— Ну! — по-сибирски отозвалась-согласилась жена Никонова…
13
Молодые сидели за общим столом, но спиртного не пили.
— И правильно, — шептала мать, поглаживая руку сыну. — Воздерживайтесь… — И с мольбой во взгляде взглядывала на Льва Николаевича. Но тот, к счастью, надолго замолчал. Он сидел, опустив голову.
Чтобы было веселей, роль заводилы взял на себя Никонов. Смеясь тоненьким голоском, он вспоминал всякие забавные истории из времен строительства ГЭС, причем истории, где хотя бы косвенно восхвалялся Хрустов. Но Лев Николаевич и этого будто не слышал, по-прежнему безмолвствовал, как шкаф или, точнее, зеркальный шкаф, — на его измученном лице иногда смутно как бы отражалось кое-что из того, что происходило вокруг…
— Помнишь, на первое мая полез флаг на скале менять?.. Это было, когда ты с Галкой познакомился…
— К этому времени мы уже были в ссоре… — тихо уточняла жена Хрустова.
Илья — тоже характер. Слушал-слушал и несколько бранчливо, как отец, вдруг потребовал крепкого чаю. Мать сбегала на кухню и, мигом заварив, принесла. И сын молча пил, налегая на сладкое (на ватрушку со смородиной, которую испекла мама). И допив, перевернул чашку, деловито спросил у Никонова:
— Ну-с, а как дела на Дальнем востоке? Как рабочий класс?
Сергей Васильевич от неожиданности звонко-заливисто засмеялся. И глянул иронически на старшего Хрустова:
— Он у тебя тут кто, Ленин? Или Троцкий?
— Он у нас как папа в молодости, — нежно ответила мать. — Учит смыслу жизни всех, кого ни встретит. Недавно вот молодежь к нему местная привязалась, синяк поставила…
— А чего они пьяные фонари бьют? — буркнул Илья. — К девушкам пристают?
— Во! — продолжал хохотать Сергей Васильевич, влюбленно глядя на молодого парня. — Копия! Лёвка сам был таким!
— Я не был таким, — не выдержал Хрустов, но говорил тихо, будто через силу. — Да, мы верили в одно учение и разочаровались в нем. Других учений не знали. А у этих, что ни день, всё что-то новое… то дзен, то Вишну…
— Ну и что? — пробасил сын, вытирая салфеткой лоб. — Мир меняется, батя. Меняется и метр. И хватит об этом. Твой велосипед, вижу, стоит в коридоре. Я налажу. Но не торопи — вот подсохнет на улице. Сейчас ехал — на повороте занесло.
— Тебя на другом повороте занесло, — продолжал бурчать отец. И, не глядя, раздраженно пояснил Никонову. — Организовывает движение «Нарконет»… ну, в смысле нет наркотикам… А тут словами не возьмешь. Да еще в ночных переулках. Надо молодежь в военные отряды сколачивать.
— То-то пенсионеров ты колоннами по два водишь — еще более миролюбиво отозвался сын и улыбнулся невесте, которая ответила ему такой же нежной улыбкой.
— Ой!.. — Никонов перестал смеяться, съел ложечку варенья, ласково пропел Галине Ивановне. — Богоугодная смородинка! А я там храм построил.
— В смысле — церковь? — сдвинув брови, уточнил младший Хрустов.
— Ну, да. Небольшую… на свои кровные…
Лев Николаевич спросил, по прежнему не глядя на него:
— Сколько же ты зарабатываешь?
— Ну, не один же год я строил ее. Вот, орден мне Алексий вручил. Говорят, по телику показывали.
— А мы не видели!.. — расстроилась Галина Ивановна. — Так у тебя теперь два ордена?
— Ну, да. Светский… за заслуги перед отечеством… и особый крест… Но я тоскую по родным краям… — Он положил длинную руку на плечо Льву Николаевичу. — Меня же после Севера командировали заместителем начальника… Оказалось, наш опыт уникальный. Вот, стал руководителем ВостокГЭСстроя. Но все время ищу в газетах про наши Саяны, про Виру… про тебя, Лёвочка. — И он кивнул Хрустову-младшему. — Телевизионщиков привез, пусть покажут стране ее героев.
— Вас, конечно, первого? — баском уточнил Илья, протягивая руку к конфетке.
— Ну, какие же они оба кобры ядовитые!.. — воскликнул Никонов. И очень серьезно ответил. — Нет, прежде всего — твоего отца. Живая легенда. — И нажимая на плечо старшего Хрустова, успокаивая его, добавил. — Жаль, что сожгли вы летопись. Там, я думаю, была одна правда.
— Тонны бетона… переходящие красные знамена… — процедил старик Хрустов.
— А вот, говорят, была на стройке одна секретарша в красной юбке… — Илья обратился к Никонову. — Ее прозвали Переходящим красным знаменем.
Мать Ильи напрасно делала строгие глаза, пытаясь остановить сына.
— Ах ты, шкет! — залился пронзительным смехом Никонов. — Уж не на тебя ли, Таня, намекает добрый молодец?
— Сын!.. — окликнула мать. — Что ты такое говоришь?!
Татьяна Викторовна картинно улыбнулась во все белые зубы.
— Ну и что? — продолжил весело Никонов. — Была она, была секретаршей у трех начальников стройки. Их меняли, как перчатки, а вот Танечку не трогали — у ней память на лица, на факты — куда тебе магнитофон!
Гостья прикоснулась тонкими пальчиками в кольцах к руке молодого человека, который, наконец, смутился.
— Ну, рассказывай, рассказывай, Илюша. Что еще знаешь о нашей стройке?
— Ни фига, — покраснев до корней кучерявых волос, грубовато ответил юноша. — Только то, что в летописи читал. Я тупой.
— Ну уж, тупой! — воскликнула мать, вставая и садясь. — Золотые руки! Любые часы… да что часы — любую машину разберет и соберет!.
Никонов засмеялся, раскинул руки:
— А у нас там этих машин — море!.. везут из Японии… халтура! Только сядешь — встает колом… можешь фирму организовать! Станешь миллионером! Хочешь с нами — полетели?
Идея была новая, непродуманная. Илья хмуро переглянулся с родителями.
— Я понял! — И поднялся.
— Что, Илюша? — спросил Никонов. — Что понял, расскажи!
— Вы, дядя Сережа, прилетели разрушить нашу общественную жизнь. Вас, наверное, бывший обком партии вспомнил, он же областная администрация… пригласили вырвать, так сказать, взрыватель из смеси селитры с сахаром. Так, папа?..
Никонов со взвизгом рассмеялся. Старший Хрустов молча, исподлобья глядел на сына. Наверное, ему нравилось поведение Ильи, но все же он встал на защиту Сергея Васильевича.
— Насмотрелся телевидения. Сергей у нас был лучший стропальщик. За друзей стоял горой! А сюда залетел по дороге домой…
Хоть Никоновы при этих словах и улыбались, было видно, что вздорная фраза Ильи их задела.
Все это время Инна-маленькая и ее отец также молчали, обмениваясь ласково-печальными улыбками, которые можно был понять так: мол, ну что же поделаешь, характеры!
— Илья Львович, — мягко отозвался, наконец, Сергей Васильевич. — Ты не прав.
Лев Николаевич протянул дрожащую рюмку с капелькой на дне к рюмке Сергея Васильевича, тот тронул своей рюмкой рюмку молчавшего Туровского, и старшие мужчины выпили. Затем Сергей Васильевич поднялся:
— Дети, я думаю, на плотину не поедут… дождь и ветер… А мы готовы.
Туровский кивнул и позвонил по сотовому телефону. Инна-маленькая выпорхнула из-за стола, нежно прошелестела:
— Спасибо. Мы надеемся, все вы будете на нашей свадьбе, — Илья пропустил ее вперед, и торжественная троица покинула квартиру Хрустовых.
Галина Ивановна только и успела чмокнуть в дверях сына. Старик Хрустов тоже дернулся было вослед, чтобы что-то, наконец, сказать, может быть, крикнуть, но Галина Ивановна мигом вернулась к нему, положила руку ему на шею, как давеча, и ноготками почесала за ухом: мол, помолчи, ради бога.
14
Через несколько минут наша честная компания, подгоняемая неуёмным Никоновым, выехала на «Ландкрузере» директора к месту назначенной с тележурналистами встречи.
Пока машина летела сквозь ливень по городку и далее по береговому шоссе, гигантская стена плотины медленно и неуклонно поднималась над людьми, а когда мы ступили на каменную землю и задрали головы, она уже затмила половину неба.
— Голова кружится… — прошептала, улыбаясь, Татьяна Викторовна, еле удерживая над собой дергающийся красный зонтик. Галина Ивановна обняла подругу. Их юбки и кокетливо повязанные шарфики рвал сырой ветер.
Бледный, сутулый Хрустов держался в стороне. Он, как я понимаю, еще никак не мог опомниться после ошеломляющей новости о женитьбе сына, да на ком?.. На дочери Туровского.
Между тем дождь ненадолго сбавил силу, тучи бежали рваные, но здесь, у бушующей воды, все равно было темно и знобко.
Берег, казалось, дрожит от торжествующего гула работающей реки.
К приехавшим приблизились что-то крича, с телекамерами, обмотанными прозрачной пленкой, бородатые, еврейского или грузинского вида молодые люди и девица в свитере и джинсах, с сигареткой в зубах. С ними был и низенький Туровский, он с улыбкой показал в сторону Никонова.
Сергей Васильевич кивнул, встал спиной к плотине и, раскинув руки, как Христос на кресте, завопил:
— Снимайте! Это мы ее построили! Лёва, Валера, я… Галя, Таня… Алеша… ну и еще, конечно, тысяч двенадцать народу…
