Конфликт между понятием еврейской нации и религиозного меньшинства проявился на заре сионизма. В Великобритании той поры сионистами были главным образом простые люди, недавние иммигранты из России. Напротив, более «англицизированный» истеблишмент не хотел раздваиваться в своих национальных симпатиях. Два главных института, представлявших этот истеблишмент (Комиссия депутатов и Англо-еврейская ассоциация), выступили единым фронтом и опубликовали в газете «Таймс» (24 мая 1917 года) совместное письмо, в котором их президенты четко декларировали антинациональную позицию:
В нашей стране эмансипированные евреи считают себя прежде всего религиозной общиной и всегда основывали свои притязания на политическое равенство с согражданами иных верований именно на этой предпосылке, а также на ее следствии: что в политическом смысле у них нет отдельных национальных идеалов. Для них иудаизм – религиозная система, к которой их политический статус не имеет отношения. И они утверждают, что как граждане стран, где они живут, они полностью и искренне отождествляют себя с национальным духом и интересами этих стран[32].
Примерно полгода спустя британское правительство одобрило декларацию Бальфура, выражавшую поддержку сионистскому плану создания национального очага для еврейского народа в Палестине. Делалась следующая оговорка: «Ясно подразумевается, что не должно производиться никаких действий, которые могли бы нанести вред правам и политическому статусу евреев в любой другой стране».[33] Декларация Бальфура отдавала дань глубочайшим противоречиям, которые существовали в то время между сионистами и антинационалистскими евреями в Великобритании и других странах. Хотя с ходом времени и достижением сионистских целей, антисионизм в еврейском истеблишменте Запада заглох, доныне есть сильная тенденция подчеркивать, что евреи лояльны государствам, гражданами которых они являются.
Индивидуализм
На противоположном конце спектра мы находим совершенно иной противовес сильному упору на нацию в классическом иудаизме. Он состоит в подчеркивании роли личности. Идея нации требует подчинять интересы индивида интересам общества в целом. Один из ярких примеров этого конфликта относится к периоду политической эмансипации. Наиболее ярким его проявлением служат знаменитые слова графа Станислава Клермона-Тоннера, революционера и сторонника еврейской эмансипации, сказанные в Национальном собрании Франции в ходе споров о праве евреев иметь французское гражданство: «Евреям как нации – никаких прав, евреям как личностям – все права» (23 декабря 1789 года). Иными словами, выгоду от эмансипации евреи получат, если откажутся от притязаний на то, чтобы с их народом обращались по-особому. Вопреки энергичным усилиям раввинов и мирянских вождей общины, очень многие евреи на протяжении последующих двух веков поддались этому искушению.
В этом случае конфликт между нацией и личностью обозначен в самой острой и крайней форме. Это не обязательно, однако определенное противоречие между личностными интересами и государственным требованием повиновения неизбежно. Платон пытался решить проблему, доказывая, что подлинную свободу личности можно обрести лишь в контексте мудрых законов государства, и его философия сильно повлияла на иудаизм. Многие усматривали в библейском законе тяжкое бремя, наложенное на народ Израилев. Еще древний комментатор привел такое сравнение: Бог взял гору Синай, – она символизирует божественное законодательство, – и завлек народ под нее. Впрочем, один хитроумный проповедник объяснял, что текст поняли неверно: Тора не говорит, что слово Божие было «высечено» («харут») на каменных скрижалях, но что свобода («херут») была на каменных скрижалях (Исх 32:16). Послушание закону есть подлинная свобода: закон Божий, как его понимает раввинистическая традиция, не сковывает, а освобождает, тогда как свобода в обычном человеческом понимании – лишь разновидность рабства[34].
Эта точка зрения очень характерна для раввинистического иудаизма, но в средневековье ей бросило вызов движение караимов. Из Ирака оно распространилось по всему Ближнему Востоку, а впоследствии обрело силу в Европе. Караимы отвергали раввинистическую традицию и призывали вернуться к непосредственному прочтению Библии. Само слово «караимы» происходит от еврейского глагола «кара» («читать») и соотносится со словом «Микра» («Писание»). Караимы не только придавали значимость общинному консенсусу, но и настаивали на личном суждении каждого.
Индивидуализм проявлялся и в личном благочестии, которое засвидетельствовано в Библии, особенно в Книге Псалмов, да и во всей истории иудаизма. Особенно значим он в мистической традиции, Каббале и хасидизме.
Рассеяние
Иного рода угрозу представляет для нации физическое рассеяние. Оно отличало еврейский народ на протяжении большей части его истории. Казалось бы, для формирования и сохранения национальной идентичности необходимо сосредоточение на одном месте. Однако, если задуматься, есть несколько народов, пребывающих в широком рассеянии. В случае с евреями скитание и рассеяние стали восприниматься почти как неизбежная составляющая истории. Эти факторы занимают важное место и в представлениях еврейского народа о самом себе. Как народ может пережить такое рассеяние?
Внимательное изучение раввинистической литературы показывает, что существовали два основных подхода к рассеянию. Между ними даже прослеживается определенная диалектика. С одной стороны, «рассеяние нечестивых – благо им и благо миру, но рассеяние праведных – несчастье им и несчастье миру»[35]. С другой стороны,
Рабби Элиэзер сказал: Бог рассеял Израиль среди народов с единственной целью, чтобы они обрели многих прозелитов. Рабби Хошайя сказал: Бог оказал Израилю милость, рассеяв его среди народов[36].
Слово «диаспора» восходит к греческому глаголу, означающему «сеять семя» (ср. слово «споры»: оно происходит от того же корня). Поэтому диаспора может быть осмыслена в положительном смысле: как земледелец сеет семя, желая собрать обильный урожай, так Бог рассеял народ, чтобы появились прозелиты. Этот подход должен был стать противовесом более распространенной точке зрения – она есть и в Библии, и в последующей иудейской традиции, – согласно которой, рассеяние означает плен и наказание.
В раввинистической литературе можно найти упоминание еще об одном плюсе рассеяния. Он связан с жестокостью римского владычества. «Бог знал, что Израиль не сможет вынести жестокость Эдома [Рима], поэтому изгнал его в Вавилон». В Вавилоне – мир и богатство, и евреи могли посвятить себя изучению Торы. Кроме того, рассеяние снижает вероятность того, что народ будет уничтожен гонениями: если их в одном месте уничтожат, в другом они выживут[37].
Позитивная оценка рассеяния встречалась в разные века, хотя и не была основной: гораздо больше текстов протестуют против изгнания, с надеждой и в молитве уповая на его конец. Антисионизм либерального и ортодоксального иудаизма существенно упал после создания государства Израиль, но богослов Игнац Мейбаум, активно выступавший за священную еврейскую миссию быть «светом народам», объявил в одной из проповедей 1956 года:
Сионистская догма о конце диаспоры выброшена на свалку истории. Государство Израиль – не преемник диаспоры, но неотъемлемая часть ее. Как народ диаспоры, мы можем существовать лишь как священническая нация, а не политическая. Государство Израиль есть возлюбленная, но глубоко уязвимая часть диаспоры[38].
В новое время положительное отношение к диаспоре было присуще, например, Семену Дубнову. Дубнов не рассматривал ее в негативном свете, а видел в ней естественное и органическое развитие человеческой истории. Он замечал, что еще во время владения Землей Израилевой евреи основывали другие центры – в Вавилонии, Египте, а впоследствии по всему греческому миру. Тем самым, они прокладывали путь другим народам, переходя от земли и государства к наднациональному существованию в мультиэтнических сообществах[39].
Фрагментация
Опасность фрагментации сходна с опасностью рассеяния, но несколько иного плана. Дело в том, что единство евреев – это миф. Еврейский народ очень разнороден по своему составу. Как мы уже сказали, в ряде городов существуют разные синагоги для сефардов и ашкеназов, поскольку эти общины считают, что у них недостаточно общего, чтобы вместе совершать богослужения, хотя и с готовностью соглашаются, что верят в одного и того же Бога и не имеют вероучительных расхождений. Однако это лишь верхушка айсберга. Евреи отличаются друг от друга по этническому и географическому происхождению, религиозной деноминации и социальному классу. Даже в государстве Израиль, где затрачиваются колоссальные усилия и средства для сплочения евреев в единое и однородное общество, различия хорошо заметны. В каком-то смысле фрагментация представляет собой одну из серьезнейших угроз нации, особенно в свете несмолкающих споров о том, как определять еврейскую идентичность. Уже были болезненные конфликты из-за разных мнений о еврейском статусе таких групп, как самаритяне, караимы и эфиопские евреи, но в будущем еще предстоит разбираться с разным подходом реформистского и ортодоксального раввинатов к еврейской идентичности (в частности, прозелитам и лицам, имеющим лишь одного еврейского родителя). В Израиле разных определений еврейства придерживаются государство и ортодоксальный раввинат.
