Пытаясь проникнуть в национальный менталитет французов, исследователь вряд ли отнесет их к романтикам, к сентиментальным личностям, и, тем не менее, они совершают немало романтических поступков. Но даже это они делают в своем прагматичном, откровенном стиле, «задирая» весь мир в лучших кинофильмах блестящих режиссеров. Начиная с «Набережной туманов», продолжая «Мужчиной и женщиной», шокируя призывом «Приготовьте ваши носовые платки».
Конечно, Николай погорячился, когда объяснил Анне свое поведение в тот вечер на бульваре словами «Весна, Париж!..». Настоящая весна начинается, когда в город приходит тепло, ближе к концу апреля и длится до начала второй половины июня. Парижанки становятся более раскованными в выборе своих туалетов, взгляды мужчин – пытливыми, острыми в их оценке.
Один из самых верных признаков прихода стабильно хорошей погоды в Париж – появление столиков на тротуарах возле всех кафе без исключения. Хотя кто-то продолжает брюзжать по поводу погоды – то по утрам холодно, то потом к полудню становится почти жарко. А если солнышко начинает греть чуть сильнее, то найти свободное место становится все труднее. Кто-то сидит, просто наслаждаясь погодой, кто-то – обществом приятной собеседницы или собеседника, а кто-то просто «лорнирует» проходящих мимо девушек, воздавая должное изящной стройной фигурке. При этом, конечно, ни у кого нет лорнета, давно вышедшего из моды и оставшегося разве что в театре, в старых пьесах.
После окончания рабочего дня все труднее отыскать свободный столик. Мужчины составляют большинство, оккупируя пространство, чтобы выпить пива и поговорить о футболе, который уже закончился и можно лишь высказать мнение о том, что звезды стали не те, а тренеры перестали отрабатывать свои гонорары. Потом начинают ругать компьютеры, от которых невозможно оторвать молодежь, перетекают плавно к политике, ругая, что вполне естественно, правительство не только свое, начиная с президента, но и американское, которому, по большому счету, наплевать на весь остальной мир. И по привычке со времен СССР – теперь уже правительство русское. Словом, нормальные вечера приходят в город.
Но не это главное. В Париже наступает время всеобщего пробуждения чувств.
* * *
1814 год. Предместья Парижа, 29 марта.
…Через четыре дня после победы при Фер-Шампенуазе стремительный авангард под командованием генерала Раевского вышел на позицию, с которой открывался дальний вид на столицу.
Отряд, в который входили десять казачьих полков, под командой генерал-лейтенанта Александра Ивановича Чернышева, не пошел на Париж, командование опасалось, что Наполеон поймет, где таится главная для него опасность, и бросится спасать столицу. Остановить его должны были русские арьергарды – корпус генерала Сакена.
Неожиданно эскадрону поручика Васильчикова была дана команда подтянуться к основной армии. Неподалеку от города стали на бивуак. Андрею с его эскадроном был предоставлен отдых, чтобы собраться с силами и, если понадобится, поддержать передовые отряды, уже вступившие в бой на Монмартре. Защищали город остатки корпусов Мармона и Мортье и национальная гвардия, которую «усилили» парижские студенты, готовые разрыдаться возле орудий, понимая свое бессилие.
К Александру начали прибывать парламентеры, но все вели лишь какие-то пустые разговоры. Царь начинал терять терпение.
30 марта русские войска пошли штурмом на Белльвильские высоты и Монмартр. Сражение, в котором главным был русский третий корпус, началось в семь утра. Появились первые убитые и раненные, французы сражались отважно, но все-таки отступили, слишком неравны оказались силы. Скоро Белльвиль был взят.
В одиннадцать часов маршал Мармон известил Жозефа Бонапарта – брата Наполеона, что не может держать оборону, а потому и предупредить взятие Парижа неприятельскими войсками.
К Александру в течение дня приходили сведения – сообщали, что Наполеон спешит форсированным маршем, чтобы ударить в тыл русским войскам. Но генерал Сакен со своим корпусом находился позади основных частей, чтобы при французской атаке отразить ее.
Наконец, к Александру прискакал адъютант с рапортом, что монмартрские высоты взяты корпусом графа Ланжерона. На самом деле чуть раньше четырех часов пополудни авангард Ланжерона, которым командовал генерал Рудзевич, построенный колоннами для атаки, пошел на приступ последних позиций на Монмартре, и французы бежали.
Теперь прибыли парламентеры, чтобы капитулировать, не торгуясь.
Ближе к вечеру 30 марта в расположение резерва прискакал посыльный из штаба – перемирие заключено, надо готовиться к вступлению в Париж. Потому лошадей чистить, самим быть в порядке, эскадрону в составе эскорта во главе с Барклаем де Толли предстояло сопровождать императора.
«Мы расположились на бивуаках, упираясь левым крылом в Белльвиль – записал в своем дневнике Андрей Васильчиков. – Ночью много парижанок посетило наш лагерь. Потом кто-то говорил, что они хотели нас ублажить, чтобы мы не спалили Париж в отместку за Москву. Никто и не думал о том, чтобы так-то мстить французам. Все-таки людям Наполеона удалось запугать парижан».
* * *
Париж, 2009 год.
Это было почти невероятно – Аня и Николай чувствовали, что не просто не мешают друг другу, но, больше того, вместе им стало гораздо приятнее проводить время. Каждый занимался своим делом, они не задавали лишних вопросов, понимая, что разобраться в тонкостях процесса диффузии газов не сможет Анюта, а нюансов внешней политики Франции в еще не столь давние шестидесятые годы не знает Николай. И это нормально.
Небо над Парижем было по-весеннему лазорево голубым. Время от времени откуда-то наплывали небольшие тучки, выплескивая скупыми пригоршнями на город легкий дождь. Капли были настолько мелкими, что мужчины в пиджаках или куртках могли позволить себе их не замечать. Только женщины реагировали на них незамедлительно, опасаясь за свои прически.
* * *
30 июня Анне позвонила Мюриэль и предложила составить ей компанию в походе… на кладбище.
«Да не волнуйся ты так, никого хоронить не надо! Четвертого июля – День независимости США. На рю де Пикпюс традиционно соберутся многие сотрудники посольства США, будет посол, будут специальные посланцы правительства, чтобы возложить цветы, венки и ленты на могилу генерала Лафайетта, почитаемого как национальный герой, что в Америке, что во Франции! – Мюриэль быстро ввела ошарашенную девушку в историю вопроса. – Генерал завещал похоронить его в земле, привезенной из США, но рядом с женой, умершей в 1807 году, и ее родственниками, казненными во время французской революции 1793 года. Там будет много интересных полезных людей. Ну, конечно же, живых, – рассмеялась Мюриэль наивному вопросу Ани. – От такого приглашения нельзя отказываться!» – закончила Мюриэль краткий курс из французской истории.
Тот, кто думает о своем карьерном будущем, от таких приглашений действительно не отказывается, тем более что после этого будет приглашение на прием в посольстве. Анна согласилась и стала думать о том, в чем пойти и как успеть привести себя в порядок за время между кладбищем и вечерним приемом.
На кладбище, которое было похоже на красивый парк – недоставало только скамеек – оказалось много приглашенных гостей. Дипломаты в традиционных синих костюмах, хотя и из легкой ткани, в рубашках с галстуками, были больше американскими. Мюриэль с ходу познакомила Анну с некоторыми своими знакомыми. Один из них задержался возле девушек. Вдруг откуда-то из глубины, а вернее, от того места, где уже была засыпана цветами и украшена лентами могила генерала, раздался зычный возглас рапортующего: «La Fayette, we are here! (Лафайетт, мы здесь!)» И зазвучал американский гимн.
– Эта традиция началась в 1917 году, когда сюда приезжал генерал Першинг, – разъяснил Ане американский дипломат. – Тогда после речи генерала полковник Стэнтон и объявил: «Лафайетт, мы здесь!» С тех пор здесь всегда поднят американский флаг, даже немцы во время оккупации не решились его снять.
– У меня есть приглашение на сегодняшний прием, а у моей подруги нет, – бесхитростно начала Мюриэль. – Мы можем что-нибудь сделать для нее?
– Трудно! Но, впрочем, подождите, вон там стоят вместе шеф службы безопасности и шеф протокола. Попробую что-то для вас сделать, – после этих слов американец прошел ближе к основной группе официальных лиц.
– Я не уверена, что у него что-то получится, – спокойно сказала Мюриэль. – Но пусть пока испытает чувство неловкости. Зато в будущем у нас будут все приглашения на интересные приемы.
Атташе как раз возвращался к ним с кислым видом. Роль «всемогущего» ему явно не удалась.
