждающе смотрит на них: разве можно на охоте спорить? Он поджимает нижнюю губу и пронзительно свистит. Через несколько минут начинает приближаться треск в камышах. Первым выскакивает Звонок, потом Будим. Высунув голову из зарослей, смотрит на охотников Барс. Трезора не слышно.
И неожиданно почти совсем рядом частый, злой лай Трезора. Свора бросается к нему, начинает метаться на месте, радостно лая.
— Ка-бан! — рявкает Тыщенко и бежит в чащу.
Осетров первым выскакивает на полянку. Посреди нее на высокой из накошенного камыша лёжке сидит кабан. Резко водя из стороны в сторону длиннорылой мордой, он не спускает злых глаз с Барса, сердито и угрожающе клацает челюстями. Взблескивают большие белые клыки.
Звонок с разбегу влетает в лёжку позади зверя. Тот резко вскакивает. Звонок прыгает от него, в воздухе переворачивается через голову, шмякается о землю, вскакивает на ноги и еще азартнее облаивает кабана.
Осетров вскидывает ружье, но зверь стоит к нему головой, стрелять почти бесполезно — лобовая кость кабана очень толстая, пуля может срикошетить.
Зверь увидел охотника, прыгнул из лёжки. В два прыжка пересек полянку и скрылся в зарослях. Свора азартно метнулась за ним.
На обширной поляне Будим догоняет кабана, сзади хватает его волчьей пастью за ляжки. Зверь крутнулся, сел, защищая уязвимое место. Быстрый Звонок, разгоряченный погоней, увидя кабана, падает на зад, стопоря ход. Кабан кидается на него. Звонок прыгает в сторону, увертывается от сверкнувшего вблизи клыка. Но сзади зверю вгрызаются в гачи Барс и Будим. Оставив убегающего Звонка, кабан бросается за Барсом. Тот на мгновенье оглядывается, чтобы сориентироваться, запутывается в подмятых камышинках, спотыкается и в ту же секунду, страшным ударом клыка распоротый чуть ли не пополам, взлетает в воздух. Зверь, свирепо сопя и клацая мощными челюстями, застыл на месте, поводя налитыми дикой злобой глазами, ждет нового нападения. Свора окружила его со всех сторон, бросается на него.
На поляну выбежал Тыщенко. Вскинув ружье, стреляет. Раненый кабан прыгает вперед, подминает под себя замешкавшегося Звонка, тот жалобно визжит под огромной тушей, раздавленный. Зверь вскакивает на ноги, разворачивается волчком, стараясь сбросить вцепившегося в него Будима. Разъяренный, тот не отрывается, и кабан вновь плюхается на зад. Трезор наскакивает на него, цапнув за ухо, мчится к показавшемуся на поляне Орешину, увлекая на него зверя. И кабан кидается вдогонку.
Орешин, видя только разъяренного зверя, не целясь бьет в него. Пуля перебивает заднюю ногу кабану, но и на трех ногах он стремительно приближается. Забыв о втором заряде, Орешин, убегая, кричит что есть мочи:
— Стре-ляй! Стре-ля-ляй!
Ни Тыщенко, ни Осетрову нельзя стрелять — за кабаном охотник. Орешина почти настигает кабан, но на него наваливаются собаки, терзают его сзади. От нестерпимой боли он садится, разворачивается и, видя убегающего Трезора, вновь кидается за ним. Тот ведет зверя на Тыщенко. Владимир Иванович приготовился к выстрелу: чуть подался вперед, поднял ружье к плечу, настороженно держит зверя на мушке. Напряженно ждет. Остается десять, восемь… пять метров! Гремит выстрел… кабан прыгает!
У Тыщенко белеет лицо, но он не теряет самообладания. Зверь до него не достигает, приземляясь, падает на зад, одна нога у него перебита. Владимир Иванович ждет, когда кабан мотнет головой в сторону, чтобы ударить в шею.
Осетров, думая, что Тыщенко грозит опасность и что ему уже нечем добить зверя, в два прыжка приближается к кабану, стреляет в упор. Зверь бросается в сторону, сбивает с ног Осетрова, он отлетает, роняя ружье.
Владимир Иванович внимательно следит за всем, не двигаясь. Кабан вновь встает и надвигается на распластанного недалеко Осетрова, наконец-то подставляя шею под выстрел. Тыщенко бьет, зверь падает. Трезор и Будим остервенело рвут его.
Зябко поеживаясь и пряча глаза, Орешин подходит к поднявшемуся Осетрову. Он, поохивая от боли, растирает зашибленную кабаном ногу. Тыщенко оттаскивает от зверя Будима, зажимает его между колен. Достает из шапки длинную толстую иглу с суровой ниткой и начинает зашивать рану, что-то говоря Будиму. Тот, повизгивая от боли, все же ласково машет хвостом. Оправившись от испуга, Орешин обращается к Осетрову:
— Я напишу записку своему заму… он даст лошадь. — И кивает на добытого кабана и раненого Будима: — Доставить надо… Сходи, ты помоложе всех.
— Сходить, конечно, придется, — посмеиваясь, отвечает Осетров. Потом смотрит на Орешина, на поверженного вепря, с сожалением замечает: — Когда уж ты запомнишь, что от кабана в зарослях никто не убежит. Прыгай в сторону — бей вторым зарядом.
— Бросай ты эту охоту, Сазоныч, — отзывается Тыщенко. — Доведет она тебя до беды.
Кровно обиделся на охотников Орешин, но вепря больше не гонял, промышлял зайчишку да утчонку.
КОНДРАТ ХРУЩ
Обнаружив на небольшой косе, выдававшейся узкой полоской в море, кем-то искусно сооруженный скрадок, я устроился в нем ожидать рассвета. Казалось, никого рядом не было. Но вдруг совсем недалеко, будто на воде, вспыхнул огонек. Яркий язычок пламени выметнулся кверху, на секунду осветил корму маленького куласа, на ней человека, а когда отразился в воде, в море засветились и запрыгали два факелка.
«Охотник, надо уходить. Двоим здесь делать нечего, — подумал я, а потом решил: — Я первый занял скрадок, пусть он ищет себе новое место».
На лодке послышался стук, потом громко звякнуло крышка о чайник, и все затихло. Вскоре погас и огонек.
Прошел добрый час, я успел забыть о своем сопернике, как вдруг в полумгле зари разглядел приближающегося человека. Он быстро шел, иногда, разводя руками, приседал — видимо, что-то отыскивал. Я расслышал слова веселой песенки:
А я сам, а я сам,
Я не верю чудесам…
Вскоре он заметил меня и закричал:
— Эй, голова, чать, неудобно занимать чужой скрадок — Говорил он, явно налегая на букву «о». — Я не успел чайкю напиться, а ты тут как тут!
Я узнал его. Это был парикмахер Кондрат Хрущ, один из тех первых, кто почти лет за десять до войны приехал с верховьев Волги на Каспий строить рыбоконсервный комбинат в поселке Лагань. Человек неглупый, работяга, никогда не унывающий, а последнее редко встречается в наш торопливый и обремененный заботами век. Любитель поесть и почаевничать, он сам закупал на базаре и в магазинах продукты, помогал дома готовить обеды и ужины. В свободное время Кондрат нянчил многочисленных мальчишек, штопал одежду, стирал
